Елена Сапарина - Последняя тайна жизни (Этюды о творчестве)

• Название: Последняя тайна жизни (Этюды о творчестве)
• Автор: Елена Сапарина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.

Для среднего школьного возраста.

Издание второе.

---

Очень часто он приводил и своих сыновей, тогда еще учеников низших классов гимназии.

Занятия проводились вначале в манеже Адмиралтейства у Дворцового моста, затем в манеже цирка и под конец в зале немецкой гимназии на Кирочной. С легкой руки Ивана Петровича все участники получали разное "звание" в зависимости от прилежности посещений. Самые старательные и усердные относились к почетным "столпам", а нерадивые награждались позорным званием "щепки" или "хлама".

Эти дни вечерней гимнастики были и вечерами отдыха, забавы, неистощимого веселья, зачинщиком которого, конечно же, был самый главный "столп" — профессор И. П. Павлов. Когда кто-нибудь не мог хотя бы немного продержаться на трапеции на согнутых руках или закинуть ноги назад на параллельных брусьях, Иван Петрович "смеялся до упаду". Но никто не обижался на его искренний, по-детски непосредственный смех.

Сам он был превосходным гимнастом, отличался необыкновенной силой рук и был чуть ли не единственным, кто мог в висячем положении, на одних руках перебраться через весь зал по укрепленной горизонтально лестнице. Но при прыжках в высоту иногда "срезал веревочку". Тогда поднимался "всеобщий гам и свист". Кружковцы не упускали момента, чтобы сквитаться со своим "столпом". Так что не только "мышечной радостью" заряжались на гимнастических занятиях.

А Иван Петрович выносил с физкультурных вторников и еще нечто важное — он постоянно прислушивался к собственному организму, наблюдал за ним. Профессор И. П. Павлов и свой собственный организм включил в орбиту научных исследований.

Академик П. К. Анохин — бывший его ученик — писал:

"Одной из характерных черт Ивана Петровича как исследователя являлось увлечение научным анализом собственных ощущений, здоровья и явлений, происходящих в его собственном теле. Он находил возможность анализировать любое свое переживание. И чем острее и опаснее оно было, тем с большим упорством и настойчивостью он пытался понять его механизмы".

Не зря, видно, Алексей Максимович Горький сказал про И. П. Павлова: "Он изумительно целостное существо, созданное природой как бы для познания самой себя". Этот поразительный человек изобрел еще один способ извлекать научную истину: и отдыхая, он работал, наблюдал, если не за другими, то за самим собой. Наблюдательность (столь горячо проповедуемая им, что на главном лабораторном здании в Колтушах по его указанию было начертано трижды повторенное именно это слово) стала его второй натурой.

Ничто не ускользало от его пристального внимания. В какой бы обстановке ни находился, он всегда оставался исследователем. На "средах", обсуждая с сотрудниками те или иные психологические проблемы, работу нервной системы, он очень охотно приводил примеры из собственного опыта. В сохранившихся стенограммах можно прочесть, как И. П. Павлов по ходу разговора вдруг примется рассказывать о том, как он, засыпая, отгоняет мешающие ему образы. Как по утрам, когда он старается, одеваясь, не шуметь, у него возникают звуковые иллюзии — все производимые им шумы как бы усиливаются и кажутся необыкновенно громкими.

Или как он преодолевает сложившиеся формы поведения, устоявшийся стереотип: "Да я вот даже о себе скажу… Всякий раз перед новой заграничной поездкой, когда, натурально, все твое налаженное, привычное летит к черту, ужасную испытываю тяжесть… Прямо-таки преодолевать приходится… А также и в начале пути. Ну а потом ничего…"

А уж детство и юность давали ему просто неисчерпаемый материал для сравнения, анализа. Иван Петрович любил вспоминать случаи из своей молодости и очень образно, мастерски рассказывал о былом. На "средах" все с нетерпением ждали момента, когда он разговорится и начнет анализировать собственные поступки и ощущения.

Жизнелюбивый, деятельный, он очень не хотел стариться. Старость вообще считал ошибкой природы (ведь все в природе каждый год обновляется — почему же человеку это не дано?). Часто повторял: "Постараюсь дожить до ста лет! Буду драться за это".

"Хотя старость нельзя считать приятностью, — говорил он, — она много с собой приносит недостатков, но я из нее желаю извлечь какую-нибудь пользу. Ясно, что в связи с изучением нервной системы я постоянно смотрю на то, что мне лично приносит старость… Одним из первых проявлений старения является беспамятность в отношении недавних своих впечатлений".

