Юрий Либединский - Зарево

• Название: Зарево
• Автор: Юрий Либединский
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

Крупный роман советского писателя Юрия Либединского «Зарево» посвящен революционному движению на Кавказе в 1913–1914 гг.

---

И тут же внимание его отвлекалось тем или иным необыкновенным пейзажем: вот гигантская лапа ледника, нависшая над пропастью; вершина горы, как бы расколотая несколькими ударами великанского топора; а там вон орел, свободно парящий над необозримыми просторами. И крылатые стихи великих русских поэтов проносились в памяти Константина.

— Для наших великих поэтов Кавказ всегда был воплощением свободы, но я никогда не чувствовал этого так, как сейчас, — сказал он Асаду.

— Правда, Константин Матвеевич! — весело воскликнул Асад. — «Отсель сорвался раз обвал и с тяжким грохотом упал!..» — Нелепо и весело взмахнув руками, Асад побежал вниз по крутому каменистому склону, а за ним и обгоняя его покатились непрочно державшиеся камни — настоящий небольшой каменный обвал.

Внизу, возле ручья, среди громадных серых глыб, он, в форменном пальто и фуражке, в длинных, сильно обтрепанных брючках, казался таким неожиданным, словно его какая-то волшебная сила выхватила из городского пейзажа и перенесла сюда.

«Как с ним дальше быть?» — с тревогой думал Константин.

За время пребывания в горах Асад стал для Константина и проводником, и переводчиком, и посредником. Но все же он был еще мальчик — даровитый, многообещающий, но только еще формирующийся. Пребывание среди восставших веселореченцев могло опасно отразиться на судьбе Асада. Константин предполагал из Тифлиса во что бы то ни стало переправить Асада в Краснорецк, где тот учился в реальном училище, и заранее придумывал, как искуснее доказать его непричастность к событиям в Веселоречье.

Асад же знакомство с Константином и все путешествие в Веселоречье рассматривал как естественное начало новой, замечательной жизни. Он чувствовал себя прекрасно, беззаботно, весело и был уверен, что создан для такой жизни.

С виду мешковатый и неуклюжий, в очках на длинном носу, Асад, очевидно, обладал прирожденной ловкостью и бесстрашием горца, легко одолевал препятствия, был вынослив, весел, болтал по-веселореченски с Жамботом и Наурузом, по-русски с Константином. Он был счастлив, как может быть счастлив только пятнадцатилетний мальчик, испытавший такие замечательные приключения.

Асад вырос в Арабыни, у подножия этих гор. Летние месяцы не раз проводил в аулах; снеговые вершины всегда стояли перед его глазами недосягаемые и сияли, словно небесные светила. Теперь Асаду выпало счастье впервые попирать ногами те снега, которые, как ему казалось с детства, сливались с небесами. Сердце его билось с необыкновенной силой, кровь бежала особенно резво. И все кругом — серо-блестящие скалы, мимо которых они шли, и цветущие кусты, и цветы без листьев, и огромные яркие бабочки, и близкие, блещущие на солнце снега — все представлялось чудесным. Сердце его переполнялось любовью и преданностью к трем своим товарищам. За Константином он готов был следовать хоть на край света. И очень ему было обидно, что Константин явно озабочен тем, как бы от него скорее избавиться. Константин считал чем-то само собой разумеющимся, что с осени Асад возобновит занятия в реальном училище. Но Асад никак не мог представить себе, что после всего пережитого в это лето ему придется вернуться к обычной жизни. Свою парту, изрезанную несколькими поколениями учеников, одолеваемых скукой и от скуки запечатлевавших на парте инициалы своих возлюбленных, вспоминал он с особенным ужасом.

— Учиться, обязательно нужно вам учиться, Асад. Чем серьезнее вы будете учиться, тем больше принесете пользы и вашим землякам, и всему нашему делу.

— А вы? — жалобно возражал Асад. — Вы же сами говорили, что не кончили землемерного.

— Да, к сожалению, мне не дали окончить землемерное училище, но все-таки я добился своего и весь курс училища прошел сам, — с гордостью сказал Константин. — И, как видите, это мне немало помогает. Да что землемерное, я добьюсь своего, и если уж не поступлю в Технологический институт, то обязательно пройду сам всю программу. Только когда?! — вздохнул он.

Жамбот и Науруз внимательно прислушивались к их разговору. Оба они настолько знали русский, что приблизительно поняли, о чем идет речь.

— Твой старший, — переспросил вдруг Жамбот Асада по-веселореченски, — хочет, чтобы ты обучился какому-либо ремеслу? Так я понял?

— Ничего ты не понял, — сердито ответил Асад.

— Нет, я все понял. И я тебе вот что скажу: ты уже знаешь, что я обошел вокруг Черного моря. Но разве могли бы мои ноги столько пройти, если бы в руках у меня не было плотничьего топора, который меня кормил? Ты напрасно сердишься и хмуришься, ты слушай своего старшего — он тебе добра желает. И я тоже могу рассказать тебе одну быль, и ты тогда перестанешь спорить. Конечно, ты княжеский сын, но вот послушай, что произошло с одним грузинским царевичем.

— Если я княжеский сын, так ты, верно, и есть тот самый грузинский царевич, — сердито ответил Асад.

— Кто знает! — многозначительно подняв палец, сказал Жамбот. — Мои предки действительно происходят из Грузии, и ты, желая меня обидеть, возможно что и угадал… Эх, жеребенок, выслушай старого коня! Ведь это не сказка, а быль!

…Возвращался царевич с охоты, увидел в окне бедного домика красивую девушку и влюбился в нее. Да так влюбился, что только и оставалось посвататься. Но сватам она ответила так: «Знает ли ваш царевич какое-нибудь ремесло?» Тут стали сваты над ней смеяться, что она совсем проста и даже не понимает того, что царевичу не подобает работать руками. «Это верно, я простая, — отвечает им девушка, — и понимаю все попросту: быть царевичем — это не ремесло. Сегодня царь любит этого царевича, а завтра предпочтет ему брата его, моего же за ворота выгонит, — чем тогда он семью кормить будет?» Ей толкуют и так и сяк, а она все свое. Затосковал царевич: как тут быть? Но чего не сделаешь ради любви? Кружева из камня научишься плести, верно? Ну, собрал царевич ремесленников, мастеровых людей. Самое почетное ремесло — оружейное. Спрашивает царевич оружейника: «Сколько лет будешь меня учить, чтобы мог я научиться мечи ковать?» — «Я учился семь лет», — отвечает оружейник. «Не годится, — вздохнул царевич. — За семь лет моя невеста выйдет замуж за другого». Спрашивает столяра. «Пять лет, не меньше, нужно моему ремеслу учиться», — ответил столяр. «За пять лет моя невеста меня забудет», — сказал царевич. Портной берется учить четыре года, хлебопек — три. Меньше трех никто не берется. Загрустил тут царевич. Вдруг выходит вперед бурочник-шерстобит. «В моем, говорит, ремесле нужнее всего не время, а старанье. Будешь, говорит, стараться, за одни сутки выучу». Как взялся царевич с утра за дело, сутки напролет бил прутом по шерсти да кипяточком поливал. И выучился. Девушка, конечно, вышла за него замуж. А он пристрастился к своему ремеслу. Даже когда царем стал, все выделывал бурки, ноговицы, сукно, — и такой тонкий ворс научился надирать на сукне, что все узнавали его руку.

Но однажды поехал он охотиться и попал в лапы Одноглазым людоедам. Об Одноглазых ты, верно, слыхал? Будто они и люди, только раз в пять больше, пасть — как печка, а лба вовсе нет. Их кости до сих пор попадаются в старых пещерах. Много от них беспокойства было раньше людям. Ну, Одноглазые, поймав царевича, тут же стали разводить костер, чтобы его, по своему обычаю, изжарить. Видит царь, плохо дело. Вот и говорит он Одноглазым: «Как погляжу я на вас — выгоды вы своей не понимаете. Сожрать человека — не велик расчет. А вы вот узнайте — кто я такой? Может, я живой больше вам пользы принесу, чем если вы меня пожрете». — «А кто ты такой?» — спрашивают Одноглазые. «Я, — ответил он, — знаменитый бурочник. Дайте мне шерсти, я сваляю бурки, понесите их в царский дворец, добейтесь увидеть царицу, она у вас эти бурки купит». Одноглазые всё так и сделали. Дали ему шерсти, свалял он бурки на загляденье, понесли их Одноглазые продавать во дворец. Как тут увидела царица бурки, признала мужнюю руку, дала Одноглазым золота и серебра — полные мешки насыпала. Довольные, возвращаются домой Одноглазые. «Ну, а теперь мы его все равно съедим, — говорят они между собой, — вот какие мы хитрые». Только не пришлось им полакомиться. Выследила их царица, нагрянула с войском на пещеру и спасла мужа. Тут-то он и сказал: «Спасибо тебе, моя умница за то, что велела мне выучиться ремеслу».

И я тебе скажу: хоть ты не царенок, а княжонок, но когда выучишься, тоже нам спасибо скажешь.

— Что это вы так весело смеетесь? — спросил Константин.

Ему перевели сказку. Константин посмеялся, а потом сказал серьезно:

— Видите, Асад, и народная мудрость говорит о том же.

Проход, по которому Жамбот предполагал провести своих спутников в Грузию, представлял собою до того узкую расщелину в каменной стене гор, что в некоторых местах можно было идти только поодиночке. Да и добраться до нее требовалось немало усилий: вначале предстояло одолеть хаотическое нагромождение камней, а потом перейти через ледник. Это была самая трудная часть пути. Здесь им пришлось, обвязавшись и следуя друг за другом, пересекать изобилующую трещинами, вздутую и покрытую талым снегом поверхность ледника, то зеленовато-мутную, а то голубовато-прозрачную. По преданью, прадед Гурдыевых пробрался этим проходом из Грузии в Веселоречье. Некоторые из Гурдыевых позже проходили по этому пути в легендарный Тифлис, который для них, как и для всех горцев, был средоточием чудес, окном в широкий мир, столицей, прекрасней которой они ничего не знали.