Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

• Название: Пакт, изменивший ход истории
• Автор: Владимир Наджафов
• Издательство: Новый Хронограф
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94881-243-4

Дважды на протяжении полувека — в 1939 и 1989 годах — международные последствия пакта о ненападении, заключенного между СССР и Германией 23 августа 1939 года, были наглядно-взрывными с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики. В первый раз — когда пакт, одномоментно и круто изменив баланс сил в Европе, укрепил Гитлера в решимости напасть на Польшу, что ознаменовало начало Второй мировой войны. Во второй раз наследие советско-германского пакта шумно сказалось в 1989-1991 годах после признания советской стороной — впервые, публично, на весь мир — факта подписания секретного протокола к пакту о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и объявления всех секретных договоренностей с Германией недействительными с момента их подписания. Это привело к еще одной структурной перестройке международных отношений, вызвав развал Советской империи и самого СССР.

В книге рассматриваются различные аспекты проблемы происхождения и природы Второй мировой войны с акцентом на фактор классово-имперской политики сталинского Советского Союза, включая как непосредственные, так и долгосрочные историко-геополитические последствия советско-германского пакта. Она основана на широкой документальной базе, в частности — на материалах архивов России и США.

---

Об отношении сталинского руководства к внешнему миру дает представление положение с советской дипломатической службой за границей, сложившееся к началу 1939 г. В пространном письме Сталину{216} глава НКИД СССР М.М. Литвинов обрисовал картину резкого свертывания служб его ведомства. Советских полпредов не было в десяти зарубежных столицах, включая Токио, Варшаву, Бухарест, Будапешт, в некоторых свыше года. Продолжительное отсутствие во главе посольств и миссий полномочных представителей, подчеркивалось в письме, «приобретает политическое значение и истолковывается как результат неудовлетворительных дипломатических отношений». Число вакансий работников рангом пониже (советников, секретарей полпредств, консулов и др.) равнялось сорока шести. Из 8 отделов в центральном аппарате НКИД только один имел утвержденного заведующего. Делался вывод о том, что это может усилить «толки о нашей самоизоляции и т.п.».

Такое положение, продолжал М.М. Литвинов, создалось не только вследствие «изъятия некоторого количества сотрудников НКИД органами НКВД». Не получали разрешения на обратный въезд в страну работники из-за границы, даже работники центрального аппарата, «немалое количество» дипломатов было исключено из партии «в порядке бдительности», другие устранялись от секретной работы. Литвинов внес предложение создать комиссию для изучения создавшегося положения с кадрами и изыскания путей к изменению положения.

Это письмо М.М. Литвинова имеет определенное значение для раскрытия темы данной главы.

С одной стороны, оно служит доказательством возраставшего недоверия Сталина и Молотова к аппарату НКИД СССР, чистка которого началась задолго до смещения М.М. Литвинова. Давнее недоверие к Литвинову распространялось на его заместителей, полпредов в наиболее важных столицах мира. Подчеркнем, что речь идет о периоде до марта 1939 г., когда Сталин на XVIII партийном съезде публично дал знать о свершившейся переориентации советской внешней политики. Чистка кадров НКИД — еще одно проявление ранней, до московских тройственных англо-франко-советских переговоров весной-летом 1939 г., переориентации политики СССР. Переориентации, строго говоря, только тактической; стратегически она как была, так и оставалась антика- питалистической.

С другой стороны, письмо М.М. Литвинова не подтверждает положения официозных «Фальсификаторов истории» о том, что в итоге Мюнхена «дело шло к полной изоляции Советского Союза». Тревожило Литвинова другое — усилившаяся тенденция СССР к самоизоляции из-за ничем не оправданного добровольного сужения сферы деятельности собственной дипломатии (до Второй мировой войны СССР имел дипломатические отношения с 30 странами из 59).

Нити внешней политики все больше сосредотачивались в Кремле. С обострением международного положения в послемюнхенский период Сталин максимально засекретил свои намерения в области внешней политики. Исследователь механизма политической власти в СССР в предвоенное десятилетие пришел к выводу, что после Большого террора 1937–1938 гг. Сталин посвящалв свои планы лишь отдельных членов Политбюро, превратившегося, в лучшем случае, в совещательный орган{217}. Показательно, что в опубликованном сборнике документов о сталинском Политбюро в 30-е годы интересующий нас послемюнхенский период представлен всего лишь двумя постановлениями по вопросам внутренней жизни (от 24 и 27 ноября 1938 г.){218}. Немногое добавляет в этом плане публикация документов «особой папки» по вопросам отношений с Европой, в которой период с ноября 1938 г. по март 1939 г. представлен лишь 9 новыми документами (№№ 272–280){219}. К сказанному надо добавить сохраняющуюся советскую традицию сокрытия документов, связанных с советско-германским пактом.

