Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

• Название: Помощник. Книга о Паланке
• Автор: Ладислав Баллек
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905626-93-7

События книги происходят в маленьком городке Паланк в южной Словакии, который приходит в себя после ужасов Второй мировой войны. В Паланке начинает бурлить жизнь, исполненная силы, вкусов, красок и страсти. В такую атмосферу попадает мясник из северной Словакии Штефан Речан, который приезжает в город с женой и дочерью в надежде начать новую жизнь. Сначала Паланк кажется ему землей обетованной, однако вскоре этот честный и скромный человек с прочными моральными принципами осознает, что это место не для него…

---

Новый владелец скромно кивнул.

— Гм, — покачал головой приказчик. Он начисто забыл про полные стаканы, которые держал в руках. Они ему мешали, но он не догадывался, что их можно поставить рядом с собой на скамью.

Речан докурил, облизнул нижнюю губу, хотел было сплюнуть, но воздержался. Это было бы невежливо. Он сложил руки и еще больше наклонился вперед. Ему казалось, что вот-вот подадут голос пустые кишки и желудок: там что-то как будто переливалось. Признаться, что со вчерашнего вечера он ничего не ел, было стыдно, да и кожаный мешок с хлебом и мармеладом он оставил на разделочном столе.

Минуту помолчав, Волент оживился, перестал хмуриться, с чувством облегчения поставил стаканы на скамью, проверил, не криво ли они стоят, широко раскрыл глаза, наморщил лоб, как будто не решаясь на что-то, потом начал рассказывать доверительным тоном:

— Здесь тоже было не сладко. Такая чехарда! Не поверите. А когда стало ясно, что вернутся чешские жандармы и армия, полгорода драпануло. Как у нас тут говорят, бежали, только пятки по собственной заднице хлопали. В деревни, к парастам — по-вашему, к мужикам, а другие, геть, — за старую границу, которая теперь снова стала границей. Смотались и такие, которым не надо было, зато кое-кто остался, которым следовало бы поразмыслить о будущем. Многие, знаете, боялись из-за той зимы, когда ваших отсюда выселяли.

— Я здесь не бывал и об этих делах знаю мало, — поторопился ответить Речан.

— Ну да, конечно… А я здесь был, все своими глазами видел. Сначала посмеивался — меня-то не касалось, меня не трогали, но, когда каша заваривалась, досталось всем. И вот этот, который вас привел, учитель, я его знаю, он тут учил… ему тоже пришлось убраться, он был здесь председателем Чехословацкой лиги[9], так эти сопляки левентисты[10] наподдали ему первому. Он запомнил, что я глазел на это, оттого так на меня и злится, но мужик он неплохой, это я вам скажу, другому попробуй возрази, он тут же прикажет окорнать наголо, как овцу, это сейчас модно. Сначала мне было все едино, потом я расчухал, что к чему, всех, которых выгнали отсюда, мне стало не хватать. Геть, баратом — приятель то есть, — говорил я себе, ушли хорошие парни. И сейчас, вот увидите, многих здесь будет не хватать, могу с вами поспорить, многие еще уйдут, здесь, на границе, их не оставят: или переселят вглубь, или выдворят вон. Такой уж это город. По мне, так в политику впутываться нечего, живешь на самой границе — держи ухо востро. Но, скажу я вам, когда началась резня и там, откуда пришли мы, Ланчаричи, я сразу сказал себе: Волент, апукам — папенька, значит, — те, кто радуются, что немети — немцы то есть — Югославию мордуют, от тебя приличного мяса не дождутся! И так оно и было, пан Речан, так оно и было, ей-богу, они получали говно, а не мясо, приличное-то я таскал тем, у которых отцы на фронте… вот так-то. Но, пан Речан, раз уж вы пришли, давайте выпьем. Это, поверьте, хорошее вино, я знаю один добрый бесхозный подвальчик.

Речан истово взял стакан, поклонился, пригубил вино, одобрительно покивал головой и робко начал оправдываться:

— У меня слабый желудок, я, знаете, к вину не привык, у нас пьют сливянку, так что вино мне кажется кисловатым.

— Вот давайте спорить, оно вылечит вам желудок, посмотрите. Здесь вино хорошее, для здоровья полезное и дешевое, к нему только надо привыкнуть… во время первой республики в любом подвале можно было купить литр за одну крону десять, а к нему еще бесплатного белого хлеба и гусятины до отвала… Да, пан Речан, знали бы вы, какой это был шикарный варош — город по-вашему, самый веселый в старой республике, это вам подтвердят даже чешские офицеры! Не знаю, как теперь будет, может, со временем все придет до ренду — в норму, а почему бы нет? В общем, я хочу сказать, что к вину надо привыкнуть, понимаете? Здесь всегда пьют вино… и при торговых сделках тоже. Так что вы для начала делайте себе шприц — вино с содовой то есть, у нас так все пришлые приучаются, а потом можете пить сколько угодно. Только не делайте так, как сделал во время бывшей республики один жандарм, чешский вахмистр. Этот злился, что вино дешевое, а ему не по вкусу. Вот он и стал добавлять в него сахар. Если бы он об этом кому сказал, каждый дурак объяснил бы ему, что борочка — винцо, значит, с сахаром — разъедает желудок как черт знает что. У него нутро совсем продырявилось, а он все помалкивал, и уже скоро мог свою требуху бросить собачкам, геть, понимаете?

