Станислав Лем - Журнал фантастики «Космопорт» 2014 № 12(13)

• Название: Журнал фантастики «Космопорт» 2014 № 12(13)
• Автор: Станислав Лем
• Издательство: Минар
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2014

В номере:

Станислав ЛЕМ о… «8. АЛЬФРЕД БЕСТЕР» — великий фантаст рассуждает

Станислав ЛЕМ «МНОЖЕСТВЕННОСТЬ КОСМОСОВ» — по поводу одной необычной гипотезы

Кен ЛЮ «НЕКОТОРЫЕ СПОСОБЫ ИЗГОТОВЛЕНИЯ КНИГ РАЗУМНЫМИ РАСАМИ ВСЕЛЕННОЙ» — «гутенберги» далёких миров

Кен ЛЮ О КИТАЙСКОЙ ФАНТАСТИКЕ: ОТВЕТЫ НА НАБОЛЕВШИЕ ВОПРОСЫ — интервью с автором

Владимир АРЕНЕВ «ТАКОЙ ЖЕ ЗЫБКИЙ ПРИЗРАК» — на свете много, друг Горацио, такого…

Александр ЮДИН «ГРИБ ВСЕВЛАСТИЯ» — неожиданная находка: правда или вымысел?

Александр ГОЛУБЕВ «ЗОЛОТОЙ МУЖ» — о самом крепком чувстве, и не только…

Ника БАТХЕН «ЖИЛ ОТВАЖНЫЙ КАПИТАН» — магия хапа-хаоле

Олег КОСТЕНКО «ЧУДИЩА НОЧИ И ДЕМОНЫ ДНЯ» — они такие же как мы, только намного хуже. Или наоборот?

Александр ФИЛИЧКИН «КОНФЕТЫ «ПОЛЁТ» — лётчики бывают разные

Мария ПОЗНЯКОВА «ЗВЕЗДА ДЛЯ ЛАСТОЧКИ» — дорогая, загадай желание

Александр СИЛЕЦКИЙ «Я УШЁЛ, НО ВЫ МЕНЯ НАЙДЁТЕ…» — и искать придётся очень далеко

Алексей СЕМЯШКИН «ПАМЯТЬ — ГЛАЗА МОИ» — самое трудное — оставаться самим собой

Евгения ХАЛЬ, Илья ХАЛЬ «ВСЕХ ГОСПИТАЛИЗИРОВАТЬ!» — смотрю и глазам своим не верю

Станислав БЕСКАРАВАЙНЫЙ «МЕСТО, ГДЕ РОЖДАЕТСЯ БУДУЩЕЕ» — фантастика — дело весьма реалистичное

---

— Правда, похож? — парень зарделся до ушей, расплывшись в улыбке. — Я классный?

— Ты — белый и сын белого, — ладонь красавицы потянулась к щеке нахала и ущипнула её отнюдь не ласково. — Ваша кровь не умеет любить, ей нечем потешить и согреть женщину. Если бы твой брат был таким же наглым, лживым щенком как ты, я запомнила бы его — чтобы никогда больше не видеть и не брать у него денег. На, возьми!

Роза словно из воздуха добыла монетку в один кредо и подбросила в воздух.

— Купишь себе мороженое… чтобы набраться сил.

Пока парни глотали слова и слюни, выбирая ответ, с резким свистом опустился аэрокар. Из него торопливо вышел… господин директор Академии, переодетый в штатское. По счастью взгляд его был устремлён на Розу, точнее на тёмные соски девушки, дерзко приподнявшие ткань тонкой блузы. Танцовщица щёлкнула пальцами и исчезла за стеклянными дверями, директор неуклюже переступая поспешил следом. Сладкий запах цветка смешался с химической вонью одеколона и перестал быть.

— Эта — с ним? — ахнули хором приятели.

— Нет, — хрипло выдохнул Алекс. — Вы видели — он смотрел на неё, она нет. Она его не взяла, а за деньги таких не купишь. Она же хапа-хаоле.

— Стерва она, — огрызнулся прыщавый. — Но красивая… интересно, с кем она ляжет?

— Со мной, — сказал Алекс. — Когда я подниму корабль и посажу его.

