Борис Башилов - Масонство и русская интеллигенция

• Название: Масонство и русская интеллигенция
• Автор: Борис Башилов
• Жанр: История

---

XI

Н. Ульянов в статье "Интеллигенция" пишет: "Писателей и поэтов, вполне преданных своему искусству, к интеллигенции не причисляли. В шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых годах, когда это слово возникло и пользовалось наибольшей популярностью, они служили примером того, чем не должен быть интеллигент. Имена Пушкина и Лермонтова, как раз считались самыми одиозными. Отметали и "кабинетных ученых". За ничтожным исключением, вся русская литература, наука, весь артистический мир были отлучены от "интеллигенции" ее учителями и вождями. С своей стороны и деятели русской культуры платили ей столь же неприязненными, брезгливыми чувствами. Особенно не терпел ее Чехов: "- Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется". Недавно умерший масон М. Алданов утверждает в "Ульмской Ночи", что все самые выдающиеся представители русского образованного общества, которые творили русскую культуру, не обладали политическим максимализмом свойственным русской интеллигенции. "Заметьте, - пишет он, - все большие русские писатели могли знать западно-европейские крайние революционные учения. Начиная от Гоголя, они могли бы и даже собственно должны были бы знать и о марксизме. Между тем ни одного из них (не причислять же к большим писателям Горького) марксизм ни малейшего влияния не оказал. Один "невежественный" Лев Толстой читал "Капитал" и даже делал на полях пометки. Но он причислял Маркса к тем ученым, которые ставят себе целью "удержать большинство людей в рабстве меньшинства..." "Да еще Владимир Соловьев, на этот раз проявил весьма неуместную "бескрайность", косвенно сравнивая марксизм (как впрочем и некоторые другие экономические учения) с порнографией. "Я разочаровался в социализме, - пишет он, - и бросил заниматься им, когда он сказал свое последнее слово, который есть экономический материализм, но в ортодоксальной политической экономии ничего принципиального и не было, кроме этого материализма". "А все другие наши писатели, художники, композиторы? Они и в политике, и в своем понимании мира, были умеренные люди, без малейших признаков максимализма. Ломоносов, Крылов, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Грибоедов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Лесков, Фет, Чайковский, Мусоргский, Бородин, Рубинштейн, Брюллов, Суриков, Репин, Левитан, Лобачевский, Чебышев, Менделеев, Павлов, Мечников, Ключевский, Соловьев были в политике самые умеренные люди, либо консерваторы, либо либералы, без малейших признаков бескрайности. Такими все они были и в своем творчестве". Достоевский был в юности интеллигентом, учеником Белинского, но потом понял ложность идей исповедуемых Орденом Р. И. и стал непримиримым врагом Ордена. "В политике он был умеренный консерватор, - пишет Алданов, - в "Дневнике Писателя" вы, пожалуй, не найдете ни одной политической мысли, которую не мог бы высказать рядовой консервативный публицист" ("Ульмская Ночь"). Подобную же точку зрения развивает Алданов и в предисловии, написанном к книге М. Осоргина "Письма о незначительном": "Почти все классические русские писатели, композиторы, художники, за одним (или может быть двумя) исключениями ни в политике, ни в своем общем понимании мира, ни в личной жизни "марксизма" не проявляли... Достоевского должно считать исключением в жизни, можно - с оговорками - считать исключением в философии и уже никак нельзя в политике: автор "Дневника Писателя" был все-таки "умеренный консерватор". Толстой поздних лет, Толстой "Воскресения" и философских работ конечно, был исключением". "...народные сказители представляются нам забавной диковиной, писал А. Блок, - начала славянофильства, имеющие глубокую опору в народе, всегда были роковым образом "помехой интеллигентским" началам; прав был Самарин, когда писал Аксакову о "недоступной черте существующей между "славянофилами" и "западниками". На наших глазах интеллигенция, давшая Достоевскому умереть в нищете, относилась с явной и тайной ненавистью к Менделееву. По-своему она была права; между ними и была та самая "недоступная черта" (Пушкинское слово), которая определяет трагедию России. Эта трагедия за последнее время выразилась всего резче в непримиримости двух начал - менделеевского и толстовского: эта противоположность даже гораздо острее и тревожнее, чем противоположность между Толстым и Достоевским". Между тоталитарной по своему мировоззрению интеллигенцией и мировоззрением выдающихся представителей русского образованного общества, между мировосприятием одних и других, лежит непроходимая пропасть: это были два мира, обреченные на вечную борьбу, до уничтожения одного из них. М. Цейтлин в статье "Восьмидесятые годы" ("Нов. Журнал", XIV) вспоминал про редактора прогрессивного "Северного Вестника" А. Волынского "яркого и очень необычного человека, критика, философа, эстета и немного пророка", который "мог говорить часами, как одержимый, вдохновенно и самозабвенно. Говорят, что случались с ним при этом ляпсусы: "Небо вверху", - возглашал он, предваряя антитезу Мережковского, и при этом указывал на пол, и "небо внизу", - и он возводил руки к потолку". Философ, эстет и "немножко пророк" Волынский напоминает всю русскую интеллигенцию, которая во все периоды своего существования, от Белинского и до Ленина, тоже всегда ошибочно указывала, где находится земля, а где небо. Лесков писал, однажды художнице Бем: "Лев Николаевич очень весел. Рассказывает, как его дочери "пошили порток ребятам" и потом спрашивает: "хороши ли портки?" А ребята отвечают: "Портки-то хороши, только в них никуда бечь нельзя". Так и члены Ордена Р. И. Пошили они для России "портки" по самым наилучшим масонским выкройкам. И "портки" получились лучше некуда. Одна беда - в них, как, и в штанах, пошитых дочерями Л. Толстого, России "никуда бечь нельзя". * * * "Я думаю, - пишет Н. Бердяев в статье "О смене поколений и о вечном возвращении" ("Новый Град" № 5), - что коллективность мышления, коллективность суждений, коллективность, совести - характерный признак той русской интеллигенции, которая под старость и после потрясений революции готова признать себя борцом за индивидуума против уничтожающего индивидуума коммунизма. Индивидуальное, личное мышление свойственно только одним одиночкам, как К. Леонтьеву или В. Розанову. Сейчас не любят философии, но это совсем не ново, философию никогда не любили в широких кругах интеллигенции. Коллективное общественное мнение русской интеллигенции было очень деспотическим. Черт общих с коммунизмом было очень много. Интеллигенция очень походила на секту, довольно нетерпимую, со своими коллективными. моральными и социальными догматами. От этого интеллигентного коллектива легко отлучали за индивидуальные, личные суждения и мысли. Коммунисты совсем не так оригинальны, как это кажется. Откуда они взяли свой материализм, свою вражду к религии, к метафизике, к эстетике и красоте, исключительно социальный характер своего миросозерцания, свое исключительное поклонение наукам естественным и экономическим за счет наук гуманитарных и философских, свою идеализацию трудящихся классов, рабочих и крестьян, как единственных, настоящих людей, свою сектантскую нетерпимость? Все это взято от Чернышевского, от старой интеллигенции. Но дети и внуки этой старой интеллигенции, превратившиеся в отцов и дедов, враждующие с коммунизмом, сами забыли свое прошлое, свои истоки. Если бы русский нигилизм и русские крайние народнические направления в свое время могли осуществить свою программу, реализовали бы ее в жизни, то, вероятно, получился бы строй и быт, мало отличный от советского".

