Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

• Название: Австралийские рассказы
• Автор: Линдэл Хэдоу
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1958

В книге представлены рассказы писателей Австралии XX века: Маркуса Кларка, Джозефа Ферфи, Вильяма Эстли, Генри Лоусона, Алана Маршалла и др.

---

— К сожалению. Том, мне пора. В семь я должен кос с кем встретиться. Где бы нам увидеться на той неделе?

Но Том говорит:

— Да черт с ней, с этой встречей, ты не должен убегать так скоро. Выпей чаю, Джо, выпей чаю. Через минуту все будет на столе. Садись, садись же! Ну-ка, давай сюда твою шляпу.

Тут появляется сестра Тома, или его жена, или мамаша (на ней передник, а руки вымазаны в муке) и говорит:

— О, вы ведь еще посидите, мистер Браун? Через минуту чай будет готов. Выпейте с нами чаю.

А если вы начинаете извиняться, она подвергает вас допросу, когда именно у вас эта встреча. Их часы спешат на двадцать минут, и у вас еще уйма времени, — и в конце концов вы вынуждены сдаться. Но вас здорово подбадривает выражение той стороны лица Тома, которая обращена к вам, — похоже что он подмигивает вам, да к тому же как будто случайно толкает вас ногой. Итак, вы остаетесь.

Одна из женщин говорит:

— Садитесь вот тут, мистер Браун.

Вы занимаете ваше место за столом, и обмен любезностями продолжается. Вы должны держать как положено нож и вилку и следить за своими манерами, и когда хозяйка спрашивает: «Вам с молоком и с сахаром, мистер Браун?» — вам приходится отвечать: «Да, пожалуйста, мисс Смит… благодарю вас… о довольно, довольно, мисс Смит». А когда женщины начинают настаивать, чтобы вы взяли чего-нибудь еще, вам приходится твердить без передышки: «Не могу, благодарю вас, мисс Смит; нет, благодарю вас, мисс Смит, я, право же, не могу, я уже совсем сыт, благодарю вас, — я сегодня очень поздно обедал» — и плести тому подобную чепуху. Да ко всему еще вам совсем не хочется есть. Вы вспоминаете золотые деньки ваших странствий, когда вы с Томом усаживались, бывало, в полдень в тени деревьев на свои дорожные мешки и с помощью складных ножей уплетали холодное мясо и лепешки, запивая их по очереди из помятого, дырявого чайника.

После чая вам приходится чинно сидеть, внимательно выслушивая сетования хозяйки, и выражать ей сочувствие, а драгоценные минуты бегут, и вам не терпится поскорее уйти с Томом и заглянуть в некий хорошо знакомый вам ресторанчик, где вы знаете кое-кого из девочек.

И может случиться, что старуха проникнется к вам доверием и, воспользовавшись случаем, поведает вам, каким хорошим и степенным человеком стал Том с тех пор, как он бросил пить, стал членом общества трезвости (или союза христианской молодежи) и перестал кутить по ночам.

После этого вам становится совсем не по себе, вы еще больше чувствуете свое одиночество, и вам жаль, что вы зря потратили столько времени. Но заметив, что Том надевает чистый воротничок и приводит себя в порядок, вы снова оживаете; однако, когда вы совсем уже собрались и спрашиваете Тома, не проводит ли он вас немного, он отвечает, что да, но таким равнодушным, таким безразличным тоном, что вы едва не взрываетесь.

Наконец, пообещав заглянуть еще раз, в случае «если вы, мистер Браун, окажетесь поблизости» и «не забудете нас», и поблагодарив хозяек за то, что «они всегда будут рады вас видеть», и заверив их, что вы очень приятно провели вечер и страшно сожалеете, что не можете остаться дольше, вы удаляетесь в сопровождении Тома.

Разговор налаживается не сразу. Вы заворачиваете за угол, проходите еще немного, а на языке все вертятся избитые слова вроде: «Ну как ты. Том, поживал все это время?» — «Да ничего, хорошо. А ты?» — И тому подобное.

Но очень скоро, быть может в ту самую минуту, когда вы уже готовы рискнуть, несмотря на общество трезвости, и предложить Тому пропустить по рюмочке, он, оглянувшись по сторонам, толкает вас локтем и, шепнув: «Давай сюда», проскальзывает в дверь какого-то кабачка.

«Что ты будешь пить. Том?» — «А ты, Джо?» — «Да то же, что и ты». — «Ладно, за твое здоровье, дружище». — «И за твое тоже». Выпив, вы смотрите поверх стакана на Тома. На лице Тома расплывается его прежняя улыбка, и вы так рады ей, — да вы бы и через сто лет не забыли этой улыбки. Потом что-то вдруг смешит его — быть может, выражение вашего лица или старые воспоминания, — Том опускает стакан на стойку и принимается хохотать. Вы тоже хохочете. Что может сравниться с улыбкой, которой обмениваются за стаканом вина старые друзья, встретившись после многих лет разлуки. Она так красноречива, — ведь ее порождают воспоминания.