Кадеты загоготали было, но смолкли, глядя, как изменилось лицо приятеля, как сжались тяжёлые кулаки — словно перед ненавистной центрифугой или экзаменом. Он всегда добивался цели — как истинный белый.

Через неделю Алексу исполнилось шестнадцать. У «мамы» больше не было нужды его опекать. Устроив маленький праздник в особняке, она исчезла наутро — в космопорт и дальше на Землю — забрав свои вещи и деньги, оставив все фотографии и дарственную на дом. Ночью же… он не узнал имени той служанки (служанки ли), что согрела ему постель, и настрого запретил слугам впредь присылать к нему в спальню женщин. Ему было хорошо — лучше, чем можно себе позволить. К тому же женщина вела общий танец — увлекала, поддерживала, задавала неспешный ритм. А он знал, был уверен всем телом — направляет мужчина.

В выпускном классе им выдали белую форму и шикарные фуражки — пока без околыша. Начались орбитальные тренировки. Старый, почти преодолённый недуг навалился на него с новой силой — Алекса тошнило, мутило, болела голова, подкатывал панический ужас. Но он сжимал кулаки и часами вертелся на центрифуге. А потом занимался йогой, уговаривал тело покориться, принять и сделать. Ещё рывок, ещё тысяча миль, ещё старт — и он полетит. Последним экзаменом должен был стать рейс до Легаты — четвёртой планеты системы. Каждый кадет вёл корабль — свой участок пути.

Раз в неделю — как совершеннолетний — он заходил в «Джанг», а когда не оставалось сил, посылал деньги — сто кредо за танец и сто за букет лучших, пышных и благородных оранжерейных роз, какие можно найти на Тау. Алекс не знал, что Роза любила живой жасмин в покрытых закатной росой садах и простые полевые цветы — друзья твердили, что важна роскошь, цена подарка… Танцовщица уже улыбалась ему, как знакомому, видя за столиком — может чуть-чуть теплее, чем остальным — или кадету хотелось так думать.

Перед вылетом он тайно посоветовался с врачами, разработал по графику схему приёма стимуляторов, транков, адаптогенов. Старый медик назвал его идиотом — с такой расшатанной вестибуляркой, с такой аллергией на космос вообще нельзя летать. Алекс прищурился — он белый человек, будущий капитан корабля. Для него не существует слова «нельзя». Он должен — и точка. Должен выполнить волю отца. Наставники не заметили ни странного груза, ни свинцовой бледности выпускника. Он поднялся на борт так же легко, как и другие кадеты, так же пристально смотрел на огромные звёзды в иллюминаторах, так же молниеносно бегал пальцами по пульту управления, так же смешно болтал ногами в первый час невесомости. И никому не рассказывал, как все сорок ночей просыпался от давящего кошмара — будто стены каюты медленно, неудержимо смыкаются, собираясь его раздавить. Не помогали ни лекарства, ни упражнения — только успокоительное мерное урчание рыже-белого корабельного кота. Случалось, кадет до рассвета сидел на койке, медленно гладя пушистую тёплую спинку, почёсывая нежную шейку всеобщему любимцу. И плевал на насмешки сокурсников.

Как один из тройки лучших выпускников, Алекс сажал корабль. И посадил безупречно — сорок пять сантиметров отклонения от мишени, ни единой помарки, все двигатели сработали, у мальчишек ни синяка. Тут же, в ангаре взлётного поля директор Академии раздал им фуражки с серебристым околышем, значки выпускников и своими руками срезал замки с оружия. Алекс протянул ему фамильный кортик, директор покачал головой. Но спорить не приходилось — хилый мальчик стал офицером. У Алекса был корабль, он мог летать — с трудом, на лекарствах, но мог. У него был дом. Были верные слуги. Были деньги — не слишком много, но были. Он стал белым — настоящим белым человеком, как отец. Оставался последний шаг — чтобы его — его собственная! — мечта сбылась.

