Доминик Сильвен - Тайна улицы Дезир

• Название: Тайна улицы Дезир
• Автор: Доминик Сильвен
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-346-9

Жестокое убийство ничем не примечательной юной девушки Ванессы Ринже потрясает обитателей маленькой парижской улицы. След, казалось бы, ведет к владельцу ближайшего ресторанчика, и по нему уверенно устремляются полицейские. Но Лола Жост, отставной комиссар полиции, не так наивна, чтобы сразу хвататься за самую очевидную версию. Вместе со своей приятельницей, эксцентричной американкой Ингрид Дизель, она начинает собственное расследование, которое затягивает ее в бездну чужих страстей: любви, ревности и алчности.

---

— Итак, доктор, заканчивайте то, что сейчас делаете, только побыстрей, а то, неровен час, мой шеф заберет бедняжку в участок.

Он уже собрался уходить, когда увидел далматина. Прекрасное животное с большими черными глазами. На первый взгляд, пес не походил на своего хозяина. И все же. Он рассматривал посетителя, не издавая ни звука и не нервничая. А ведь он вполне мог позволить себе тявкнуть, поворчать, обнюхать подметки, покрутиться вокруг ног.

— Мы идем, — сказал Леже.

— Мы?

— Да, Зигмунд и я. Мой пес не любит оставаться дома один.

— Как хотите, но вам придется оставить его на лестничной площадке. В квартире море крови. И остатки ДНК. Вы понимаете?

— Да, я в курсе, лейтенант.

Выйдя из дома, Жером Бартельми заколебался: вернуться через Пассаж-дю-Дезир или позволить ногам привести его на улицу Эшикье. Именно оттуда, из дома номер тридцать два, Лола Жост изливала на мир свое презрение. Поскольку именно это — презрение — и нужно, чтобы покинуть сплоченную команду, отряд, попадавший в самые разные переделки, но умевший посмеяться, если все заканчивалось хорошо. Ты не имеешь права отгораживаться от мира, сваливая дурное и хорошее, грязь и радость в одну кучу. Особенно если ты была начальницей, которую никто не смел оскорбить кличкой вроде «толстуха», или «злюка», или «сука», или «старуха», или «толстая сука», хотя порой каждому из подчиненных этого очень хотелось. Было за что. Лола Жост была непростой женщиной, Лола Жост обладала скверным характером, Лола Жост не имела модельной внешности.

Незаметно ноги его повернули на юг, по направлению к бледному солнцу, которое силилось прорвать завесу серых туч, но напоминало лишь тусклую лампочку за бумажной ширмой. Погруженный в свои мысли, лейтенант Бартельми прошел улицу Энгьен. Если память ему не изменяет, начальница жила на следующей улице. Тут он замедлил шаги. А что, если она просто выставит его вон, сопроводив свои действия вместо приветствия хорошим ругательством? А что, если, стоя на коврике для вытирания ног, он вынужден будет как дурак звонить и звонить в дверь до умопомрачения? А что, если она уехала из Парижа и греет свои старые кости в каком-нибудь милом местечке, не таком сыром и не таком густонаселенном, она ведь теперь не любит людей… Да нет… ничего подобного. Лола Жост не раз повторяла всякому, кто был готов ее слушать, что она терпеть не может бесполезных перемещений в пространстве и всех этих вылазок, возможности для которых представляются во время коротких и длинных выходных, отпусков, субботних отгулов и праздничных дней. За одним исключением: начальница ездила в Сингапур, чтобы проведать своего сына и внучек. Но это делалось ради семьи, а отнюдь не ради экзотики. Нет, она никогда даже не говорила об этом отпуске, проведенном на экваторе. А расспрашивать ее было бесполезно.

«Она с нами справлялась, да-да, со всеми. А что касается перемещений в пространстве, то она совершила его, когда вынесла свое тело из маленького кабинета, чтобы никогда больше туда не возвращаться», — думал Жером Бартельми, поднимаясь по лестнице и не обращая внимания ни на лифт, ни на консьержа. Не так уж глупа была его начальница: она жила на втором этаже.

Рядом с ее именем красовалась медная кнопка, соединенная с механизмом звонка и вызывавшая неизвестно какую реакцию в цепи. Здесь, перед этой безликой дверью, больше всего напоминавшей обычную доску из клееной фанеры, Бартельми почувствовал, что душа уходит в пятки. У него подкосились ноги, и язык прилип к гортани, а между тем ему ведь придется что-нибудь говорить. До сих пор он только и делал, что вспоминал былую обиду. Неважное начало, но он все-таки позвонил. Несколько раз. Но ничего не произошло. Никакой реакции в цепи. Не повезло. Но вдруг, стоя на лестничной площадке, где приятно пахло жареным хлебом и воскресным завтраком, Жером Бартельми улыбнулся и вытащил из кармана мобильный телефон, о существовании которого совсем забыл, поддавшись внезапно нахлынувшей горечи. Конечно, номер начальницы был записан у него под именем Лола — фамильярность, позволительная лишь в пределах электронной записной книжки.

