Людмила Матвеева - Шесть тетрадок

• Название: Шесть тетрадок
• Автор: Людмила Матвеева
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Повесть о строительстве метрополитена в Москве.

---

— Нет, я горчицу не ем. Горькая.

— Забыл, дети горчицу не любят. Доедай сосиски. Лимонаду хочешь? У меня денег много, я утром получку получил.

Мишка пьёт лимонад, иголочками колет в горле, пузырьки взбегают по стенке стакана.

Первый человек на метро

Катя в третий раз подогревает чайник, а отец всё не приходит с работы. Вдруг на шахте какая-нибудь беда? Лучше об этом не думать. Мало ли почему человек задерживается на работе? Может, собрание. Или поговорить с кем-нибудь захотел. Что же ему, и поговорить нельзя?

Шаги за окном. Отец! Нет, шаги прошлёпали по весенней луже и затихли. Опять шаги? Нет, это не шаги, это ветки старого дерева стучат по раме.

Катя снова ставит чайник на керосинку.

Керосинка стоит в углу на табуретке. За слюдяным окошечком жёлтый огонь. Маленькое слюдяное окошечко, как в доме, про который рассказывал старый историк. Древние дома на Красносельской, слюдяные окна у богатых людей.

Чайник опять начинает шуметь. От керосинки в комнате теплее.

— Ждёшь меня? А я вот он, пришёл.

Отец входит в комнату. На шапке капли дождя, лицо мокрое.

— В метро лозунг: «Чтобы не капало!» А на улице капает вовсю. Весна! Я уже отвык от сырости, в тоннеле чистота.

— Что так долго? — спрашивает Катя. — Собрание было?

— Собрание. Такой разговор горячий. Знаешь, кто главные люди на метро?

— Проходчики, — уверенно отвечает Катя.

— Были проходчики. Теперь, когда всю трассу прошли, теперь уже не проходчики. Поем, расскажу, кто первый человек на метро. Что у нас? Картошка? Прекрасно!

Катя достаёт из-под подушки горячую кастрюлю, завёрнутую в толстый платок. От картошки в «мундирах» идёт густой пар. Отец посыпает картошку крупной солью, ест не спеша. Горка кожуры растёт на краю стола.

Потом он долго пьёт чай, крепко хрупает сахаром. А Катя сидит напротив и смотрит, как он пьёт чай. Хорошо, когда отец дома.

— Как дела в школе? — спрашивает отец.

— Хорошо. Составили словарик метро, нам Антонина Васильевна велела. Что такое кессон, что такое тюбинг. По арифметике я «хор» получила. А в нашей истории метро уже шестую тетрадку дописываем. Пучков вчера опять с Мишкой поругался. Он на Мишку: «Как сейчас дам — отлетишь!» А Мишка ему: «Сам отлетишь». Собрались драться, пришла Антонина Васильевна, их разняла и разогнала по разным углам.

— Да, история, — смеётся отец.

Катюша убирает со стола, насухо вытирает клеёнку.

— Папка, рассказывай, кто первый человек на метро.

Отец садится на диван, а Катя рядом.

— Слушай. Значит, пройден тоннель. Вместо породы — пустота. Чтобы тоннель не обвалился, крепят деревянными подпорками. Но их же после надо убрать, они не останутся в метро навсегда. А чем укрепить тоннель навсегда? Стальными кольцами — прочными тюбингами. Одно колечко в два раза больше нашей комнаты… Махина-то он махина. Но на него давит вон какая тяжесть — вся порода, что над ним. И если тюбинг сдвинут хоть на миллиметр, маркшейдер ни за что не разрешит двигаться дальше.

— Строгий, — сочувствует Катя.

— Очень. Но у него и работа ответственная. Он же маркшейдер — подземный геодезист. Он намечает точку, на которую должен выйти тоннель. Если не знаешь, куда идти, как пойдёшь? Без маркшейдерского искусства не может быть сбойки. Мы бы не вышли друг к дружке, а разминулись под землёй. Маркшейдер сквозь землю видит. Нет, он действительно первый человек на метро. Без маркшейдера шагу не ступишь. Что ты улыбаешься, Катерина?

— Смешно. У тебя все главные. И слесарь главный — помнишь, ты говорил? Он отвечает за работу механизмов. Говорил?

— Говорил. И верно. У нас полгода назад слесарь заболел, мы с ног сбились. То компрессор встал, то насосы барахлят.

— Так, — смеётся Катя. — Проходчики тоже главные. Без них никакого тоннеля вообще не будет.

— Не будет, — серьёзно соглашается отец.

Обычно он готов посмеяться вместе с Катей.

А сейчас она шутит, а он не откликается на шутку. Никак она его не развеселит.

— Папка, а бетонщики? Первые они люди или не первые? Если они не положат хорошо бетон, всё может рухнуть.

— Правильно рассуждаешь. Бетонщики — это бетонщики. Здесь и говорить много не приходится.

