Людмила Малёваная - Искатель. 2014. Выпуск №3

• Название: Искатель. 2014. Выпуск №3
• Автор: Людмила Малёваная
• Издательство: ООО «Книги «Искателя»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2014
• ISBN: 0130-66-34

«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издаётся с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

Содержание:

Людмила Малёваная В СУМЕРКАХ ВСЕ КОШКИ СЕРЫ (рассказ);

Ольга Моисеева ВРЕМЯ СИНТЕЗА (повесть);

Алексей Семяшкин ЗВЕЗДНЫЙ РЕЙС «НОЛЬ» (рассказ);

Михаил Шуваев ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ — БЕСКОНЕЧНОСТЬ (окончание) (повесть)

---

Так я подбадривал себя, сидя в комнате 501, с некоторых пор ставшей для меня средоточием перемен, центром всех дорог и главным поворотным механизмом моей судьбы.

Уснувших под действием АС-2 сотрудников субатория ребята вынесли в другие, просторные помещения, где они скоро проснутся уже соединенными личностями под присмотром Гаврюхина и его ученой команды. О старом профессоре с максимальной глубиной синтеза, который постоянно лез на рожон, но умудрялся при этом избежать отпрошивания, на иплацах уже слагались легенды. Об этом мне по мобикому сообщил Тим, отчитываясь о порученном ему мониторинге новостей инфосети. Про Икса, в свете последних событий уже переименованного народом в Феникса, тоже ходили забавные слухи о неуязвимости и нечеловеческой природе. Но если последнее приблизительно отражало суть дела, то насчет неуязвимости народ несомненно промахнулся.

Доказательством тому было молчание Саши — много раз я вызывал ее в эфир, но все без толку, в инфосеть моя подружка не вернулась. Значит, скорее всего, ей удалось слиться с сознанием Орловой, и теперь обе они лежали на кушетке в одном бледном и неподвижном теле. След от укола говорил о том, что Орловой ввели «Противоэс», но борется ли Саша с действием препарата, оставалось только гадать. Несколько раз я пытался провести диагностику, но аппарат показывал ошибку и просил повторить сканирование позже. С этим ничего нельзя было поделать, и, поскольку жизненные показатели были в пределах допустимого, оставалось только ждать и надеяться на чудо, верить, что Саша все еще в сознании Орловой и там идет процесс, который завершится успехом, если, конечно, вообще когда-нибудь завершится…

Вот я и ждал, глядя на незначительные изменения пульса, давления и частоты дыхания, пока накопившаяся усталость последних недель не начала брать свое. Под легкое равномерное гудение приборов и доносящиеся из коридора голоса, я как-то незаметно задремал и, когда над ухом вдруг раздался голос, чуть не свалился со стула.

— Кораблев!

Я так резко вскочил, что головой мог выбить зубы склонившейся надо мной Орловой. Но она успела отпрянуть, демонстрируя удивительное проворство для человека, только что лежавшего на кушетке в состоянии, похожем на кому.

— Ты… — прохрипел я и протер глаза, прогоняя остатки сна.

— Я! — подтвердила она, прокрутилась вокруг своей оси, оглядывая помещение, и, снова повернувшись ко мне, спросила: — А где все?

— Там, — махнул я рукой в сторону двери. — Ты как себя чувствуешь?

Я подошел к ней, заглянул в глаза и задохнулся от увиденного. В ногах вдруг появилась странная слабость.

— Отлично! — Она провела рукой по моей щеке и проговорила медленно, словно смакуя каждое слово: — Я чувствую себя отлично.

— Орлова? — спросил я слишком громко из-за гулко бухавшего сердца.

Она тряхнула головой, поправила волосы хорошо знакомым жестом и улыбнулась так же, как улыбалась в кабинете, куда я несколько недель (а сейчас казалось — лет тысячу) назад пришел жаловаться на адское эхо.

Марина? Аня? Или полная Орлова? Но взгляд?! Я же видел, я не мог…

— Конечно Орлова, а кто же? — весело сказала она, а у меня почему-то неприятно засосало под ложечкой. — Только зачем же все время по фамилии?

— Такты же сама так велела, помнишь? — ответил я, вглядываясь в ее лицо и пытаясь снова найти в глазах то, что видел минуту назад.

— Помню! Но думаю, пришло время перемен — время синтеза, Макс!

Голову обдало жаром — из всех Орловых имени самого полного Кораблева не знал никто, и это значило лишь одно.

— Саша!! — Я бросился к ней, обнял, зарылся лицом в волосы.

— Александра Орлова, — прошептала она мне в ухо. — Наши личности теперь — одно целое. Правда, после сражения с «Противоэсом» твоя виртуальная подружка лишилась почти всех своих программных способностей исклича. Так что я помню все, но теперь я обычный человек.

— Нет, не обычный! — возразил я, целуя ее в шею.

— Ну, разве что чуточку умнее, — тихо рассмеялась Саша, прижимаясь ко мне всем телом.

Я поцеловал ее в губы, опускаясь вместе с ней на кушетку.