«Самое интересное, что ее зовут вовсе не Лола», — вспомнил лейтенант, нажимая на кнопки аппарата. Ее настоящее имя было Мария Тереза. И, конечно, оно подходило ей больше, чем Лола. Это было, пожалуй, единственным проявлением кокетства с ее стороны… Хотя иногда, когда она с сигаретой в зубах и скрещенными на груди руками усаживалась на подоконник у себя в кабинете и, подтянув юбку до колен, выставляла ноги (совсем недурные, принимая во внимание ее габариты) на всеобщее обозрение и начинала хриплым голосом, растягивая слова на швейцарский манер, рассказывать подробности дела, обводя комнату при этом своими умными глазами, — тогда Марию-Терезу Жост хотелось назвать Лолой.

Она ответила после пятого звонка, и сердце Бартельми подпрыгнуло. Как было здорово снова услышать этот строгий голос, хриплый от неумеренного курения, немного задыхающийся, но подавляюще властный.

— Алло, мадам Жост! Это Бартельми. Я стою у вас на пороге.

— А что тебе надо от моего порога?

— Э-э… я веду в этом квартале расследование вместе с Садовым Гномом и… я пришел, чтобы глотнуть у вас свежего воздуха и кофе, если таковой случайно найдется.

— Мальчик мой, прежде всего ты пришел, чтобы меня разбудить.

— Вы еще спите! В это время! Поверить не могу!

— Не вижу, кому, кроме тебя, это мешает.

— Ну, я просто хотел сказать, что сиесты не в вашем духе.

— Оставь свои извинения при себе, Бартельми. Он пришел выпить кофе! Две секунды — я только влезу в халат.

«Как легион под Колвези», — подумал лейтенант, прождав добрых пять минут. Наконец дверь открылась, и показалась Лола с отекшим и помятым лицом, ее «дружелюбный» взгляд обжигал, как хлыст. Халат Лолы походил на тот, в котором щеголял Кларк Гейбл в фильме «Унесенные ветром», но он по крайней мере выглядел теплым. Поскольку стало холодно, и все такое…

Бартельми уже пару раз бывал у начальницы. Она жила в скверной двухкомнатной квартирке со слишком большим коридором и слишком маленькой кухней, отделанной в спокойных зеленых и розовых тонах, которые несомненно помогали сохранять философское спокойствие, когда владельцы пиццерии на первом этаже начинали раздавать указания своим служащим в любое время дня и ночи. Он снял ботинки, надеясь завоевать этим доверие хозяйки, и последовал за ней в гостиную. Почти вся комната была занята огромным столом, раздвинутым во все стороны. На нем лежала доска, а на доске — пазл, при одном взгляде на который начинала болеть голова.

— «Сикстинская капелла» из пяти тысяч кусочков, — объявила Лола. — Так сказать, порок в чистом виде. Я как дура собирала его весь вчерашний день. Из-за этого чертова Микеланджело я легла спать только в три часа ночи!

— Впечатляет, — сказал Бартельми.

— Ты правда хочешь кофе?

— Нет.

— Тем лучше, потому что меня тошнит. Я вылакала бутылку пятидесятилетнего портвейна: лицо Евы, изгнанной из рая, заставило меня повозиться. Я собираюсь приготовить мятный настой. Будешь?

— Обязательно, мадам.

— У тебя такой тон, как будто ты хочешь о чем-то попросить.

— Я ни о чем не хочу просить, мадам, кроме, разве что… Я чувствую себя совсем разбитым, но это не грипп.

— В твоем возрасте это не страшно.

— Вы предпочитаете рассматривать Сикстинскую капеллу, а мне бы хотелось, чтобы нарисованным был Садовый Гном. Его вид меня подавляет, методы приводят в отчаяние, а тупость — ошеломляет.

— Тщетна привлекательность того, что недоступно. Если умерла надежда, то должно умереть и желание.

— Молитва буддийской монахини? — спросил Бартельми без тени смущения.

Он давно привык к цитатам своей начальницы, которая в прошлой жизни преподавала французский и заставила не одно поколение школьников блуждать в его дебрях.

— Нет, элегия Берто. Я просто хочу попросить тебя усвоить одну вещь: ноги моей больше не будет в комиссариате.

— Все-таки с вашей стороны было неразумно уходить, когда до пенсии оставалось меньше года.

— Я пришла в полицию не за привилегиями государственной службы. А причины моего ухода касаются только меня.

— Ваши причины известны всем, — храбро возразил Бартельми, оставив ледяной взгляд начальницы без внимания. — Ваши причины зовут Туссен Киджо.

Лола Жост смерила своего бывшего коллегу надменным взглядом и, не говоря ни слова, направилась в кухню. Бартельми, убедившись, что в этом доме он все еще persona grata[10], слушал, как она гремела кастрюлями. Она вернулась, величественная, с каменным лицом, держа в руках поднос, на котором стоял чайник с горячим настоем и две чашки. Ее ужасающий халат волочился за ней, как шлейф.

— Убери-ка отсюда эту доску, да смотри не повреди «Сикстинскую капеллу».

Бартельми подчинился с вновь обретенным чувством облегчения от того, что есть рядом человек, достаточно компетентный и способный прояснить ситуацию и развеять окутывавший его туман. Начальница, руководитель, не терпящая ничтожеств. Конечно, это была иллюзия, но она так приятно грела душу. Ни один кусочек пазла не упал на зеленый ковер.