XII

Всякая попытка установить и вскрыть несомненно существовавшие тайные связи между главарями политических и революционных движений, членами которых были интеллигенты, и масонством, до революции всячески дискредитировалась и объявлялась злостным вымыслом антисемитов и черносотенцев. Глухие признания о существовании таких связей появились только после того, как черная мечта членов Ордена была выполнена, - когда в 1917 году Царская Россия была убита участниками масонскоинтеллигентского заговора. Русским историкам, решившим расшифровать связи между руководителями Ордена Р. И. и русским и мировым масонством, придется проделать большие, кропотливые исследования. Масонство умеет хранить и скрывать свои тайны. В первой, из четырех опубликованных в еврейской газете "Новое Русское Слово" статей "Масоны в русской политике" (см. № от 9 октября 1959 г.) видный меньшевик, еврей Г. Арансон, подчеркивает особое уменье масонов хранить свои секреты: "Существовала, - пишет он, - в России, может быть и немногочисленная, но политически влиятельная организация, представители которой играли весьма видную роль в переломные годы русской истории, - в 1915-1917 годах, в эпоху Первой мировой войны, и Февральско-Мартовской революции. Особенностью этой организации была, прежде всего, ее засекреченность, доходящая до того, что спустя много десятилетий ни один из ее участников не разгласил ни тайны ее состава, ни тайны ее деятельности". Точно так же была засекречена и деятельность русских масонов и в царствование Николая I, Александра II и Александра III, после запрещения масонства Николаем I. Масоны в России, как и тайные масонские ложи были все время. Вспомним, что писала в книге "Русское масонство" незадолго до Первой мировой войны масонка Т. Соколовская: "Уголовные дела, возникавшие после запрещения масонства, свидетельствуют о продолжавшейся масонской пропаганде" (стр. 20). Е. А. Масальская, сестра гениального русского филолога Шахматова, в своих воспоминаниях "Повесть о моем брате А. А. Шахматове" пишет о событиях происходивших в 1873 году: "...дядя был масон; дядя был вольтерьянец; дядя был поклонник Запада XVIII века и французских классиков" (стр. 39). Масонка Т. А. Бакунина в своей книге "Русские вольные каменщики" (Париж. 1934 г.) пишет: "Сведений о русских вольных каменщиках позднейшего времени в печатной литературе почти не встречается. И о масонстве вообще можно найти только упоминания: даже в записках лиц, заведомо принадлежавших к ложам, встречаются лишь иносказания или отрицательные оценки масонства. Тем не менее оно продолжало существовать, хотя и не как самостоятельная организация, а в лице отдельных членов иностранных лож, главным образом французских; но, по условиям внутренней жизни масонства не могло проявить настоящую жизненность..." (стр. 8). Тайну, о которой умалчивает Бакунина, о том, что отдельные масонские ложи существовали в России и после запрещения, раскрывают русские масоны, приютившиеся после Февральского переворота в Англии. В "Заметках о масонстве", изданных в Лондоне кружком русских масонов (стр. 40), указывается: "Известно, однако, что отдельные группы масонов, особенно розенкрейцеры, продолжали свою работу и даже посвящали новых членов в течении всей остальной части XIX века, причем в отдельных русских губерниях, особенно на Украине, существовали и секретные ложи". Записки масона И. В. Лопухина были изданы в 1860 г. в Лондоне и ввозились, конечно, тайно в Россию, как все время ввозились и сочинения иностранных масонов.