Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

• Название: Австралийские рассказы
• Автор: Линдэл Хэдоу
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1958

В книге представлены рассказы писателей Австралии XX века: Маркуса Кларка, Джозефа Ферфи, Вильяма Эстли, Генри Лоусона, Алана Маршалла и др.

---

Вы оба смущены, но стыдно вам — вы боитесь взглянуть на товарища, опасаясь, как бы он не подумал, что вы заметили, насколько он обносился. Вы приглашаете его выпить по стаканчику, но он принимает ваше приглашение совсем не так охотно, как бы вам хотелось, как он принимал их в старые времена: он не любит пить в компании, если он «не обеспечен», как он выражается, то есть не может заплатить за выпивку.

В старые дни не имело никакого значения, кто платил за угощение, — до тех пор, пока у ребят была «монета». Вы вспоминаете время, когда вас с Джеком не разлить было водой. Вы с радостью выручили бы его сейчас, но ведь он такой гордец, да и всегда был таким. Его гордость просто бесит вас. В прежние времена ни во время странствий, ни на привале не было и в помине этой дурацкой гордости; но пришли другие времена — пути ваши слишком разошлись, у каждого из вас теперь своя дорога, и Джек, сам того не желая, показывает вам, что это так.

Вы пропускаете по рюмочке, но ничего хорошего из этого не получается. Джек пьет неохотно и отказывается выпить по второй — ему «не хочется», и наконец, сославшись на дела, он исчезает, пообещав встретиться с вами снова.

И вам хочется, чтобы уже настало время, когда никто не будет тратить больше, чем другой.

P. S. Однажды я встретил вот такого же старого друга и столь успешно старался сломить его дьявольскую гордость, что в конце концов он занял у меня до понедельника два фунта. Конечно, я их так никогда и не получил назад, а сейчас они мне самому очень нужны.

Впредь я буду оставлять гордость моих старых друзей в целости и сохранности.

Жена содержателя почтовой станции

Перевод Н. Высоцкой

В почтовую карету нас набилось не менее дюжины, кто примостился на козлах, кто на задке, а кто прямо на крыше. Среди нас были стригальщики, коммивояжеры, агенты, овцевод, мелкий фермер, неизбежный шутник и два пилигрима. Мы устали, продрогли и совсем окоченели. Мы так замерзли, что говорить не хотелось, все были раздражены, и любой разговор сразу бы перешел в перепалку. Казалось, прошла целая вечность, а станция, где предстояло сменить лошадей, все не показывалась. За последние два часа нам общими усилиями удалось выжать из нашего возницы лишь невнятное «осталась парочка миль». Потом он дважды повторил, вернее — пробурчал: «Теперь уже недалеко», и больше из него ничего не удалось выудить; он, казалось, считал, что и так уж наговорил лишнего.

Кучер наш был из тех людей, которые все принимают всерьез и считают любое высказывание, не затрагивающее их непосредственно, не заслуживающим внимания, а если оно обращено к ним, воспринимают его как оскорбление. Он был из тех, кто, замкнувшись в скорлупу собственного тесного мирка, с большой подозрительностью относится к попытке постороннего человека пошутить или посмеяться. Он, казалось, всегда был погружен в раздумье. Если одна рука у него бывала свободна, он, сдвинув на нос шляпу, скреб мизинцем в затылке, и челюсть у него отвисала. Но обычно все силы его интеллекта сосредоточивались на ненадежном дышле, плохо пригнанном хомуте, либо на том, что гнедой или пегий (справа или слева) натер плечо.

Письма и бумаги, которые он должен был доставить по дороге, довольно смутно и непрерывно беспокоили его, — так же, как абстрактные идеи, занимавшие его пассажиров.

Наш шутник, обладавший суховатым юмором, последние два-три перегона то и дело прохаживался по адресу нашего кучера. Но тот угрюмо отмалчивался. Он был не из тех, кто, получив оскорбление или вообразив, что его оскорбили, говорит об этом прямо и тем самым завоевывает уважение противника и предупреждает недоразумение, которое может привести к вечной вражде. Повстречав вас через много лет, когда вы уже совсем забыли о своем прегрешении — если вы вообще его заметили, — он может неожиданно «двинуть» вас по уху.

А иногда случается, что вы считаете его своим другом, однако он будет стоять рядом и слушать, как кто-нибудь чужой нагло лжет вам, стараясь вас одурачить. И хоть он знает, что незнакомец лжет, нипочем не предостережет вас. Ему это никогда и в голову не придет. Ведь это его не касается — так, какая-то абстрактная проблема.

Надвигались сумерки, становилось все холоднее. Пошел дождь — словно ледяной юг начал плевать на наши лица, шеи и руки, а ноги уже стали громадными, как у верблюда, совсем онемели, и мы с тем же успехом могли бы пытаться согреть деревяшки, стуча ими по полу. Но зато пальцы не скрючивались и не ныли, и мы не чувствовали, как болят мозоли.

