Ольга Минкина - «Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

• Название: «Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825
• Автор: Ольга Минкина
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0302-8

На первом плане в этом исследовании – встреча различных представителей еврейского населения с имперской администрацией и аристократией, описанная как сложный процесс взаимодействия интересов, намерений и, конечно же, самих личностей. Ольга Минкина прослеживает динамику вхождения в империю различных земель бывшей Речи Посполитой, населенных евреями, параллельно с анализом изменений в восприятии евреев российскими бюрократами. Само еврейское население предстает в книге разнородным и сложно организованным конгломератом сообществ, пронизанным внутренними конфликтами. Не замыкаясь в рамках собственно еврейской истории, автор освещает целый ряд сюжетов и делает серию выводов, ценных для изучения общих проблем сословных привилегий в империи, механизмов и языков описания национальной и конфессиональной политики.

---

Возвращаясь к жалобам, рассмотренным Павлом I 26 сентября 1797 г., следует охарактеризовать и две другие. Одна из них была подана лично императору «от жителей местечка Немирова евреев от поверенного Шимона Мовшовича». Жалобы немировских евреев на притеснения и поборы владельца местечка Винцентия Потоцкого, вероятно, в бóльшей степени, чем два других документа, привлекли внимание Павла I, потребовавшего от каменец-подольского губернатора немедленно «доставить обиженным законную защиту и справедливое удовлетворение»[311]. Третья жалоба, «местечка Смотрича христианского и еврейского общества от поверенного Лейбы Хаймовича»[312], вызывает особый интерес. Вероятно, выдвижение еврея в качестве представителя одновременно христианского и еврейского «общества» объясняется небольшими размерами местечка и крайне незначительным количеством и ролью его христианского населения[313]. Однако сам факт консолидации последних с кагалом в выступлении против владельца местечка – Теодора Потоцкого кажется весьма примечательным. Местечко, таким образом, обнаружило характер средневековой муниципии, выступающей против своего феодала, нарушающего гарантированные короной права жителей, а Хаймович выступил в роли представителя «третьего сословия».

Сами упомянутые прошения обнаружить пока не удалось. Однако сохранилось второе прошение Л. Хаймовича, поданное императору в ноябре 1797 г., благодаря которому можно частично реконструировать обстоятельства его предыдущего выступления. «Имел я особливое счастие, – писал Хаймович, – яко поверенный от общества христиан и евреев Подольской губернии местечка Смотрича всеподданнейше поднесть Вашему императорскому величеству в 24-й день августа [1797 г.] прошение с изъяснением, что сие местечко суть коронное и ни по чему владельцу оного графу Федору [sic!] Потоцкому не подлежит»[314]. Далее, несмотря на изложенное выше решение императора по данному вопросу от 26 сентября 1797 г., Хаймович заявлял, что «не имел счастия получить гласной от Вашего императорского величества высокомонаршей резолюции»[315], что и побудило его подать новое прошение с более подробным изложением инцидента. Основными участниками конфликта оказались «общество еврейское» местечка Смотрич и Т. Потоцкий. Притеснения экономического свойства – введенные графом «ощутительные налоги», лишение евреев права на откуп питейного («чопового») сбора – сочетались с оскорблениями личного достоинства. Согласно жалобам Хаймовича, владелец местечка «даже некоторых значнейших евреев без всякой причины бьет без милосердия»[316]. Таким образом, осуждается не применение владельцем физического насилия, а проявление этого насилия по отношению к представителям еврейской элиты. Выделение среди евреев своего рода «еврейской шляхты» и особое к ней отношение являлись давней польской традицией, которую и нарушил Потоцкий, «злобясь на общество за отыскивание по начальству справедливости»[317]. Но далее Хаймович счел нужным пояснить, что «не кичливость и не посягательство на графа Потоцкого, но единственная ясность несправедливого их [жителей Смотрича] привлекания в свое владение вынуждает меня…верноподданнически просить, презря на угнетаемую невинность» представить дело на рассмотрение в Сенат, тогда как указом 26 сентября 1797 г. дело было передано в ведение каменец-подольского губернатора А.А. Беклешова, находившегося, по словам просителя, в дружеских отношениях с Потоцким[318]. Несколько подписей Хаймовича, имеющихся на данном документе, заслуживают особого внимания. Они выполнены красивым почерком на древнееврейском, слова «поверенный» и «прошение» обозначаются кальками с русского языка, а не древнееврейскими аналогами. Подписи снабжены пометой: «Сей подпись значит по-российски поверенный местечка Смотрича от общества поверенный Лейба Хаймович подписал»[319]. На данный момент мы не располагаем сведениями о дальнейшем развитии событий.

В апреле 1798 г. аналогичную жалобу подал Павлу I поверенный еврейского общества местечка Шклов могилевский мещанин Мордух Ицкович. Владелец местечка, бывший фаворит Екатерины II С.Г. Зорич, обложил евреев высокими налогами, принуждал ремесленников к бесплатной работе, в том числе по субботам, а некоего портного приказал высечь шпицрутенами. Но, как и в предыдущем случае, евреев по-настоящему возмутило и побудило обратиться к императору только оскорбление представителей элиты. 3 февраля 1798 г. Зорич, «собрав из жительствующих в Шклове купцов евреев, бил их жестоко, а у некоторых насильным образом без суда имение себе забрал, выгоня из местечка, с назначением срока не более 24-х часов к выезду»[320]. Примечательно, что в записанной в конце XIX в. еврейской легенде самым страшным бедствием для шкловских евреев оказывается то, что неумеренные сексуальные аппетиты Зорича распространялись и на дочерей кагальных[321].

Зорич, будучи русским помещиком, не мог понять, каким образом евреи принадлежащего ему местечка могут быть одновременно зависимыми и лично свободными, равно как и того, что он перешел в обращении с евреями какую-то грань. Аналогичным образом не желал понять еврейскую специфику и присланный для расследования конфликта Зорича с евреями Г.Р. Державин[322]. Рассмотренные же выше случаи злоупотреблений, допущенных по отношению к евреям польскими владельцами местечек, осознавались последними совершенно по-иному. Притесняя евреев, помещик осознавал, что совершает злоупотребление. На такое восприятие в данном случае может указывать опасение Лейбы Хаймовича, что Потоцкий уже успел представить власти свои оправдания. Что же касается позиции императора во всех четырех упомянутых конфликтах, то она ярко продемонстрировала отстаивание государством своей монополии на насилие, чрезвычайно важной в абсолютистском государстве как с фактической, так и с символической точки зрения.

Несмотря на провал своей представительской инициативы 1797 г., евреи Волыни и Подолии не утратили стремления к «политической» деятельности. Летом 1798 г. управляющему И.В. Гудовичу донесли «о собираемых по разным местам Волынской и Подольской губерний еврейскими обществами денежных складок, по разосланным от старших их рабинов повелению на отправление от них какой-то депутации». Гудович «старался сокровенным образом разведать, не кроется ли в сем сборе какого-либо еврейского злонамерения»[323]. Проведенное городской полицией следствие выявило существование среди евреев Киевской, Волынской и Подольской губерний особого сбора по пятнадцать копеек с каждого еврея, установленного «собранием старших еврейских рабинов и почетных евреев на отправление к Его императорскому величеству от всего их общества депутатов с принесением всеподданнейшей благодарности за высокомонаршее им покровительство, и с испрошением о даровании им некоторых выгод, о чем от старших рабинов разослано в разные места, где более жиды обитают, напечатанное на еврейском языке повеление»[324]. Деньги были конфискованы, а городничий Острога, где проходило пресловутое собрание, был отстранен от должности за «преступное» попустительство «коварным» замыслам евреев. Обо всех этих событиях Гудович доносил 20 августа 1798 г. генерал-прокурору Сената А.Б. Куракину[325], а ответ получил уже от нового генерал-прокурора П.В. Лопухина, 22 сентября 1798 г. передавшего устное распоряжение императора «собранные евреями деньги им возвратить и отправиться депутатам их к Его императорскому величеству дозволить»[326]. Это известие заставило Гудовича резко поменять свою политику по отношению к евреям. В отношении генерал-прокурору от 1 ноября 1798 г. он рапортовал о своем содействии еврейским депутатам и возвращении им конфискованных денег[327]. Материалов, проливающих свет на дальнейшие события, на данный момент не обнаружено, за исключением примечательного упоминания в позднейшем документе – проекте еврейской реформы, представленной в 1829 г. крещеным евреем Л.Н. Неваховичем[328]. Проект содержит ретроспективное изложение истории евреев Российской империи за три предыдущих царствования. В качестве доказательства толерантного отношения Павла I к евреям упоминается о том, что императору «благоугодно было лично удостоить находящихся тогда в Санкт-Петербурге купечество и депутатов сего народа покупкою от них трех тысяч аршин[329] голубого бархата для придворной надобности»[330].

Интерпретации этого примечательного эпизода в историографии также заслуживают внимания. С.М. Дубнов рассматривал созыв евреями депутации как реакцию на состоявшееся в том же 1798 г. собрание дворян Волынской и Подольской губерний, на котором среди прочих рекомендаций правительству было сформулировано предложение предоставить дворянам монополию на производство и продажу водки, а вытесненных с алкогольного рынка евреев «к земледелию и ремеслам принудить». Эти намерения так встревожили евреев, что они решили отправить депутацию в Санкт-Петербург. По мнению Дубнова, данный факт свидетельствует о том, «что даже в ту эпоху, в темной хасидской среде Волыни и Подолии, не совсем заглохло сознание совершавшегося политического и социального кризиса»[331]. Совершенно иная трактовка событий 1798 г. была предложена Ю.И. Гессеном: поскольку, по мнению исследователя, «в ту пору религиозная борьба заслонила, кажется, остальные вопросы еврейской жизни» и «хасиды были в том крае весьма многочисленны», депутация состояла из хасидов, отправившихся в столицу вызволять своего главу Шнеура Залмана из Петропавловской крепости[332]. Таким образом, оба классика русско-еврейской историографии увидели в неполном и неясном свидетельстве единственного имеющегося в распоряжении источника очередное преломление своих излюбленных концепций. Дубнов интерпретировал этот эпизод в крайне важной для него «парадигме кризиса» как борьбу монолитной еврейской автономии с враждебным окружением[333], Гессен – как отражение идеологических и социальных противоречий внутри самого еврейского общества.