Барбара Такман - Августовские пушки

• Название: Августовские пушки
• Автор: Барбара Такман
• Жанр: О войне
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41180-9

«Августовские пушки» — одна из самых значительных исторических работ XX века. Она удостоена Пулитцеровской премии, выдержала множество переизданий и переведена на все ведущие языки мира, а президент Джон Кеннеди рекомендовал ее к обязательному прочтению своему окружению во время Карибского кризиса. Он видел в книге Барбары Такман яркое описание лавинообразного процесса сползания к войне в условиях острого международного кризиса и опасался, что в неустойчивом мире, обладающем ядерным оружием, сходная ситуация может привести к еще более катастрофическим последствиям.

…Неумолимая логика событий постепенно затягивает не желающие, в сущности, воевать державы в кровавый водоворот. Но почему проваливаются все многочисленные попытки предотвратить начинающуюся катастрофу?

---

Утром он совершил прогулку с Бейенсом от Бранденбургских ворот мимо блестевших белым мрамором и застывших в героических позах скульптур Гогенцоллернов, укутанных, к счастью, туманом, до Тиргартена, где они смогли поговорить «без помех». Альберт признался, что уже в начале своего визита он был шокирован Вильгельмом, когда на одном из балов тот указал ему на генерала — этим генералом оказался фон Клук, — который, по словам кайзера, выбран «возглавить марш на Париж». Затем вечером накануне обеда кайзер отвел Альберта в сторону для личной беседы и разразился истерической тирадой против Франции. По его словам, Франция не прекращает провоцировать его. Как результат подобного отношения, война с ней не только неизбежна, она вот-вот разразится. Французская пресса наводнена злобными угрозами в адрес Германии, закон об обязательной трехлетней военной службе явился явно враждебным актом, и движущая сила всей Франции кроется в ненасытной жажде реванша. Альберт попытался разубедить кайзера — он знает французов лучше, каждый год посещает эту страну и может заверить кайзера в том, что французский народ не только не агрессивен, но, напротив, искренне стремится к миру. Напрасно — кайзер продолжал твердить о неизбежности войны.

После обеда этот припев подхватил Мольтке. Война с Францией приближается. «На этот раз мы должны покончить с этим раз и навсегда, Вашему величеству трудно представить, каким неудержимым энтузиазмом будет охвачена Германия в решающий день». Германская армия непобедима; ничто не в силах противостоять furor Teutonicus, натиску тевтонцев; ужасные разрушения отметят их путь; их победа не вызывает сомнений.

Обеспокоенный причиной столь поразительных откровений, а также их содержанием, Альберт мог лишь прийти к выводу, что предназначены они для того, чтобы запугать Бельгию и заставить ее пойти на сговор с Германией. Очевидно, немцы приняли определенное решение. Нужно было предупредить Францию. Он дал инструкции Бейенсу проинформировать обо всем Жюля Камбона, французского посла в Берлине, и попросить передать эти сведения в самых сильных выражениях президенту Пуанкаре.

Позднее король и посол узнали, что на том же обеде майор Мелотт, бельгийский военный атташе, услышал от разоткровенничавшегося Мольтке еще более поразительные вещи: война с Францией «неизбежна», она намного «ближе, чем вы думаете». Мольтке, обычно проявлявший большую сдержанность в разговорах с иностранными военными атташе, на этот раз «распоясался». Судя по его словам, Германия не хочет войны, однако генеральный штаб «находится в состоянии готовности натянутого лука». Он сказал, что «Франция должна решительно прекратить провоцировать и раздражать нас, ибо в противном случае нам придется прибегнуть к действиям. Чем скорее, тем лучше. Мы сыты по горло этими постоянными тревогами». В качестве примеров подобных провокаций, не считая «крупных дел», Мольтке назвал холодный прием, оказанный германским авиаторам в Париже и бойкот парижским обществом майора Винтерфельда, германского военного атташе. На это горько жаловалась мать майора графиня д’Альвенслебен. А что касается Англии, что ж, германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он атакует и, возможно, будет разбит. Пусть Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит господство на морях, которое перейдет к Соединенным Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это понимает, сказал генерал, сделав неожиданный логический поворот, и поэтому, вероятно, останется нейтральной.

Но Мольтке еще не договорил. Что же станет делать Бельгия, спросил он майора Мелотта, если мощная иностранная армия вторгнется на ее территорию? Атташе ответил, что Бельгия будет защищать свой нейтралитет. Пытаясь узнать, ограничится ли Бельгия протестом, как думали немцы, или будет сражаться, Мольтке попросил его быть более конкретным. Когда Мелотт сказал: «Мы выступим всеми имеющимися у нас силами против державы, посягнувшей на наши границы», — Мольтке как бы между прочим заметил, что одних благих намерений недостаточно: «Вы также должны иметь армию, способную выполнить задачи, вытекающие из обязательств по сохранению вашего нейтралитета».