Мы жадно искали глазами признаки станции, где предстояло сменить лошадей, — расчищенный участок, забор или огонек, но вокруг была сплошная темь. Длинную прямую, проложенную в лесу дорогу больше не скрашивало неверное пятно света там, далеко впереди, где окаймлявшая дорогу лента леса смыкалась с небом, — мы ехали теперь через заросли в низине.

Нашему воображению рисовалось пристанище, где мы отдохнем, — снаружи в морозной дымке мерцает фонарь, а в уютном баре ярко пылает очаг, и длинный стол накрыт к ужину. Но это страна противоречий, и здесь все бывает наоборот.

Почтовые станции всегда объявляются неожиданно и в самых неподходящих местах; в баре, как правило, все готово для настоящего банкета, если вы не голодны или спешите, а когда вы голодны и не спешите, в нем темно и холодно, как в могиле.

Неожиданно кучер сказал: «Приехали». Сказал он это таким тоном, словно довез нас до виселицы и страшно рад, что доставил нас к месту казни в целости и сохранности. Мы стали всматриваться, но ничего не увидели; потом где-то впереди замелькал огонек, приближаясь к нам, и вскоре мы разглядели, что это фонарь, который несет человек в войлочной шляпе, с густой темной бородой и с наброшенным на плечи мешком. Он поднял руку и что-то сказал кучеру тоном руководителя поисковой партии, обнаружившего труп. Кучер остановил лошадей, но потом медленно двинулся дальше.

— В чем дело? — спросили мы. — Что случилось?

— Да ничего особенного, — ответил кучер.

— Жена хозяина больна, — пояснил кто-то, — и он хочет, чтобы мы не шумели.

Во мраке замаячила станция — обычная бревенчатая хижина, а за ней чернела большая дощатая конюшня. Мы вылезли из кареты, ковыляя, словно калеки.

Как только мы почувствовали, что ноги у нас отходят и ступни сократились до нормальных размеров, мы помогли распрячь лошадей и отвести их в конюшню, стараясь как можно меньше шуметь.

— Ей очень плохо? — спросили мы хозяина, проявляя елико возможно больше участия.

— Да, — отвечал он голосом грубоватого человека, проведшего не одну тяжелую бессонную ночь около постели близкого человека. — Но с божьей помощью, надеюсь, мы ее спасем.

Осмелев, мы сказали сочувственным шепотом:

— Нам очень неприятно беспокоить вас, но, полагаем, у вас найдется что-нибудь выпить и перекусить.

— Еды в доме никакой нет, — ответил хозяин. — У меня есть только ром и молоко. Хотите?

Тут один из пилигримов не выдержал.

— Хорошенькое дело, — начал он, — да из всех заведений, где мне случалось…

— Ш-ш-ш, — зашипел хозяин.

Пилигрим нахмурился и стушевался. Нельзя свободно выражать свои чувства, если за стеной умирает женщина.

— Так кто тут упомянул ром и молоко? — шепотом спросил шутник.

— Подождите тут, — сказал хозяин и исчез в сенях.

Вскоре осветилось окно. На его стеклах мы заметили поцарапанные, засиженные мухами буквы «Б», «А» и изувеченное «Р», — одно стекло было разбито.

Приоткрылась дверь, и мы тихонько проскользнули в бар, словно собирались выпить в неположенный час в краях, где полиция строга и неподкупна.

Когда мы вышли из бара, кучер, почесывая в затылке, разглядывал валявшуюся на полу сбрую.

— Вам, ребята, придется часок-другой подождать. Лошади пасутся где-то там, — и он кивком головы показал куда-то в глубь Австралии. — Парень, что пошел за ними, еще не вернулся.

— Но, черт побери, — начал тот же пилигрим. — Я и мой товарищ…

— Ш-ш-ш, — зашипел хозяин.

— А долго придется ждать лошадей? — спросили мы кучера.

— А я почем знаю, — пробурчал он. — Может, три, а может, и четыре часа. Уж это смотря как.

— Послушайте… — продолжал пилигрим, — нам с товарищем надо поспеть на поезд…

— Ч-ш-ш-ш, — донесся свирепый шепот хозяина.

— Ладно, приятель, — сказал шутник, — а постелей у тебя не найдется? Я не намерен мерзнуть здесь всю ночь.

— Что-нибудь придумаю, — отвечал хозяин, — но на кроватях вам придется спать по двое; можно еще устроиться на диванах, а двое-трое лягут на полу. В конюшне много мешков, а у вас с собой есть пальто и пледы. Об этом сами договоритесь.

— Но послушайте же! — в отчаянии перебил его пилигрим. — Мы не можем ждать. Мы же всего-навсего странники и живем крохами, которые подбираем на дорогах. Нам необходимо успеть…