Мобиком сыграл уже уйму мелодий, когда мы наконец оторвались друг от друга и я смог ответить на очередной вызов.

Поговорив с Тимом и ребятами, мы с Сашей наметили план дальнейших действий и вместе вышли из субатория. Многое надо было успеть, пока продолжалась акция.

На улице ярко светило солнце, свежий весенний ветер приятно холодил кожу. Запрокинув голову, я посмотрел в глубокое синее небо. Видимо, старый профессор был прав — меня там и в самом деле сильно любят!

Алексей Семяшкин ЗВЕЗДНЫЙ РЕЙС «НОЛЬ»

Как хорошо в Лагуне покоя, как легко. Все кажется таким безмятежным. И туман в моей разгоряченной голове не в счет. Что там у нас за иллюминатором? Ух ты! Какой дизайн! А покраска? Серебром покрывают? Это для более равномерной нагрузки на фюзеляж. Чтобы тахионы не ослабляли поле. Так профессор говорит.

Рейс 3467. Как быстро бежит время. Отсюда каждую заклепку видно, словно она перед тобой. Мне кажется, что я даже чувствую запах краски, которой эти цифры нанесены. Если бы не спектральное тонирование, то можно было бы посмотреть им в глаза. Что они видят? Переливы световых волн? Радужную гамму, расползающуюся в пространстве? Сплошной поток сияющих лучевых пучков?

— Иди сюда, киска! — Саня в очередной раз пытается ухватить синей от наколок ручищей форменную голубую юбку.

Надин ловко уклоняется и брезгливо морщит носик. Ни один стаканчик на подносе не колыхнулся. А ведь два пустых. Как она это делает?

Шелковая занавеска скрывает от моего томного взгляда хорошенькую стюардессу, и я снова смотрю в пространство за бортом. 3467-й уже пролетел. Дней через десять будут в Белесых скоплениях или даже на Новой Этрурии.

— Ну, чо, профессор, а не сыграть ли нам в картишки? — У Саньки хорошее настроение, даже круги под глазами поисчезали.

В Лагуне покоя всем хорошо.

Шевеловский поправляет очки, откладывает свой дневник на соседнее кресло. Ручка еще в руке. Мысли не могут прервать свой стремительный бег сразу. Формулы и расчеты, которыми испещрен толстый блокнот, роятся в голове и ищут выхода на бумагу.

— Знаете, Александр, я бы лучше в шахматы, — мягкий деликатный голос плывет вдоль обшивки, раззадоривая прожженную Санькину натуру.

— О! Как в прошлый раз?

— Нет, Александр, в прошлый раз вы играли шахматами в щелчки. Но это интеллектуальная игра с глубоким философским основанием…

Но Санька уже не слушает, достает из багажного отсека клетчатую доску и с ухмылкой плюхается рядом с профессором.

— Расставляйте, профессор, — весело произносит он и подмигивает мне.

Предвкушая веселье, к игрокам ковыляет Бингер. Как всегда, кряхтя и постанывая, он осторожно опускается в кресло, достает из кармана очередную капсулу и, высыпав содержимое в рот, запивает минеральной водой. Его живот при этом бурчит, а левое веко подрагивает.

В углу салона Лупя доедает свой бутерброд, вытирает масляные пальцы о шторку, даже не бросив взгляда наружу, и заваливается спать.

Лагуна покоя — отличное место для сна. Но мне и так неплохо. Сидеть, укутавшись в полосатый шерстяной плед, и смотреть на все, словно издалека. Мысли текут как сироп. Лупя уже храпит.

— Опа! А мы вот так! — Саня с шумом ставит фигуру на черную клетку. — Киска! Мы с профессором на тебя в шахматы играем!

Он весело смеется, обнажая пару золотых зубов.

— Ты достал уже, зэк! — раздается из-за шторки сквозь шорох воды и металлическое позвякивание.

Бингер деловито подсказывает профессору очередной ход. Санька, шутя, хмурит брови и грозит ему кулаком.

И тут по салону начинает идти мелкая дрожь. Он, словно живое существо, озябшее от ветра, пытается прижаться к чему-то теплому. Но кругом только пустота космоса.

Мозг мгновенно просыпается. Кровь начинает пульсировать все сильнее. Я сдавливаю виски руками.

Зашипели громкоговорители.

— Вы там не сдохли еще? — сквозь прерывистый кашель скрипит капитан. — Приближаемся к Барьеру боли. Пристегните, долбаные, ремни.

Первым начинает скулить Бингер. У него давление. Он чувствует Барьер раньше всех, почти одновременно с капитанскими приборами. Вот и шахматы полетели на зеленый ворс ковролина. Белые пешки, черные пешки, кони, слоны. Я сжимаю плед до хруста костяшек.

Мы проходим Барьер. Разум просыпается.

— Почему мы не умираем? Я больше не могу так! — Санька бросается на вогнутую стену салона, скребет ее руками, пытается разорвать обшивку.

В его глазах безумие и отчаяние.

— Они бросили нас тут! Твари! Твари! Бездушные твари! — визжит, зажимая голову дрожащими руками, Бингер.