…В клубе «Джанг» было почти что пусто — вечер едва начинался. Запахи с кухни ещё не перебило тяжёлым духом человеческих тел, навязчивого парфюма, табака и желаний. У гардероба ссорилась парочка, охранник что-то грозно шептал в комм, смуглый администратор с поклоном встречал гостей. Он расплылся в улыбке, приветствуя царственно щедрого юного лейтенанта:

— Что желает мой господин?

— Живую Розу, — попробовал улыбнуться Алекс, он был бледен. — Все танцы с Розой сегодня и ужин наедине.

— Сегодня Розы не будет, — широко улыбаясь, развёл мягкими ручками администратор.

— Как, почему? А завтра? — Алекс не мог поверить своим ушам.

— И завтра не будет. И вообще не будет. Она уехала.

— На гастроли? На станцию? На Землю?

— В резервацию. Жить. Вы же знаете этих чокнутых хапа-хаоле — один бог знает, что может прийти им в головы… Но может быть вы хотите Лунную Орхидею? Она молода, прекрасна и впервые выступает у нас.

— Хорошо. Пусть Орхидея. Один танец.

Алекс сел за свой дальний столик. Он не знал, что ему чувствовать, что делать теперь. Он шёл тропой белого человека, думал как белый и поступал как белый. Законы отцов, честь и право отцов строили его жизнь. Он добился всего и хотел завершить испытание. Отец мечтал видеть его капитаном — значит завтра снова на центрифугу. И летать, летать до кровавых соплей. А потом жениться на целомудренной, холодной как лёд белой девушке, обустроить под новую семью старую усадьбу и родить сына, чтобы однажды подарить ему настоящую ракету. Да, па?

Зал постепенно наполнялся людьми. Кружилась, взлетала, порхала и падала наземь музыка. Стало душно, но это было неважно. Алекс не мог усидеть на месте — то крутил и мял в пальцах салфетку, то грыз стебелёк горькой зелени, то притопывал ногой, отбивая ритмы. Разочарование, горе, бессилие душили его, как стая тропических хищных змей. Он пил — коктейль за коктейлем, много, чтобы забыться и потеряться в этом правильном, безупречном, стерильном мире, где нельзя ни смеяться, ни плакать, ни идти босиком по живой земле, отдавая шаги божеству свежевспаханной почвы… Он не заметил, когда вошла Орхидея. Легконогая девушка, жёлто-смуглая, горделиво потряхивающая множеством унизанных мелкими жемчужинами косичек плыла над светящимся полом «Джанга» словно лодка над утренним морем. Она протянула руку изнемогающему пловцу, и Алекс нырнул за ней — в самую середину зала. Танец поднял его, как ветер поднимает осенний листок, закружил и подбросил — над людьми и над залом, над крышей, над домами, над городом, в бесконечное синее небо. Огромные глаза танцовщицы сияли рядом с его лицом. Они двигались вместе, ощущали друг друга всей кожей, нервами и дыханием. Каждый шаг был единственным из возможных — раз-два-три-раз-два-три-раз… полетели!

Не разжимая рук, молча, они вышли из зала. Аэробус умчал их в гостиницу. Там в смятении простыней они продолжили танец и узнавали друг друга, пока не поднялось солнце.

Склоняясь над смуглым лицом драгоценной подруги, Алекс спросил:

— Ваши женщины не спят с белыми. Почему я?

Орхидея рассмеялась и погладила его по щеке.

— Белые не умеют танцевать до последней души. Белые так не любят. Ты наш. Ты хапа-хаоле и твоя кровь согревает мою. Чтобы летать, моя радость, тебе не нужны корабли.

* * *

Он оставил свой дом, распустил слуг, за бесценок продал ракету. И ушёл в резервацию — чтобы вернуться под новым именем и начать танцевать по Тау — от холодных морей до истлевших от жара песков. Он поднял своих братьев и дал им оружие и рассказал, как воевать и как побеждать. Он взял в жёны чёрную женщину и его сыновья пошли босиком по земле. Он погиб — через десять лет и три года. А мы — живы. Где теперь белые? В городах, со своими железными демонами. Они не ходят в наши леса и не трогают нашу воду и не суют свои деньги под ноги нашим женщинам. Слышишь, хапа-хаоле — бьёт барабан, шумит море, зверь идёт по тропе? Это наша земля. Нам здесь жить…