Иван Стаднюк - Меч над Москвой

• Название: Меч над Москвой
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"Приезжайте с товарищем Кузнецовым. Будем советоваться. - Положив трубку на аппарат, Сталин весело посмотрел на Молотова и, будто упрекая его, сказал: - А ты говоришь, чтоб Сталин сам бомбил Гитлера! Есть более умелые люди! Думают вместе с нами!"

"Да, задача архитрудная. Интересно, как они будут ее решать? - Молотов повернулся к политической карте Европы, висевшей на стене кабинета. - Ведь от Ленинграда до Берлина вряд ли можно дотянуться..."

Вскоре в кабинет Сталина вошли маршал Шапошников и нарком Военно-Морского Флота Кузнецов. Здороваясь с ними, Сталин и Молотов залюбовались по особому ладной фигурой Кузнецова, его черной морской формой. Тридцатидевятилетний нарком выглядел моложе своих лет, хотя его лицо было усталым и напряженным. Ведь предстояло принять решение, которое выполнить далеко не просто.

Сталин высоко ценил адмирала, особенно после того, как тот сумел уберечь Черноморский военный флот от первых налетов немецкой авиации. И, подчеркивая свое душевное расположение к нему, с мягкостью в голосе сказал:

"Ну докладывайте, товарищ Кузнецов. Будем внимательно слушать и взвешивать".

Кузнецов вначале сделал краткий обзор положения на флотах, а затем развернул на столе карту Балтийского моря. На ней была прочерчена красным карандашом жирная прямая линия, соединявшая остров Эзель и Берлин.

"Далеко смотрел в будущее Петр Великий, - словно про себя сказал Сталин, - добиваясь присоединения к России Моонзундского архипелага. Очень важный форпост нашего западного побережья!"

"Жалко, не успели мы, товарищ Сталин, завершить там строительство береговой обороны, - сказал Кузнецов. Отстегнув от жесткого угла карты целлулоидную линейку с насеченными на ней сантиметрами и дюймами, он постучал ею по побережью Эзеля, очертания которого напоминали черепаху. Сейчас изо всех сил стараемся наверстать упущенное".

"Много у нас упущений". - Сталин подавил вздох, понимая, что на слабо защищенных островах Моонзунда базировались советские подводные лодки, эсминцы, торпедные катера, самолеты.

Они были для Германии костью в горле, мешающей снабжению ее войск группы армий "Север". Поэтому немцы спешно опоясали Моонзундский архипелаг минными заграждениями, используя силы своего легкого флота, а сейчас готовились к решительной операции по овладению островами. Разведка доносила, что для решения этой задачи кроме пехотных соединений, артиллерии и авиации были подготовлены немецкие крейсеры "Эмден", "Лейпциг", "Кельн" и финские броненосцы береговой обороны "Ильмаринен" и "Вейнемайнен". Надо было спешить с воздушным нападением на Берлин!

"Генерал Жаворонков предлагает сгруппировать наши дальние бомбардировщики на аэродроме Когул, - начал пояснять адмирал Кузнецов, указывая линейкой на остров Эзель. - Взлетная полоса там, правда, грунтовая, длина ее не вполне подходящая, но есть возможность удлинить полосу... От Когула до Берлина и обратно - 1760 километров - расстояние для ДБ-3 вполне преодолимое..."

"Дерзко, очень дерзко задумано, - произнес Шапошников, глядя на карту с противоположной стороны стола. - Учитывая, что немцы охватили Таллин, и остров Эзель, в общем-то, находится у них в тылу!"

В кабинете на минуту воцарилась знобкая тишина. Ее нарушил адмирал Кузнецов:

"Разрешите продолжать? - Не дождавшись ответа, он заговорил: - Для осуществления первого удара по Берлину генерал Жаворонков решил взять из состава военно-воздушных сил нашего флота две эскадрильи лучших экипажей, летающих ночью".

"Предполагаются и последующие налеты?" - хмуро, но с надеждой спросил Сталин.

"Конечно, товарищ Сталин, если задуманное нами окажется осуществимо. Первая попытка покажет..."

"Тогда надо готовить и другие экипажи, хотя бы еще две-три эскадрильи, - сказал Сталин и, отойдя от карты, взял со своего рабочего стола зеленую папку с донесениями разведки. Подавая документы маршалу Шапошникову, сказал: - Тут точно обозначена часть военных объектов Берлина, которые следует бомбить. А что касается крупповского завода в Эссене, то он для нас пока недосягаем. Может, англичанам пригодится?.. - Затем остановился перед Кузнецовым: - Ставка утверждает ваше предложение о бомбардировках Берлина... Вам же лично и отвечать за выполнение операции... А руководить ею вы должны поручить, полагаю, товарищу Жаворонкову".