"Да, как все-таки снизилась у меня реактивность коры, — рассуждал он в другой раз. — Я теперь многое понял с этим постарением. Теперь, если я прихожу в кабинет, то вижу только у себя под носом, сузилось поле внимания… Постоянная сконцентрированность мыслей — вот это и есть рассеянность так называемая".

Но и на свою память, и на реакции, и на подвижность Иван Петрович наговаривал лишнего. Все, кто с ним общался в это время, в один голос твердят о его неиссякаемой юношеской энергии и столь же молодом уме. Собираясь рисовать его, восьмидесятилетнего, художник М. В. Нестеров приехал на несколько недель в Колтуши. Утром за чаепитием начинались обычно оживленные разговоры. "Бывали импровизированные, блестящие лекции по любым предметам, — вспоминал он. — Я наблюдал, старался уяснить себе мою трудную, столь необычную модель. Светлый ум Ивана Петровича ничем не был затемнен: говорил ли он о биологии, вообще на научные темы или о литературе, о жизни, — всегда говорил ярко, образно и убежденно… мнения свои выражал горячо, отстаивал их с юношеским пылом".

А когда Ивану Петровичу исполнилось восемьдесят пять и художник подарил ему написанный раньше портрет, И. П. Павлов поблагодарил М. В. Нестерова за "теплый привет" и подарок такими удивительными словами: "Счастлив, что и в старые, конечно, застывающие годы могу еще внушить к себе живые дружеские чувства. Дай Вам бог еще находить радость в Вашей художественной творческой работе, как я все еще в моей научной работе переживаю неувядающий интерес жить".

Жить Ивану Петровичу оставалось чуть больше года. Но прожил он их так же деятельно, как и всю предыдущую жизнь. И с тем же "неувядающим интересом", так и не перестав работать. Он и самое смерть (случай поистине уникальный!) умудрился превратить в источник научных исследований. До последних минут этот поразительный человек оставался ученым: диктовал свои наблюдения за затухающей деятельностью мозга, обсуждал собственные ощущения с невропатологом и нетерпеливо — как бывало всегда, если ему не давали работать, — кричал вошедшей медицинской сестре: "Не мешайте! Павлову некогда — Павлов умирает!.."

В его смерть, хотя и произошла она на 87-м году, всем знавшим его было трудно поверить. Ведь он был здоров и до краев полон жизни. Болезни вообще обошли его стороной, хотя именно в пожилом возрасте с ним случились две неприятности. Один раз, торопясь в институт, академик не захотел, как все, обходить канавы, которыми перерыли Лопухинскую улицу, и стал просто перепрыгивать через них. Поскользнулся, упал и сломал ногу. С трудом выбрался из канавы (это со сломанной ногой), подтянулся на руках — вот когда пригодилась деть дома. Я мог при этом кое-что читать и писать, но кончилось тем, что пришлось бросить и эту работу.

Конечно, врачи прописывали мне всякие лекарства и назначали диету, т. е. делали распоряжения насчет моей еды, но ничто не помогало. Еду я ограничивал сперва в сортах пищи, затем в количестве, а в конце концов вынужден был оставаться почти без пищи. Можно было подумать, что вопрос стоит так: жить мне или не жить…

Пять недель назад мне сделали операцию. Хирурги вскрыли мне под наркозом брюшную полость и нашли там один предмет — маленький, твердый, легкий шарик, вроде высушенной, большой, немного шероховатой горошины. Найдя его, они вынули его из брюшной полости. Затем забота врачей заключалась в том, чтобы вылечить мне рану…

Через десять дней после операции уже здесь, в больнице, я почувствовал, что болезнь моя уничтожена и я буду жить. И вот когда я это почувствовал, то вполне естественно, что я стал думать, кому же я должен за свою жизнь, кто мои благодетели? Это совершенно натуральное чувство благодарности, когда получаешь такое чрезвычайное одолжение.

По мере того как я над этим думал, убеждался, что ответить на это вовсе не так просто… Если глубже взглянуть на дело и рассказать о всех тех, кому я действительно обязан своей жизнью, то это оказывается очень длинная история, которая занимает тысячелетия.

Для того чтобы всем было все понятно, я должен сообщить вам некоторые сведения о своей болезни, а для этого я прежде всего должен немного ознакомить вас с устройством нашего тела, специально с тем отделом, который называется пищеварительным каналом.

…В пищеварительном канале пища перерабатывается и превращается в жидкость. В таком жидком виде ее составные части входят через стенки кишок внутрь нашего тела и поступают в кровь. Часть поступивших веществ идет на то, чтобы ремонтировать наше тело, строить из них ткани и органы. Часть же этих веществ используется как топливо, как энергия для того, чтобы мы могли двигаться и производить работу.