— Еще по одной, что ли? А ты помнишь? Помнишь ты? — И все сразу воскресает. Том ну ни капельки не изменился; он все тот же добродушный, веселый идиот, каким был всегда. Старые времена вернулись. Пропустив еще два-три стаканчика, Том говорит: — Совсем как встарь!

Так веселитесь вы всю ночь. И доходите до того же градуса, до какого в свое время Тэм О’Шентер доходил у Роберта Бернса, и вы «проводите времечко» не хуже, чем в былые дни. А на рассвете вы провожаете друга почти до самого дома, насколько у вас хватает храбрости, и он высказывает предположение, что ему может здорово влететь от домашних (и непременно влетит), и он объясняет, что в доме у них очень большие строгости — «все, знаешь, такие набожные»; и разумеется, — особенно если он женат, — понятно, что вам после всего этого лучше некоторое время у них не появляться — надо переждать немного, пока все приутихнет. Известное дело, в подобных случаях всегда оказывается виноват приятель мужа. Но Том придумывает для своих целую историю и предостерегает, чтобы вы «не сболтнули чего-нибудь невпопад», если случайно встретите кого-нибудь из его домашних. И он договаривается с вами о новой встрече в следующую субботу, и он придет, непременно придет, если для этого ему придется даже развестись. Но может случиться, что ему придется поехать за покупками с женой или с кем-нибудь из родственниц; и если вы увидите, что он с «ней», вы должны притаиться и выждать, соблюдая осторожность, быть может прийти в другое место в назначенный час (о чем вы тут же договариваетесь). Потому что стоит только ей заметить вас, и все пропало — она обо всем догадается, и тогда уж ему ни за что не вырваться.

Так возвращаются для вас с Томом «прежние деньки».

По, разумеется (мы почти совсем упустили это из виду), вас может угораздить влюбиться в одну из сестер Тома, и в таком случае пришлось бы рассказать совсем другую историю.

II

Джек Эллис

Ваши дела идут хорошо. Вы, так сказать, «сошли с тропы» и нашли теплое местечко в городе. И вот однажды, проходя по улице, вы сталкиваетесь с товарищем прошлых лет, очень давних лет, назовем его хотя бы Джек Эллис. Ему в жизни не повезло. Он узнает вас сразу, но совсем не спешит поздороваться. Он словно опасается, что вы холодно пройдете мимо, чего вы, конечно, если вы настоящий товарищ, совсем не собираетесь делать. На нем желтое потрепанное пальто, зеленая засаленная шляпа, брюки кое-где уже «подались», рубашка совсем серая, а рваные башмаки не знакомы со щеткой. Вы стараетесь не замечать всего этого, вернее — сделать вид, что не замечаете, но не заметить невозможно, и вы боитесь — он заметит ваш взгляд и неправильно его истолкует. Ведь так легко не понять друг друга! Стараясь, чтобы он не почувствовал неловкости, вы приветствуете его с подчеркнутой радостью и хотите заставить его поверить, что ничто, даже деньги, не в силах разрушить старую дружбу. При этом вы пересаливаете и в конце концов начинаете бояться, что он и это истолкует неправильно. И вам становится досадно, что на вас такой чистый воротничок и такой новый костюм. Знай вы заранее, что встретите Джека, вы надели бы для такого случая что-нибудь поплоше.

Вы оба смущены, но стыдно вам — вы боитесь взглянуть на товарища, опасаясь, как бы он не подумал, что вы заметили, насколько он обносился. Вы приглашаете его выпить по стаканчику, но он принимает ваше приглашение совсем не так охотно, как бы вам хотелось, как он принимал их в старые времена: он не любит пить в компании, если он «не обеспечен», как он выражается, то есть не может заплатить за выпивку.

В старые дни не имело никакого значения, кто платил за угощение, — до тех пор, пока у ребят была «монета». Вы вспоминаете время, когда вас с Джеком не разлить было водой. Вы с радостью выручили бы его сейчас, но ведь он такой гордец, да и всегда был таким. Его гордость просто бесит вас. В прежние времена ни во время странствий, ни на привале не было и в помине этой дурацкой гордости; но пришли другие времена — пути ваши слишком разошлись, у каждого из вас теперь своя дорога, и Джек, сам того не желая, показывает вам, что это так.

Вы пропускаете по рюмочке, но ничего хорошего из этого не получается. Джек пьет неохотно и отказывается выпить по второй — ему «не хочется», и наконец, сославшись на дела, он исчезает, пообещав встретиться с вами снова.

И вам хочется, чтобы уже настало время, когда никто не будет тратить больше, чем другой.

P. S. Однажды я встретил вот такого же старого друга и столь успешно старался сломить его дьявольскую гордость, что в конце концов он занял у меня до понедельника два фунта. Конечно, я их так никогда и не получил назад, а сейчас они мне самому очень нужны.