Грег Кайзер - Самая долгая ночь

• Название: Самая долгая ночь
• Автор: Грег Кайзер
• Издательство: Вече
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9533-5445-5

Вопиющие преступления нацистов в годы Второй мировой войны в отношении «недочеловеков», как они называли евреев, возмутили даже гангстеров из американской мафии. Они решили внести свой весомый вклад в дело спасения евреев на территории оккупированных европейских стран. И вот группа боевиков, в которую входил и ликвидатор Маус из нью-йоркской «Корпорации убийц», принадлежавшей преступному синдикату Мейера Лански и Лаки Лучано, отправляется в заморский вояж, чтобы отбить у нацистов поезд с «человеческим материалом», следовавшим прямиком в газовые камеры лагерей смерти.

---

Каген снова потянул повязку.

— Питер говорил, что лучше убивать их не по одному, а сразу, скопом. Питер говорил, что если мы заставим их бояться евреев, то они, возможно, перестанут нас убивать в таких количествах и так безнаказанно. — Он снова пожал плечами. — Нужно быть практичным. Если нацисты нас полностью истребят, то Израиль никогда не появится на карте мира.

Каген снова затянулся сигаретой.

— А ты?

— Лански мне доверяет, — уклончиво ответил Маус и подумал: «А тебе — нет».

— Да, — коротко ответил одноглазый и замолчал. Отвернувшись, он выглянул в иллюминатор. Затем, не сводя взгляда со стеклянного круга, похожего на корабельные иллюминаторы, заговорил снова. — В то утро, когда мы встретились, в газетах написали о человеке, убитом каким-то гангстером. На Канал-стрит. Интересно, там действительно есть какой-то канал?

— Не знаю, — секунду помолчав, ответил Маус. Он тоже видел эту газету. В «Дейли Ньюс» придумали заголовок, который набрали крупным шрифтом: «Убит предприниматель, связанный с преступным миром». Ниже была помещена фотография мертвого толстяка — тот лежал на тротуаре вверх лицом, вернее тем, что Маус оставил от его лица. Газеты просто обожают такие материалы, это дает возможность значительно увеличивать тиражи.

Каген отвернулся от иллюминатора и посмотрел на Мауса единственным глазом.

— В газете не написали, кто убил его.

Маус промолчал. Каген пытается вывести его из равновесия, провоцирует, как недавно провоцировал Мейера Лански. Но Маус нисколько не стыдится того, что является ликвидатором. Просто ему не хочется закончить жизнь, как Лепке, — провести лучшие годы за тюремной решеткой. Его также нисколько не прельщает судьба Кида Твиста, выброшенного из окна и сломавшего себе шею.

— Сколько человек ты застрелил, гангстер? — поинтересовался Каген. Маус не сразу понял, что тот обратился к нему по-немецки. — Wieviele hast du erschossen, du Gangster? — спросил Каген. Чтобы уколоть Мауса, он снова не преминул произнести слово «гангстер».

— Не твое дело, — по-английски ответил Маус и затянулся сигаретой, чувствуя, как дым глубоко проникает в легкие. Он не стыдился числа своих жертв, которое равнялось восьми, но и не собрался никому его называть.

— Кто-то из них стрелял в ответ? — снова по-немецки спросил Каген.

Маус понял, что одноглазому неймется и он нарочно его подначивает. Большинство людей считают, что все происходит легко и просто — пиф-паф! — как в кино. Иногда это было так, но иногда и по-другому.

— Конечно, — ответил он, снова по-английски. — Однажды один шварцер шарахнул в меня из дробовика. Да и еще пару раз было.

Похоже, что Каген посчитал, что таких случаев было гораздо больше.

— А как ты думаешь, гангстер, скольких убил я? — усмехнулся Каген. — Ну, сколько? Попробуй угадать.

Единственный известный ему парень из Браунсвилля, который был не прочь прихвастнуть о таких делах, — Счастливчик Майоне. Тот самый, которого сдал легавым Кид Твист, а в прошлом году поджарили на электрическом стуле за убийства. Счастливчику нравилась его работа, но свое прозвище он получил не за это — его назвали Счастливчиком как раз за то, что он вечно ныл и жаловался на жизнь. Он был большой любитель подолгу нудно рассказывать дружкам-приятелям, каким образом разделался с той или иной жертвой, кого придушил проволокой, а кого зарубил топором. И еще он вел точный подсчет, в память о каждом убийстве откладывал серебряный доллар. Маус слышал о том, что будто бы, когда Счастливчика зажарили на электрическом стуле, в кармане у него лежали двадцать семь долларов.

Счастливчик Майоне был самым чокнутым из всех, кого Маус когда-либо знал. Помимо Кида Твиста это был единственный ликвидатор, который работал, так сказать, «из любви к искусству».

— Попробуй угадать, гангстер, — повторил Каген.

— Нет, ты лучше сам мне скажи, — ответил Маус, глядя на свою дымящуюся сигарету.