— А изолировщики-то, пап? Без них шахту зальёте, а надо, чтобы ни одной капли не капало.

— Конечно. Надо, чтобы не капало.

Кате совсем весело.

— А маркшейдер? Ты вот только что, на этом самом месте, сказал, что без маркшейдера на метро шагу не сделаешь.

— А ты как думаешь? Он же сквозь землю видит. Он — первый человек на метро.

— Всё ты, папка, выдумываешь. Но я тебя поймала! Все первые, все главные! Так не может быть.

— Может, — очень серьёзно говорит отец.

Завтра Катя сделает в тетрадке запись и назовёт её: «Первый человек на метро». Это будет самая последняя запись в самой последней, шестой, тетрадке. И Сашка Пучков скажет:

«Выдумала! Все первые, все главные — так не бывает».

А Катя ему ответит:

«Бывает. Не знаешь, Пучков, не говори».

Метро пустили!

Мишка кричит на весь двор и сам приседает от своего крика. Его голос влетает в открытые форточки, пробивается сквозь стены, звенит в переулке:

— Метро пустили! Эй, метро пустили!

Даже Борис услыхал, прибежал с чужого двора.

Топают ноги по лестнице.

— Миша! — кричит бабушка. — Сию минуту почисти ботинки. Ты посмотри, в каком ты виде. А ещё собираешься кататься на метро.

Что это сегодня с бабушкой?

А Мишка кричит, ликует:

— На метро кататься!

И несётся голос по гулкому вечернему двору:

— На метро! Кататься!

Сегодня, когда все давным-давно привыкли к метро, это звучит странно. Никто не катается теперь на метро. Обычный транспорт, сел и поехал в гости или по делам. Быстро, удобно, привычно.

А тогда, в тридцать пятом году, мы, счастливые, пошли кататься на метро. Вчера ещё кто-то на кого-то сердился, а сегодня — нет. Мы ввалились в метро вместе с праздничной толпой. Я крепко держалась за Мишкину руку.

Лестница и правда сама плыла вниз. Нужно было только встать на ступеньку, схватиться за толстые чёрные перила — и ты медленно, плавно едешь, и ступеньки едут, и перила едут, и Мишка едет, и все наши ребята. Пучков сегодня в новом сером костюме с длинными брюками. Леденчик в матросской шапке с лентой, а на ленте написано: «Герой». И Таня в розовом платье. А Борис с чужого двора вцепился двумя руками в перила, думает, что упадёт.

Внизу мы долго стоим, ошеломлённые красотой. Колонны из мрамора, свет льётся со всех сторон. И очень свободно. Подземелье оказалось воздушным, светящимся. Простор и лёгкость. Вот оно, наше метро.

— Поезд! — сказала Катя.

Мишка повернул голову. Блеснула буква «М» на старенькой беретке.

Поезд вынырнул из тёмного бесконечного тоннеля, голубые вагоны остановились перед нами. И тут с тихим шипением раскрылись двери. Сами. Их никто не открывал!

Сто раз я слышала, что в метро двери будут открываться автоматически. И всё-таки это было поразительно — они медленно раскрылись перед нами, как будто приглашали: «Садись, поехали».

И мы поехали, стоя в тесноте. И радовались этой тесноте. Оттого, что было так много людей, праздник стал ещё праздничнее.

За окнами поезда летели серые стены, тянулись чёрные провода.

— Поезд питается током от специального третьего рельса, — сказал Мишка. — Он в стене, мне Мельниченко говорил. Ток высокого напряжения: дотронешься — сразу убьёт.

Я покрепче схватилась за Мишкину руку. Зачем мы будем дотрагиваться до этого высокого напряжения? Мы и не будем. И нас никогда не убьёт.

Мы выходим на платформу. На этой станции самый красивый свет. Он льётся прямо из колонн, и белые колонны кажутся прозрачными и тёплыми. Прикладываю ладонь: гладкий холодный камень. Он скользкий, как лёд. Это и есть мрамор.

Мы выходим на каждой станции. Они все разные, и мы под конец уже плохо соображаем от красоты, от количества потрясений.

Человек в красной фуражке отрывисто и весело кричит:

— Готов!

Поезд закрывает свои двери и трогается. Он мчится сквозь землю. Мне кажется, что мы летим на самолёте в Арктику. Или на пограничную службу.

За окнами не серый бетон, а чёрное небо.

Теперь я точно знаю, кем буду, когда вырасту. Я надену красную фуражку и научусь праздничным и строгим голосом кричать команду поезду: «Готов!»

И красиво поднимать круглый жёлтый жезл. Из-под своей форменной красной фуражки я буду сурово и сдержанно улыбаться всем пассажирам, а Мишку буду катать бесплатно.

Мы выходим на площадь. Она кажется маленькой и тёмной. Фонари горят неярким светом, там, под землёй, было гораздо просторнее и светлее. Толпа оттеснила от нас Таню, и Бориса, и Пучкова. Леденчик зовёт: