Коллектив авторов - Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник)

• Название: Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77394-7

Вы держите в руках необычную книгу. Двадцать шесть известных авторов, среди которых Маргарет Этвуд, Элис Хоффман, Одри Ниффенеггер, объединились, чтобы признаться в любви великому Рэю Брэдбери, который, по его собственному признанию, почувствовал себя гордым отцом необычного семейства: «Двадцать шесть авторов этого сборника замечательных и самобытных историй пришли домой к папе, и не могу передать, как я горд. Моя семья – это семья циркачей, странных и удивительных комедиантов в полуночных балаганах, фокусников, укротителей львов и прекрасных чудил. Когда собирается все семейство – это поистине выдающееся событие».

В каждой истории, вошедшей в сборник, вы найдете незабываемую метафору, ловкий трюк литературного иллюзионизма.

Добро пожаловать в «Театр теней». Занимайте места.

---

Я же ничего от нового соседа не требовал, и хотя бы по этой причине он считал, что может мне довериться.

Главную роль в его жизни сыграла несчастная любовь. В 1980 году, во время «Мариэльского исхода», он покинул родную Кубу. В свете многочисленных экономических проблем острова Кастро согласился разрешить желающим выезд из страны. Мистеру Мендесу тогда было четырнадцать лет, и он был влюблен в красивую девушку по имени Ева. Она с семьей осталась на Кубе, и с тех пор он ее больше не видел. Мы стояли на тротуаре, разговаривали, и он признался, что все еще думает о ней. Уже темнело, на улице было холодно, но мы одновременно вышли проверить почту, и он перешел через дорогу, чтобы поздороваться. Слово за слово…

– Интересно, что с ней случилось, – сказал он. – Вспоминает она меня или давно забыла?

– Простите за нескромность, – вставил я, – но в вашей жизни ведь была и другая любовь, кроме нее?

– Да, пару раз, – пожал он плечами. – Но ничего серьезного. Не как с ней.

В этот момент на улице показался принц Генри. Он где-то шлялся и теперь ковылял домой, к домашнему теплу, плошке с едой и хлопотливой заботе Вонни, подле которой так приятно валяться на новом диване.

Возможно, что-то в нашем разговоре зимним вечером на темной улице, освещенной светом соседских окон, побудило мистера Мендеса протянуть руку, чтобы погладить Генри, который, разумеется, зашипел и полоснул его когтями по наружной стороне кисти.

– Ой, простите! – сказал я.

– Не стоит вам выпускать этого кота на улицу, – сказал мистер Мендес, и больше мы с ним не общались до самой весны.

Та зима изобиловала странными событиями, которые оборвали еще больше тонких паутинок, что связывали меня и Вонни.

Часто, когда звонил телефон, кто-то из нас брал трубку, но на другом конце раздавались гудки. Такое случается, и обычно люди не придают этому значения. В нашем случае звонки раздавались по ночам, три-четыре раза в неделю, пока мы, в конце концов, не сдались и не сменили номер.

Разумеется, Вонни обвинила меня в романе на стороне. Я, конечно, сделал то же самое.

– Но разве это может быть твой любовник или моя любовница, – в конце концов спросил я, – если они бросают трубку во всех случаях?

– Логично.

Я решил не развивать тему. По правде сказать, мы не стали бы обвинять друг друга в неверности, если бы каждый из нас не задумывался к тому моменту о такой возможности для самого себя. Если Вонни решила, что странные звонки были признаками моей измены, значит, она сама думала о другой жизни и искала причину уйти.

Мы как-то продержались Рождество. Даже умудрились в какой-то степени насладиться обществом друг друга – попивали сидр, смотрели по телевизору рождественские фильмы, украшали дом гирляндами и фонарями.

Весь наш тупичок сверкал огнями иллюминации и рождественских украшений, в основном надувных – Санта-Клаус на санях, снеговики в снежных шарах, машущие плавниками пингвины, Снупи в шапке Санты, Винни-Пух и Тигра, украшающие елку.

Мистер Мендес был сдержаннее, но и он не стерпел и повесил на дверь венок остролиста, а на подоконники фасадных окон поставил по электрической свече. Как-то вечером мне пришлось постучаться к нему, потому что почтальон по ошибке бросил адресованное ему письмо в наш ящик. Письмо было из Майами, с явно женским почерком на конверте. Я стучал, даже позвонил, но в доме не горел свет и мистер Мендес так и не подошел к двери. Я попытался заглянуть внутрь через окошко во входной двери – виднелся коридор, часть гостиной, где в углу стояла открытая клетка Попкорна. Мистер Мендес украсил ее тонкой мерцающей гирляндой. Я подергал сетчатую дверь – она оказалась не заперта. В конце концов, я оставил письмо между ней и входной дверью – там мистер Мендес точно должен был его заметить.

Вскоре после этого мы с Вонни стали замечать, что люстра у нас в спальне горит, даже когда нас там нет. Сначала я решил, что кто-то забывал ее выключить, выходя из комнаты. Мы просто находили пульт управления и выключали люстру.