— Я произвел подсчет после того, как Питер сказал мне, что нацисты убили два миллиона евреев. — Маус заметил мелькнувшую на губах Кагена усмешку. — Четырнадцать. Четырнадцать и никаких пленных, — ответил одноглазый и затушил сигарету в пепельнице, вмонтированную в подлокотник кресла. — Ты ведь у нас не такой крутой, а, гангстер?

— Называй меня Маус, — произнес Маус, понизив голос. — Меня все так называют.

Каген покачал головой.

— Не похоже.

Маусу показалось, будто воздух между нами сгустился, как в августовскую жару. Ненависть — она подобна густому летнему воздуху.

Их взгляды снова пересеклись, и Маус вспомнил слова, сказанные Мейером Лански в том офисе на Бродвее.

— В Палестине вы делали бомбы. Вы взрывали арабских женщин? А сколько детей вы взорвали? Разве бомбы не убивают детей? Ты их тоже пересчитывал, виксер? — спросил Маус по-английски, произнеся лишь последнее слово по-немецки. Единственный глаз Кагена как будто прожег его ненавистью, когда он назвал его засранцем.

— По крайней мере я делал это не за деньги, — ответил Каген по-немецки, оставив без внимания вопрос Мауса. — Я не такая потаскуха, как ты и твой поляк, — произнес он, употребив немецкое слово Hure, потаскуха. Однако Мауса куда больше оскорбило то, что Каген назвал Лански поляком. Лански непременно приказал бы вышибить Кагену мозги, если бы тот посмел сказать ему это в лицо, не посмотрел бы даже на «Иргун» и все прочее.

— Ты худший из евреев, — Каген перешел на английский. — Именно из-за таких, как ты, неевреи считают всех нас такими, как ты. Тебе нужны лишь деньги, остальное тебя не интересует.

— Я не из тех, кто убивает женщин, — парировал Маус, не отводя взгляда.

— Хватит, кому сказано, — бросил ему одноглазый, угрожающе понизив голос. — Я за это отвечаю… за все это… я тут старший… и ты должен относиться ко мне с уважением. Даже твой окаянный поляк сказал, что ты должен делать то, что я говорю…

— Leek mich am Arsch, — парировал Маус и, нажав локтем на подлокотник кресла, сбросил содержимое пепельницы на колени Кагену. — Ты самый обычный головорез и ничуть не главнее меня, понял? Значит, я гангстер? — Маус сделал акцент на последнем слове. — Так что можешь поцеловать меня в зад. — На этот раз первым отвел взгляд Каген. Он стряхнул с брюк окурки и пепел и, не сказав ни слова, повернулся к иллюминатору.

Путешествие будет долгим, очень долгим, подумал Маус. Летающую лодку снова тряхнуло, и он вцепился в подлокотник кресла и сжал ногами стоящий на полу портфель.

Река вздохнула с облегчением. Шаги у нее над головой стихли, переместившись в дальний конец магазина.

— Пронесло, — еле слышно произнес Иоганнес. — На этот раз пронесло.

Они не ожидали услышать, как звякнет подвешенный над входной дверью магазина колокольчик, и лишь благодаря Хенрику еле успели вернуться обратно в подвал.

В тусклом свете единственной электрической лампочки, освещавшей подвал с низким потолком, Река посмотрела на Иоганнеса и двух других людей. Это были Аннье и ее слабоумный брат Мартин. Аннье стояла, опустив голову, тогда как Мартин, после того как убрали лестницу, что-то то ли бормотал, то ли напевал себе под нос. Неожиданно он перестал бубнить и спросил:

— Еврейка?

Он задавал этот вопрос так часто, что она даже перестала на него сердиться.

— Да, Мартин, Река — еврейка, — терпеливо ответила Аннье.

Мартин, как обычно, скорчил дурацкую физиономию.

— Евреи, евреи, я чую еврейский дух, — произнес он, растягивая слова. Что здесь можно учуять, подумала Река, кроме вони экскрементов из стоявшего в углу ведра, кое-как прикрытого тряпкой. Аннье сердито шикнула на брата.

Вскоре сверху донесся скрежет отодвигаемого в сторону бюро, а затем скрип и стук. Кто-то открыл крышку люка.

— Все в порядке! — сообщил им Хенрик. — Обычный запоздалый покупатель.

Иоганнес приставил лестницу, и через мгновение они уже стояли в задней комнате магазина подержанной одежды. Хенрик закрыл люк и задвинул на него бюро. Старик, который вечно нервничал, вытер со лба пот.

— Я больше не могу, — честно признался он. — Вам нужно найти новое место.

— Никто не знает о нас, — ответил ему Иоганнес. — Мы прячемся здесь вот уже несколько недель, но никто ничего не заподозрил.

Хенрик покачал головой.

— Это не имеет никакого значения. Мои нервы на пределе. Я этого больше не вынесу. Вы должны уйти, — сказал он.

Его слова не удивили Реку. Со вчерашнего дня, когда она вернулась с залитым кровью лицом, оцарапанным осколком брошенной Герритом гранаты, Хенрик от злости не находил себе места. Просто поразительно, что ему хватило мужества сообщить им, что он больше не намерен прятать их у себя.