Елена Квашнина - Работа над ошибками (СИ)

• Название: Работа над ошибками (СИ)
• Автор: Елена Квашнина
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Современные любовные романы

Этого не могло быть. Этого не должно было быть. Этого не должно было быть никогда. Не могли усилия многих лет пойти прахом. И все-таки факт оставался фактом. Записка, которую я комкала в руке, подтверждала рассказ Лидуси… По ее словам, Иван вернулся. И вернулся, кажется, насовсем. Эта новость просто раздавила меня. Повергла в оцепенение. Человек, из-за которого вся моя жизнь пошла наперекосяк, который столько лет висел надо мной дамокловым мечом, вернулся. Неизвестно, сколько еще бед он принесет мне своим появлением, сколько еще слез прольется на мою подушку…

---

— Но ведь ночь скоро, — слабо скулила Лидуся. — Пусть, если им так неймется, с утра едут.

— Неизвестно, что утром будет, — отрезала бабушка. — Езжайте, ребятки, сейчас по-другому нельзя.

Она сама уложила нам рюкзак. Вещи упаковала в целлофановые пакеты. Собрала так, словно мы должны были идти по этапу. Тогда мне это казалось лишним. Через несколько часов я поняла, как она права. Я вот отказывалась брать с собой Санину саперную лопатку. Мне не хотелось лишнюю тяжесть тащить. Не на год же собираемся. Ясность будет, скорее всего, к утру. Завтра днем мы вернемся. И я отбрыкивалась от этой лопатки. Бабушка настаивала. А лопатка очень пригодилась, когда ставили палатки комитету солдатских матерей. И пригодились запасные шерстяные носки, резиновые сапоги, дедушкина плащ-палатка, топор… Единственное, о чем мы забыли, это о сигаретах. Но у Белого дома проблем с табаком не возникало. Там угощали пачками и даже целыми блоками.

Вообще, ненормальные были дни. Становилось то страшно, то весело. В Белом доме в одном из подъездов записывали в так называемую «народную оборону». Саня побежал туда. Записать себя и меня. Вернулся огорченный. Женщин не брали. Только мужчин, прошедших различную военную подготовку. Он без меня соваться не стал. Ладно. Мы и так здесь посидим. Авось, пригодимся.

Сидели мы на земле возле ограды парка. Устроились по-походному, со знанием дела. Сашка часто шнырял по окрестностям, узнавал новости. Я никуда не уходила. Караулила удобное место.

Были моменты, когда, оставаясь одна, спрашивала сама себя: «Зачем я здесь? Народу много. И без меня обойдутся. А у меня маленький Димка». Но эти мысли быстро вытеснялись другими. Я всю жизнь чего-то боялась. Например, отца. Первую учительницу и пионервожатых. Комитет комсомола. Стукача в институте. Боялась высказывать свои мысли, если они не совпадали с общепринятым мнением. Боялась одеваться в соответствии со своим вкусом. Боялась жить не «как все». Одни маленькие и большие страхи. И если с маленькими удавалось кое-как справляться, то с большими даже и не боролась — бесполезно. Они гнездились глубоко в сознании, вылезая на поверхность лишь изредка. И все же определяли мою жизнь, мое поведение, мои успехи и неудачи, мое самочувствие… Много лет назад я впервые столкнулась с необходимостью победить свой страх, чтобы устроить личную жизнь по своему разумению. И восстала против отца. Мне казалось, больше никогда ничего бояться не буду! Но прошло время и выяснилось: побежден только один страх и, причем, не самый главный. Вся окружающая жизнь была полна привычными боязнью и ложью, в которых существовали абсолютно все. А моя сшибка с отцом получилась для меня только прелюдией. Вот теперь — главная схватка с собой, со своей трусостью, со своей привычкой жить во лжи. И не только за себя. За Димку. За других, таких же, как он. Чтобы росли, не зная лагерей и этапов, не зная «волчьих билетов» и травли общества, не зная даже тех страхов, какие знала я. Здесь, у Белого дома, мне тоже было страшно. Иногда — очень. Но это был другой, непривычный страх. Я копалась в себе, пытаясь понять его природу. И не понимала. Вероятно, это была боязнь за других, не за себя?

Саня возвращался и я забывала о своих раздумьях. Вдвоем мы не скучали. Нам было о чем поговорить. Свободного времени оказалось в избытке. Мы воспользовались этим. Много рассказывали: каждый о себе. Как бы заново открывали для себя друг друга. И удивлялись, почему раньше не могли найти общего языка, если так похожи? Теперь-то точно находили. Где уж тут скучать? Да и вполне достаточно общались с различными людьми. Все из-за Саниной коммуникабельности. Скоро стали выделять постоянных соседей. Почему постоянных? Люди толпились кругом, передвигались, менялись местами. Особенно много молодежи. Молодежь скандировала какие-то лозунги, кричала оскорбления в адрес коммунистов, пела под гитары наспех сочиненные неуклюжие песни, хаотично перемещалась. Но молодежь тусовалась, она приходила и уходила. А люди нашего возраста и старше приходили и оставались. Окапывались надолго. Как и мы с Саней. «Потерянное поколение времен застоя» — так нас стали называть. И вот это самое «потерянное поколение» назад пути для себя уже не видело, уже никуда не собиралось уходить от Белого дома, что бы ни ождало впереди. Все эти люди, наверное, как и я, устали бояться и лгать. Пришли сюда победить свой страх. И остались.