Вернувшись в Брюссель, король Альберт немедленно потребовал представить ему доклад о ходе разработки мобилизационных планов, но узнал, что никакого прогресса в этом деле не достигнуто. Исходя из того, что ему стало известно в Берлине, король добился согласия де Броквиля на составление плана кампании, основанного на предположении германского вторжения. Ему также удалось назначить ответственным за эту работу своего протеже, которого поддерживал также и Гале, — энергичного полковника де Рикеля. Разработку планов намечалось закончить в апреле, но к этому сроку она не была выполнена. Тем временем де Броквиль назначил другого офицера, генерала де Селье де Моранвиля начальником генерального штаба, тем самым поставив его по должности выше де Рикеля. В июле все еще продолжалось рассмотрение четырех независимых планов концентрации войск.

Неудачи не поколебали решимости короля. Его политика была отражена в меморандуме, который капитан Гале составил сразу после берлинского визита. «Мы полны решимости объявить войну любой державе, намеренно нарушившей наши границы, и воевать с использованием всех имеющихся у нас сил и ресурсов, а если потребуется, то и за пределами нашей страны. Мы не прекратим военных действий даже тогда, когда захватчик отступит с нашей территории, вплоть до заключения всеобщего мира».

Второго августа король Альберт, председательствовавший на заседании Государственного совета, начавшегося в 9 часов вечера во дворце, начал свое выступление словами: «Наш ответ должен быть «нет», невзирая на последствия. Наш долг — защищать территориальную целостность страны, и мы должны добиться этой цели». Тем не менее он предупредил, чтобы никто из присутствующих не питал иллюзий: последствия будут самыми серьезными и страшными, враг беспощаден. Премьер де Броквиль призвал колеблющихся не верить обещаниям Германии освободить бельгийскую территорию после войны. «Если Германия победит, — сказал он, — Бельгия независимо от занятой ею позиции окажется присоединенной к Германской империи».

Один престарелый министр, недавно принимавший в своем доме шурина кайзера, герцога Шлезвиг-Гольштейна, не мог сдержать гнева, вызванного вероломством своего гостя, который только накануне заверял его в дружбе Германии. Он не переставал сердито ворчать и возмущаться по этому поводу в течение всего заседания. Когда встал начальник генштаба генерал де Селье и начал объяснять суть оборонительной стратегии, которую нужно было принять, его заместитель полковник де Рикель процедил сквозь зубы: «Il faut piquer dedans, il faut piquer dedans. Мы должны ударить их в самое уязвимое место». Отношения этих двух офицеров, по свидетельству одного из коллег, были «заметно лишены взаимных любезностей». Получив слово, де Рикель удивил своих слушателей тем, что предложил упредить врага, атаковав его на собственной территории до того, как он сможет пересечь бельгийскую границу.

В полночь заседание было отложено. Комитет в составе премьера, министра иностранных дел и министра юстиции, вернувшись в здание МИДа, приступил к составлению проекта ответа. Они целиком были поглощены этой работой, когда в темный двор, освещаемый лишь светом окон первого этажа, въехал автомобиль. Пораженным министрам сообщили о прибытии германского посланника. Было 1:30 ночи. Что ему нужно в этот час?

Ночное беспокойство герра фон Белова было вызвано растущей тревогой его правительства тем, какой эффект возымел германский ультиматум на бельгийцев, ныне изложенный на бумаге. Было задета бельгийская национальная гордость. Обратного хода не было. Долгие годы немцы твердили сами себе, что Бельгия не будет сражаться, но, когда этот час наступил, они, хотя и с опозданием, начали терзаться сомнениями. Если бы Бельгия мужественно и громко заявила «Нет!», то это произвело бы на нейтральные страны в других частях мира впечатление, крайне неблагоприятное для Германии. Однако Германия пеклась не столько об отношении к ней нейтральных государств, как о той задержке, которая нарушила бы составленные графики. Бельгийская армия, решив сражаться, «а не выстроиться вдоль дороги», отвлекла бы на себя дивизии, необходимые для марша на Париж. Разрушение железных дорог и мостов помешало бы просчитанному движению германских войск, нарушило бы пути подвоза и вызвало бы целую цепь других неприятных явлений.

Поразмыслив, германское правительство направило герра фон Белова среди ночи во дворец, чтобы попытаться повлиять на ответ бельгийцев, выдвинув новые обвинения против Франции. Посланник информировал ван дер Эльста о том, что французские дирижабли сбрасывали бомбы и что французские патрули пересекли границу.