Олег Дивов - Город счастливых роботов (авторский сборник)

• Название: Город счастливых роботов (авторский сборник)
• Автор: Олег Дивов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-79224-5

Два не связанных между собой романа.

---

С самого начала.

С детства.

* * *

Тим Семашко был талантливым бухгалтером, из тех мужчин, что идут в эту профессию вовсе не ради стабильной, но унылой карьеры офисного хомяка, а конкретно за приключениями. Они мечтают стать Главбухами Всего На Свете и ворочать миллионами. Одной рукой небрежно гонять туда-сюда финансы, а другой – выстраивать и нагибать в изящную позицию женский коллектив.

Мистер Семашко играл в главбуха с таким упоением, что даже носил галстук-бабочку и старомодные очки в тяжелой роговой оправе. Кто другой на его месте выглядел бы глупо, но Тимофей Александрович – так он просил себя звать-величать в России – блистал. Нас, детей, его облик приводил в чистый восторг, а это показательно. Дети сразу чувствуют, когда внутреннее содержание не соответствует внешней оболочке. Тим был в порядке. Это вам не какой-нибудь скучный пиндос. Достойная опора Дону Маклелланду.

Давным-давно, еще в Америке, Маклелланд случайно, мимоходом, поймал своего приятеля Тима на растрате.

Там была, в общем, этически неоднозначная история. Воровать, конечно, нельзя, но у Семашко долго и тяжело болела мать, не ладилось со страховкой, Тим залез в долги, а потом задумал одним махом выправить свое финансовое положение. Один раз и больше никогда. И все бы ему сошло с рук, но как-то они с Доном сидели вечером в офисе, разбирали финансовую отчетность, и Маклелланд сунул нос не туда. Тим попросил его вынуть нос оттуда, а Дон, конечно, заинтересовался. Оба были в хорошей форме и не придумали ничего лучше, чем подраться. Дон вывихнул руку, Тим остался без двух зубов.

Маклелланд тогда крепко прижал Тима – прижал и отпустил, пожалел, ибо был крут и великодушен. Будь он менее крут, сообразил бы прогнать Семашко с глаз долой. Но в характере Дона Маклелланда присутствовал легкий комплекс величия, простительный, при его-то харизме и достижениях. Вместо того чтобы попросить Тима из своей команды вон, Маклелланд, напротив, еще больше приблизил его к себе. Он хотел, образно говоря, провести Тима по жизни за руку, чтобы тот, тюфяк слабохарактерный, опять не залетел. Не станет же Семашко делать глупости под носом у человека, который его поймал – и не застучал.

С тех пор между двумя семьями шла тихая, но лютая вендетта, в которой Маклелланды не участвовали чисто по незнанию. Им в голову не могло прийти, что Семашко их ненавидят и топят при любом удобном случае. Дон был уверен, что Тим благодарен ему по гроб жизни. А благодарный Тим, придя домой с разбитой мордой, в ответ на вопрос жены, куда он девал зубы, не стал выдумывать лишнего. Он только самую малость подправил историю – и в его версии Маклелланд получался отпетым гадом, с которым ему, бедолаге, теперь никак не расплеваться.

Это говорил не столько Тим, сколько его стыд и страх. Ну, сорвался человек, бывает. Один раз в жизни решил украсть – и вляпался. Для начала он возненавидел себя за это, и до такой степени, что, возможно, малость двинулся рассудком. Психика услужливо перенесла ненависть на того, кто поймал его. Тим сделал виноватым Дона и вскоре сам в это поверил. К тому времени, когда подросла Джейн, расколоть Тима не смог бы никакой детектор лжи: он просто забыл, как все было по правде.

Миссис Семашко относилась к Дону без восторга – может, он ее когда-то на танец не пригласил или забыл похвалить новое платье – и наживку проглотила.

Бедняжка Джейн выросла в доме, где Маклелландов не любили изощренно и ядовито, сквозь зубы, из-под улыбки. Они с Кеном играли на ковре в гостиной, а мимо ходили взрослые, которые, дай им волю, пустили бы мелкого гаденыша на начинку для пирогов и угостили бы его папашу.

Лично мне эта история отдельно противна тем, что я очень тепло относился к Тимофею Александровичу и его супруге и они тоже давали понять, как я им симпатичен. И Михалыча они любили. Им вообще нравилось в России, они тут быстро адаптировались, Тим даже могилу прадеда отыскал где-то под Курском и раз в году туда ездил. У них был теплый гостеприимный дом. И только Маклелланд, проходя мимо, портил весь пейзаж.

Если отбросить внутреннюю гниль, разъедавшую его изнутри и о которой мы знать не знали, мистер Семашко был безупречен. В отличие от многих взрослых, он умел непринужденно ладить с детьми. Из него получился бы образцовый неуловимый маньяк-педофил, уж простите такой сарказм. Когда Джейн немного подросла, отец намекнул ей, кивнув на Кена, что этот солнечный мальчик, который поглядывает на нее с таким интересом, – сын подлеца и наверняка сам подлец, ибо яблоко от яблони недалеко падает. Это был большой секрет, глубокая семейная тайна – и вот настала очередь Джейн учиться ненавидеть молча и жалить исподтишка.

Она оказалась не очень хорошей ученицей. Недостаточно подлой для этого. И наверняка сыграло роль то, что Кен ей нравился. Ну, Кен тогда всем нравился. Вдобавок Женька была не из тех, кто может тебя игнорировать так, чтобы ты не заметил. А когда ей надоедало игнорировать, она свою жертву легонько подкусывала.

Кен был безнадежно влюблен в Джейн и сначала понять не мог, почему она его, нашего первого парня на деревне, то обойдет вниманием, то обдаст презрением.

Потом Кен в старших классах начитался всякой психологии и сделал вывод, что Джейн его тоже любит – просто то ли у нее комплексы, то ли он неподобающе ведет себя, а может, оба дураки. Он пытался вести себя подобающе – без толку. Да и ненадолго его хватало: кругом было слишком много хороших людей женского пола. Но с кем бы он ни гулял, всегда помнил о Джейн. Не мог от нее освободиться.

Для Джейн его метания лишний раз доказывали, что Кен безнравственный и никчемный тип. Она признавала за ним некоторый шарм и определенный ум, только от этого Кен еще ниже падал в ее глазах.

Но вот зуб даю, одной ненавистью дело не ограничивалось. Нет, дамы и господа, там были поистине высокие отношения. Иногда я ловил такие взгляды, судя по которым, если бы Джейн не боялась сесть за решетку, она бы нашего солнечного мальчика изнасиловала, убила и съела. Убила – потому что папа попросил, а все остальное – потому что очень хочется.

На заводе Кен никогда не стучал на Джейн Семашко.

Джейн закладывала его по поводу и без повода. Она писала на него такие шикарные доносы, не поверить в которые было просто нельзя.

Правильно она говорила, что не надо нам на завод. Меня он пережевал и выплюнул сломанным, Кена распиндосил, а потом едва не убил, и даже несгибаемый Михалыч вышел оттуда другим, научился людей не любить.

Но куда нам было деваться.

* * *

Отец пытался вытащить меня в Америку, а я уперся. Они уезжали, мне оставалась квартира и полная свобода действий. И чего я не видал там, за океаном, – пиндосов? Родители не хотели упускать свой шанс на интересную работу, а я – свой, на интересную жизнь. Все понятно. Мама даже не очень плакала.

В мою пользу говорило то, что я не пил водки, любил рисовать и хотел стать профессионалом. И друзья мои были не гопники с левого берега, а ребята положительные, которые на меня хорошо влияли, когда не воровали блины-противовесы со строительства завода и не угрожали гопникам с правого берега реактивной тягой от «Жигулей».

Еще родители думали, что у нас с Джейн все серьезно, а я нарочно не разубеждал, хотя иногда прямо к горлу подступало, так хотелось поплакаться им в жилетки. Про Джейн мама говорила: эта любого в бараний рог скрутит, даже тебя, и сделает из него человека, даже из тебя. Замечательная девочка. Кстати, она поедет этим летом в Москву, в институт, верно?..

Наконец с меня взяли слово, что мы разъезжаемся в две стороны: они – в Штаты, а я – в Москву, поступать. Через два года я вернулся домой, встретил тут Кена… Это вы знаете.

Чего я не знал – того, что шеф отдела русского стаффа, наш загадочный кадровик, любитель изъясняться стихами, вырос с моим отцом в одном дворе. И пока их пути не разошлись, они успели славно покуролесить и сохранить друг о друге теплые воспоминания. Для небольшого города это норма. Если вся Москва, образно говоря, гуляла на одном митинге, а потом сидела в одном «обезьяннике» – у нас все ходили в один детский сад… Ненормально было то, что друзья провинциального детства встретились на заводе: если от нас уезжают, обычно не возвращаются.

Папа мой – креативный чувак, у него случаются идеи. Девяносто процентов идет в мусор, а отец не унывает, ему оставшихся десяти хватит, чтобы превратить жизнь семьи в балаган, праздник или кошмар, нужное подчеркнуть. Едва он понял, кто именно на заводе будет отвечать за русские кадры, ему вступила свежая идея в голову. Много позже он клялся и божился, что прямо увидел это: как мы с Михалычем, два охламона, топаем через проходную болты крутить. И кто за нами, сиротинушками, там присмотрит? И кто мамам-папам доложит, как наша жизнь трудовая? Элементарно, Ватсон.