В первую ночь своего «белодомовского сидения» я страшно мерзла. Не спасали ни чай, ни кофе, которые мужчины и женщины преклонного возраста разносили в эмалированных ведрах и обычных чайниках, угощая всех подряд. Одна дама из комитета солдатских матерей пригласила меня в палатку и потихоньку угостила спиртом. Выпивших у Белого дома практически не было. Если кого-то начинали подозревать в употреблении горячительного напитка, то сразу под руки выводили за оцепление, подальше, к метро. Назад уже не пускали. А мне необходимо было согреться. И я была благодарна наблюдательной и отзывчивой даме. Но после принятия этих пятидесяти грамм долго сидела в палатке. Гоняла во рту жевательную резинку. Вела себя мышью. Обошлось. Никто не заметил. К полному разочарованию, спирт помог ненадолго. Через два часа зубы у меня опять выстукивали барабанную дробь.

Саня ушел бродить по округе. Потом прибежал и потащил меня к разбитому киоску с мороженым. По дороге уверял, что сейчас я согреюсь и даже смогу поспать.

Он привел меня к костру, подле которого сидело человек десять мужчин разного возраста и молоденькая девушка. У девушки волосы были протравлены пергидролью и торчали мочалкой. Но улыбка приятнейшая. Звали ее Аней, и впоследствии мы подружились. Ни в начале нашего знакомства, ни после я так и не сумела понять, что же Аню толкнуло пойти к Белому дому? Политика была ей безразлична. Она вообще мало чем интересовалась. Может, тут не последнюю роль сыграла свойственная молодежи любовь к авантюре? Ну, все равно.

Нас радушно приняли. Потеснились, освобождая место у огня. С любопытством расспрашивали. Это оказался отряд той самой «гражданской обороны», куда женщин не брали. Как там Аня оказалась? — неизвестно. Почему-то отряд назывался сотней. Имел цифровое обозначение и свою задачу.

Мы грелись возле этого костра всю оставшуюся часть ночи, по очереди кемаря на садовой скамейке, которую мужчины притащили из парка. А утром наши с Саней фамилии были внесены в списки «гражданской обороны». Так мы оказались в пятьдесят пятой сотне, которую не покинули до самого конца этих странных событий.

Задача у нашей группы была простая: охранять неширокую улицу, ведущую к Белому дому вдоль парка. Никого не пропускать. В принципе, не сложно. Улицу перегородили двумя большими бетонными блоками и грузовыми машинами. Саня вместе с остальными мужчинами ходил спускать шины у грузовиков. А когда у Белого дома остались шесть танков, мы нахально посчитали один из танков своим. Танкистов взяли под опеку: кормили, поили, угощали сигаретами, развлекали. В особом восторге была Аня. Она почти не слезала со скользкой брони. И в конце-концов получила прозвище «Анка-пулеметчица». Кто-то раздобыл ей шинель. Слишком большую для хлипкой девушки. Аню это не смущало. Пусть шинель болталась на ней, как на палке, зато прекрасно отпугивала любопытных. После чего мне посоветовали раздобыть и себе такую же. Я не стала суетиться. Облачилась в дедушкину плащ-палатку. Тем более, что периодически шел дождь. Вся земля размокла. Траву в округе быстро вытоптали, и теперь под ногами чавкала жирная глина. К плащ-палатке, спасибо бабушке, добавились резиновые сапоги.

В ночь с двадцатого на двадцать первое стреляли. Издалека трассы выглядели зеленоватыми пунктирными линиями. Кто-то на балконе Белого дома в мегафон предложил всем лечь на землю. Ребята из нашей сотни захохотали. Но вообще-то мы внимательно прислушивались к тому, что вещали с балкона каждый час. Это был единственный верный источник информации. То, о чем говорилось в толпе, казалось ужасным. Время от времени кто-нибудь из наших ребят покидал «родную заставу» и через час возвращался со свежими слухами. В Москве везде танки. Народ из троллейбусов строит баррикады. Эти гады-гэкачеписты заказали невероятное количество наручников. Потом Валерка Хренов, успевший раздобыть себе камуфляжную форму и совершавший по заданию штаба гражданской обороны разведывательные рейды, принес страшную весть. В тоннеле под Арбатской площадью произошла трагедия. Народ пытался остановить БТР-ы. Есть человеческие жертвы. В одних стреляли, других просто размазали БТР-ми по стенке тоннеля. Бесшабашного до того момента Хренова трясло, пока он рассказывал нам кошмарные новости. Мы молча слушали. Не перебивали. Не задавали вопросов. Вглядывались в его побледневшее, усталое лицо и отчаянно надеялись, что он врет. Или сам ничего толком не знает. Но нет, склонный к безобидным преувеличениям, сейчас Валерка не врал. Не похоже было. Стало страшно. Вот они, военные действия. Начались. Час-два — и до нас докатятся. Далекое воспоминание детства вдруг промелькнуло, исчезло, а затем снова, уже неторопливо и основательно выплыло из глубин памяти, заслонив на какую-то минуту действительность.