Но как-то ночью мы отправились спать пораньше и вскоре проснулись, потому что в спальне вспыхнул свет. Я сел.

– Это ты?

Вонни лежала на спине и смотрела на потолок так, словно он был чем-то невероятным.

– Нет, – ответила она. – А не ты?

– Батарейки в пульте, видимо, сдохли, – сказал я ей, выключая свет. – Утром заменю.

Так я и сделал.

Следующим вечером все повторилось.

– Просто достань из него батарейки, – сказала она.

Через день поднимаемся в спальню – оп-па, свет опять горит.

– Как это может быть? – недоумевал я. – Там же не было батареек?

Вонни покачала головой:

– Лекс, этот дом… Он начинает меня пугать.

Дом ей никогда не нравился. За все пятнадцать лет, что мы в нем прожили, она так и не привыкла к нему. Здание было самого популярного в Коламбусе проекта – два этажа, четыре спальни. На втором этаже – спальни и две ванных. На первом – гостиная, столовая, кухня, общая комната, туалет и прачечная. Аккуратный такой дом-коробка, сложенный из коробок поменьше. «В нем нет свободы», – говорила Вонни, и я был вынужден с ней согласиться. Входной проем упирался в стену, и каждый раз, как у нас были гости и им нужно было войти или выйти, мы устраивали на жалком пятачке у двери неуклюжий танец извини-проходи-подвинься. Мы владели домом площадью почти двести квадратных метров, но, поскольку он был разбит на два этажа и на первом этаже все тоже было расчерчено стенами, нам часто казалось, что мы живем в малогабаритной квартире.

Хотя надо отдать Вонни должное. Она так взбодрила дом перед Рождеством, что хорошее настроение у нас сохранялось весь январь и большую часть февраля. Она очень старалась превратить наше жилище в дом-целитель. У нас были свечи, композиции из шелковых цветов, диванные подушки и керамика, все красиво расставленное. У нас был Генри, который сопел на кресле у окна или на бамбуковой циновке в общей комнате.

– Дом с котом – мирный дом, – сказала Вонни.

– Даже если этот кот – Генри? – спросил я.

– Да. Даже с Генри. Принцем Бу-Бу-Ка-Чу.

Мы старались.

Но эта история с включением света нас обеспокоила.

– Наверное, приемник в люстре чудит, – сказал электрик, с которым я консультировался. – Купите новый, я поставлю.

Продавец в хозяйственном магазине по доброте душевной дал нам приемник от похожей люстры, которая давно висела у них как образец, и не взял денег.

– Должно помочь, – сказал он.

Не помогло. Я разобрал наш агрегат, нашел в нем приемник и тут же увидел, что новый не подойдет.

Тогда Вонни позвонила производителю, чтобы заказать новый приемник, но в службе поддержки нам сказали:

– А вы в курсе, что там на приемнике можно менять код?

Вонни пересказала мне это уже потом, после звонка.

– Там есть блок из четырех переключателей, у каждого – два положения. То же самое на пульте. Переключать можете как хотите, главное, чтобы комбинации были одинаковыми. Вы их проверяли?

Нет, не проверяли. Представитель компании объяснил нам, что с завода все изделия выходят с одной и той же комбинацией, и производитель рекомендует при установке светильника ее поменять. Если у кого-то по соседству есть такой же и ни мы, ни сосед не меняли комбинации, то возможно, что его пульт включает нашу люстру и наоборот.

– Из ваших соседей в последнее время никто не менялся? – спросил сотрудник сервиса.

– Мендес, – с ликованием в голосе сообщила мне Вонни. – Ага!

Я опасался, что теперь она начнет потирать руки и воскликнет: «Эврика!»

На Мендеса Вонни было наплевать, она только обрадовалась возможности свалить на него вину за сбрендившую люстру. «Очень уж он выпендривается», – считала она. Эта яркая одежда, ярко-красная машина, и еще эта птица… «Кукушка хвалит петуха», – говорила она всякий раз, как слышала, что соседи обсуждают Попкорна и какой он милый. «А разве это не про межвидовые отношения?» – спросил я тогда, и она скорчила в ответ рожу. «Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду».

На самом деле она ревновала. Все в Мендесе – манера одеваться, машина, птица – оттеняло нашу жизнь и лишало нас возможности скрывать от самих себя, что она, несмотря на все попытки Вонни преобразить домашний интерьер, лишена всякой красоты.

Взять тот же диван, к примеру. Взять Генри, который возвращался домой, проиграв сразу в нескольких боях. Иногда он подволакивал лапу. В других случаях у него сочилась кровь с груди, на загривке были следы укусов или оказывался ободран хвост. Взять мое пристрастие к выпивке, сделавшее меня мрачным и замкнутым. Взять наши ночи, когда мы с Вонни лежали рядом в темноте, уставшие от бремени совместной жизни, давно перешагнувшей порог, на котором нам следовало распрощаться друг с другом. И теперь, когда я сменил комбинацию на приемнике люстры, у нас не осталось и этой темы для разговоров.

– Погоди, – сказала Вонни. – Так если пульт Мендеса включал нашу люстру, значит, и наш пульт должен творить то же самое с его светом?