"Конечно, товарищ Сталин. Жаворонков - автор плана операции..."

12

Самолет приземлился на посадочную полосу Архангельского аэропорта и, развернувшись, подрулил к железным воротам, за которыми начиналась дорога в город. Молотов увидел в иллюминатор, что его встречала небольшая группа военных в армейской и морской форменной одежде. Порывистый ветер заламывал полы их шинелей, срывал с голов фуражки, и военные придерживали их руками, будто отдавая честь приближающемуся воздушному кораблю.

Когда Молотов вышел из самолета и ступил на трап, ветер и с ним сыграл злую шутку, смахнув с головы шляпу, и она, упав на землю, стремительно покатилась к военным. Ее успел перехватить низкорослый, с багровым лицом адмирал...

Первому Молотов протянул руку генералу Романовскому Владимиру Захаровичу - командующему войсками Архангельского военного округа. По его растерянному, изумленному лицу догадался, что военные не знали, кого встречают. Но Романовский тут же овладел собой и четко отдал рапорт, обращаясь к Молотову, как заместителю Председателя Государственного Комитета Обороны СССР. Моряки, как оказалось, только сейчас начали понимать, что прилет Молотова в Архангельск связан с входом в Белое море и приближением к устью Северной Двины английского крейсера "Лондон", о чем они были уже уведомлены.

Далее все происходило по плану и почасовому графику: небольшая кавалькада закамуфлированных легковых автомашин помчалась к архангельскому морскому порту. В порту Молотов в сопровождении нескольких работников наркомата иностранных дел, генерала Романовского и двух адмиралов пересел на эскадренный миноносец, который тут же устремился вниз по течению Северной Двины. Надо было пройти двадцать миль и взять с борта крейсера "Лондон" английскую и американскую делегации во главе с Бивербруком и Гарриманом.

Военные корабли встретились в устье могучей северной реки, бросили в недалеком расстоянии друг от друга якоря, отдали взаимные салюты флагами, спустили трапы и катера. Вскоре английская и американская делегация оказались на борту советского эсминца.

Была вторая половина дня 27 сентября. Молотов принимал гостей в каюткомпании эсминца за щедро накрытым столом. Банкет начался с его приветственного слова в честь делегаций. Произносились тосты за союзничество, за падение нацизма, за будущую победу. Подняли бокалы даже за Международный Красный Крест, который был представлен здесь с американской стороны Алленом Вордвеллом, известным нью-йоркским адвокатом и близким другом Гарримана.

Как условились со Сталиным, Молотов старался уклоняться от разговоров, связанных с межгосударственными отношениями, взаимными поставками и событиями на советско-германском фронте, дабы в Москве сформулировать все, вместе взятое. Но Аверрел Гарриман, стройный и моложавый, со свойственной ему деловитостью вдруг спросил у Молотова, устремив на него острый, с прищуром взгляд и чуть склонив набок свое худощавое, продолговатое лицо:

- Господин Молотов, почему вы вместе с Иосифом Сталиным не принимали во внимание неоднократные предостережения с нашей стороны, - он указал взмахом руки на лорда Бивербрука, - о надвигавшемся на вас нападении Германии?

Пока переводчик, щуплый джентльмен, сидевший между Гарриманом и Бивербруком, тщательно переводил им на русский заданный вопрос, Молотов, успевший понять суть вопроса сразу же, уклончиво, с иронической усмешкой ответил:

- Мы исходили из многого. А вот как вам мыслится, господин Гарриман, наша былая пассивность? Как виделась она вашими глазами из-за океана и как понималась?

Наклонившись над столом, Гарриман озадаченно посмотрел в круглое, дрябловатое, с морщинами на подбородке и на лбу лицо лорда Бивербрука, который, загадочно и как-то по-доброму улыбаясь, гладил рукой свою полуоблысевшую голову, стал отвечать как бы от двоих вместе:

- Нам виделись разные причины. Одна из них - горький опыт вашего царя Николая в четырнадцатом году. Царя, вопреки его намерениям, уговорили тогда провести мобилизацию против Австро-Венгрии и Германии за пять дней в конце июля месяца. Он согласился и в то же время отправил личное послание кайзеру, обращаясь к нему "дорогой друг Вилли"; в этом послании царь Николай объяснял кайзеру, что мобилизация русских сил задумана не как враждебный акт... А немецкий генерал Штаф тем не менее потребовал контрмобилизации, и... война стала неминуемой... Возможно, господин Сталин, исходя из опыта царя, старался избежать новой провокации против немцев?