— Поживем — поймем, — засмеялся Речан. Он сам не знал почему, но ему было немножко стыдно за этого чешского жандарма.

Вдруг вышло солнце, и сразу стало тепло. Они замолчали, удивленно потирая себе глаза, и одобрительно закивали головами, как будто заверяя друг друга: да, вот она, пришла настоящая весна, самое прекрасное время, с которым ничто на свете не сравнится.

Над ними открылось небо, невиданно синее, высокое, чистое, бескрайнее и вечно прекрасное южное небо, в которое уже взвивались птицы, как будто их подбрасывала туда, повинуясь чьей-то воле, невидимая рука.

Эта минута сделала их почти друзьями.

— Мой бывший мештер тоже драпанул, — сообщил Волент, все еще устремляя взгляд вверх. Потом резко наклонил голову, прикрыл ослепленные глаза и оскалил короткие здоровые зубы. — Чтобы дела шли лучше, он влез в политику, травил евреев — вот это оборудовать хотел… А сын его Петер подался, дурак, в нилашисты[11]. Лучше бы задал стрекача. Геть. Хозяин сказал мне, чтобы я бежал с ним, что придут русские, потом чехи… и что будет фасолаш — ну, баня за ту зиму, но я сказал: нет, сказал, будь что будет, останусь здесь, никого я не выгонял, не подстрекал, имущества ни у кого не отнимал, зачем же мне бежать, правильно я говорю? Вот и остался, живу здесь на задворках и могу остаться, правда?

Речан автоматически кивнул в знак согласия, потом быстро посмотрел на Волента, хорошо ли он расслышал, и снова кивнул.

— Там, конечно, можно бы держать кур, — продолжал приказчик, показывая на хлев и доливая себе вина, — если вы скажете, что вам это нужно, я могу переселиться, места здесь хватит, столько хороших домов пустует! Но я так думаю, что бойню надо сторожить, приказчик должен быть на месте, правда? Да и зачем вам куры, здесь считают, что птицу нельзя разводить около крови, это мол, как говорят евреи, не кошер.

— Раз не надо, — согласился Речан, — значит, и не будем держать. Курица, она все раскопает, от кур тут, — ткнул он перед собой, — ничего не засыплешь. Курица все склюет, всюду нос сунет и под ногами будет путаться…

— Да и кто, — помедлив добавил Волент, — станет есть яйца от курицы, которая разгуливает по бойне? Я тоже так считаю.

Ланчарич вдруг умолк, как будто ему пришло в голову что-то более важное, немного поиграл стаканом, посмотрел и на стакан Речана, не надо ли долить, но он был полон, вынул из кармана деревянную коробочку с виргинскими сигарами, угостил Речана, сам закурил, хорошо раскурил ее, потом надел шляпу и, обращаясь к новому владельцу, сказал:

— Значит, с нынешнего дня вы здесь мештер. И я, если вы еще не жалеете, что согласились, ваш приказчик. Вы будете мой мештер, я буду для вас Волент. Вы скажете: «Волент, иди сюда…» — я отвечу: «Рёктён — сейчас… Иду, мештер». Вы будете говорить мне «ты», а я вам «вы». Что скажете? Хорошо?

— Хорошо, — ответил мясник.

— Ладно, — кивнул головой довольный приказчик. Помолчал, потом, будто у него гора с плеч свалилась, улыбнулся, уселся поудобней, сдвинул шляпу на лоб, закрыл глаза, так что казалось, сейчас заснет. Стакан вина держал в обеих сложенных на коленях руках, и теперь Речан мог рассмотреть их лучше. Они были длинные, мускулистые, тугие, все в шрамах. Плечи у него были покатые, во всей фигуре чувствовалась грубая животная сила.

И вдруг Волент не спеша начал:

— И говорит мне мой мештер… — Он засмеялся искренне и тихо… — «Айда, Волент, чехи придут, фасолаш будет» — заваруха, значит. Так он мне сказал. «А мне-то какое дело, — отвечаю, — что они придут? Придут, так придут, они тоже мясо едят. Я не встречал еще чеха, который не хотел бы хорошего мяса, а такому, который хочет хорошего мяса, — говорю я ему, — Волент всегда будет нужен, потому что я, как здесь в Паланке известно каждому, хорошее мясо достану хоть из-под земли. Вы же знаете, что это правда». И я не врал. «У них, — говорит он мне, — своих хватит, к тому же они, конечно, помнят, что тут творилось после Комарно…» А я ему: «Пан мештер, было бы странно, если бы они не помнили, конечно помнят, меня удивило бы, что они не помнят, что память у них куриная, и было бы странно, если бы у них не хватало своих, но Паланк и окрестные деревни я знаю, как собственный карман, и стоит им услышать, что меня зовут Волент Ланчарич, как они поймут, что такой человек никогда не занимался политикой, а только торговлей». Мне и в самом деле на это плевать. Как я сказал Кохари, так и вам говорю. И мне многих здесь не хватало. Сейчас тоже. Ведь ушли и такие, которым не из-за чего было напускать в штаны. Жаль… Действительно жаль, с многими мы могли бы хорошо торговать.