Между тем, в послемюнхенский период умножились сведения и слухи о тайных советско-германских контактах. Так, в последних числах ноября 1938 г. посольство США в Варшаве и их миссия в Бухаресте одновременно сообщили в Вашингтон о тайном немецком предложении Советскому Союзу, переданном по частному каналу, заключить пакт о ненападении, а в первом сообщении речь шла также о предложении договориться о разделе сфер влияния{220}.[21] В опубликованных по окончании войны мемуарах государственного секретаря США К. Хэлла подтверждается, что американцы обладали этой информацией с конца 1938 г.{221} В начале следующего года французский посол в Берлине Р. Кулондр (переведенный туда из Москвы) спрашивал у советского полпреда А.Ф. Мерекалова, действительно ли имеют место признаки сближения СССР с Германией, как об этом пишет за последнее время печать{222}. Подтверждение вышесказанному можно найти в материалах Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1940 года, представленных в декабре 1989 г. II Съезду народных депутатов СССР. По данным Комиссии, зондаж возможностей улучшения отношений с СССР со стороны Германии начался с конца 1938 — начала 1939 года. «Инсценировкой нового рапалльского этапа» назвал немецкую инициативу Гитлер{223}.

Во всем этом мало удивительного, учитывая постоянные советские заявления на самом высоком уровне о готовности к урегулированию отношений с Германией. Но Гитлер не спешил, впрочем, как и Сталин. До поры до времени Гитлеру было выгодно разыгрывать антисоветскую карту так, как он это сделал в Мюнхене.

Одно из проявлений тайны, окружавшей советско-германские отношения, немецкий историк И. Фляйшхауэр усматривает в том, что Сталин лично контролировал вопросы этих отношений. При этом она ссылается на «псевдомемуары Литвинова» — Notes for a Journal (Записки для дневника), в которых говорится, что с января 1939 г. М.М. Литвинова лишили прямого доступа к советскому представительству в Берлине, потребовав от полпреда докладывать непосредственно Сталину{224}.

Рассекреченная ныне «особая папка» подкрепила предположение немецкого историка. Опубликованные в Лондоне в 1955 г. «Записки для дневника», возможно, действительно принадлежат М.М. Литвинову. Из донесения председателя КГБ СССР И.А. Серова правительству мы узнаем, что сигнальный экземпляр книги был добыт резидентурой Комитета государственной безопасности (КГБ) в английской столице еще до выхода книги в свет. Жена Литвинова, Айва Вальтеровна, будучи допрошена в КГБ, сообщила, что Литвинов, при отъезде из США (где он был полпредом в 1941–1943 гг.) оставил свои записи, «наподобие дневника (напечатанные на пишущей машинке)», которые она передала на хранение американскому журналисту Дж. Фриману. Не исключено, говорилось в донесении Серова, что эти записи использованы в книге, содержание которой характеризовалось КГБ как «антисоветское»{225}.[22]

Изучение опубликованной переписки М.М. Литвинова с полпредством СССР в Берлине за январь-март 1939 г., ограничивающейся четырьмя сравнительно малозначительными документами{226}, скорее подтверждает, нежели опровергает версию И. Фляйшхауэр о личном участии Сталина в совет- ско-германских контактах, начиная с осени 1938 г.

Международную ситуацию, созданную Мюнхеном, сталинское руководство постаралось обратить в свою пользу.

Конечно, с одной стороны, оно не смогло скрыть своей досады по поводу того, что Германия снова уклонилась, по выражению журнала «Большевик», «от испытания огнем и мечом». Последний раз это случилось, по словам журнала, на конференции в Мюнхене, где «ни Чемберлен, ни Даладье не захотели, чтобы фашизм подвергся разгрому; поэтому они и предпочли произвести нажим на Чехословакию, чтобы принудить ее к капитуляции»{227}. Так капиталистические противники СССР вновь ушли от того, чтобы напрямую скрестить шпаги.

Но, с другой стороны, неучастие Советского Союза в мюнхенской сделке за счет Чехословакии дало ему преимущество, и не только моральное. Руками Гитлера удалось подорвать старый Версальский порядок на континенте, чего давно добивался и Советский Союз, оправдывая этим сотрудничество с Германией. В Европе создалась новая ситуация, небезвыгодная для Сталина. Эпицентр политико-дипломатических событий в послемюнхенский период, чем дальше, тем больше смещался на Восток, превратив вскоре советскую столицу в дипломатическую Мекку предвоенной Европы.

Перспектива такого развития ситуации самоочевидна. Ограничив себя в известной мере договоренностями на Западе: мюнхенским соглашением между Германией, Великобританией, Францией и Италией от 29 сентября 1938 г. (об отторжении Судетской области от Чехословакии и присоединения ее к Германии), англо-германской декларацией от 30 сентября 1938 г. (с обязательством сторон «никогда более не воевать друг с другом») и франко-германской декларацией от 6 декабря 1938 г. (за «мирные и добрососедские отношения»){228}, великие капиталистические державы Европы отнюдь не сняли причин напряженности между ними. Дело в том, пишет Л.И. Гинцберг, один из отечественных специалистов по проблеме немецкого фашизма, что «конечные цели германской политики не могли быть достигнуты в рамках договоренностей с Западом»{229}. Поэтому как демократические Англия и Франция, так и нацистская Германия в поисках новых возможностей для укрепления своих позиций неизбежно должны были, рано или поздно, обратить свои взоры в сторону СССР — последней не ангажированной крупнейшей европейской державы, способной склонить баланс сил в ту или иную сторону.