Георгий Холопов - Докер

• Название: Докер
• Автор: Георгий Холопов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

Книга лауреата Государственной премии РСФСР Г. К. Холопова состоит из произведений разных лет и разных жанров.

Особое место занимают в книге повести и рассказы, посвященные Великой Отечественной войне.

---

Схватившись обеими руками за ящик, закачавшийся от бурных волн, лейтенант с радостным изумлением оборачивается ко мне, потом — шумно и разочарованно вздыхает:

— А я-то думал — Злобин!..

Тяжело вздыхает и девушка.

— Нет, не Злобин, не старшина, — вновь отвечаю я и, назвав себя, поднимаюсь на ноги. Вода доходит мне почти до колен.

Поднимается и командир роты. За ним — девушка.

— Лейтенант Мартынюк! — пытливо всматриваясь в меня, представляется командир роты. У него обросшее щетиной лицо, смертельно усталые глаза. Ему, должно быть, лет двадцать пять, но выглядит он намного старше.

— Медсестра Кондратьева! — говорит девушка, настороженно косясь на меня.

— Нам или придется так стоять, или же сесть на нары… правда, скрытые водой. Другого ничего не могу предложить! — разводит руками Мартынюк.

— Что же это вы так?.. — Я разглядываю ветхую землянку. — Это же яма, прикрытая одним-единственным накатом!

— Спасибо и за яму! — глухим, простуженным голосом отвечает Мартынюк. — Хоть нашли местечко для КП!.. Мы только несколько часов назад закрепились на этом участке. Враг — в ста метрах.

— Отступали?

— Сегодня — трижды… Садитесь… Что стоять под ливнем, что сидеть в воде — один черт! — И Мартынюк первым садится. Его примеру следует медсестра.

Некоторое время я еще продолжаю стоять, потом осторожно опускаюсь в воду, нащупав под собой нары.

— Только не погасите фитилек, — просит Мартынюк. — Здесь ни у кого нет сухих спичек.

— Хоть бы скорее наступило утро! — в отчаянии шепчет медсестра.

— Лучше бы пришел Злобин с ребятами!.. Тогда бы сразу ушли из этого гиблого места, — говорит Мартынюк.

— Проклятый ливень! — шепчет медсестра, тяжело вздохнув.

Фитилек в коптилке трепетно дрожит от ее вздоха, вот-вот готовый погаснуть. Мартынюк молча показывает кулак. Медсестра испуганно зажимает себе рот…

Приподнимается край плащ-палатки, и в землянку просовывается рябоватое лицо с мохнатыми, толстыми бровями. С каски гулко скатываются в воду большие тяжелые капли.

— Час прошел, товарищ лейтенант… Злобина все нет… Минировать проход?..

— Как фланги?

— Роты Веселова и Сиротина закончили минирование своих участков. Остановка только за нами. Как закроем проход — сразу можем отойти.

Мартынюк переглядывается с медсестрой.

— Ну, подождем еще немного. Ну, хотя бы еще полчаса! — умоляюще просит она.

Мартынюк долго молчит, как зачарованный глядя на фитилек: он думает.

— Отложим еще на час, — говорит он. — Может быть, они все-таки живы и бродят где-то рядом с нами, ищут этот злосчастный проход?.. Злобин не может не прийти…

— Мы обыскали весь лес, товарищ лейтенант, — говорит рябоватый. — Подобрали только раненого связиста… Больше никого там нет. — Понизив голос, он шепчет: — Под шум дождя враг накапливается на той стороне. Лучше вовремя уйти. К утру придется отходить с боем.

— Подождем еще час, — твердо говорит Мартынюк, с грустью и сожалением посмотрев на сапера.

— Хорошо. Откладываем отход в третий раз. — И рябоватый, судя по всему — командир саперного взвода, опускает набухшую плащ-палатку, и она, как камень, погружается в воду.

Я смотрю на задумчивое лицо Мартынюка и спрашиваю про обстановку, хотя она мне, конечно, и так ясна.

— Какая там к черту обстановка! — Он устало машет рукой. — Приказано отступать, и мы отступаем, прикрывая основные силы… Сегодня потеряли много людей… Вот не вернулась и группа Злобина… Она отвлекла на себя автоматчиков, благодаря ей мы и оторвались от врага, закрепились на этом участке… Вы знаете, что такое рота или батальон прикрытия при отступлении?

— Догадываюсь, — отвечаю я.

Мы молчим, прикованные взглядом к трепетному огоньку коптилки. Но наше молчание прерывается голосом снаружи:

— Как быть с шалашами, товарищ лейтенант?

— Пошли Смирнова. Пусть займут их, разожгут костры, вскипятят чай. Скоро начнем выводить народ, — обернувшись, отвечает Мартынюк.

Потом поочередно входят в землянку командир отделения связи, командир пулеметного взвода, представители рот Веселова и Сиротина и другие, не разгаданные мной. То и дело в их разговоре я слышу имя Злобина.

И вдруг край плащ-палатки приподнимается, и мы снова видим рябоватое лицо командира саперного взвода. Его мохнатые, толстые брови сведены у переносицы, и глядит он исподлобья.

— Как скоро идет время! — шумно вздыхает Мартынюк.

— Неужели прошел уже час? — негодующе спрашивает медсестра.

Командир саперного взвода молча поднимает руку, показывает свои огромные, как будильник, часы.

— Так… — в тягостной тишине произносит Мартынюк. И после долгой паузы: — Минируй… — как можно спокойнее выговаривает он.

— Есть минировать проход! — гаркнул сапер, и его брови разлетаются в стороны.

И тут Кондратьева, глотая слезы, тихо, по-бабьи, плачет, отвернувшись к стене…

— Я сделал все, — раздумчиво, точно сам с собой, говорит Мартынюк, наклонившись над фитильком, и внимательно рассматривает его. — Ты это видела… Он был и моим близким товарищем…

Осторожно переставляя ноги в хлюпающих сапогах, в землянку входит связной Мартынюка. Откинув полу накинутой на плечи плащ-палатки, он протягивает лейтенанту окорок, завернутый в полотенце. От мяса несет сильным запахом дыма и запекшейся крови.

— Как народ? — спрашивает Мартынюк, беря окорок.

— Накушались до отвала, товарищ лейтенант, — широко и беззаботно улыбаясь, отвечает связной, совсем еще мальчишка. — Лось-то был величиной со слона!

— А ты видел слона? По окороку что-то непохоже. — И Мартынюк передает его заплаканной Кондратьевой. Сам берет у связного протянутую бутылку.

— Видел! На картинке! — Связной по-мальчишески прыскает со смеху и скрывается за порогом, взбурлив воду.

Ударом о ладонь Мартынюк вышибает пробку и отдает бутылку мне. Я отпиваю глоток и возвращаю бутылку лейтенанту. Мартынюк передает бутылку медсестре и берет у нее окорок. Кондратьева с отвращением, как отраву, делает два торопливых глотка.

— Пей, пей! — сердито хрипит Мартынюк. — А то в этой ванне еще схватишь воспаление легких.

— Ну и черт со мною! Теперь все равно! — Кондратьева возвращает ему бутылку.

Снова приподнимается край плащ-палатки, и с порога докладывают:

— Уходит первый взвод, товарищ лейтенант!

— Добре, — отвечает Мартынюк. Держа в одной руке окорок, в другой — водку, он прикладывается к горлышку и одним долгим глотком осушает чуть ли не половину бутылки. Потом, поставив ее на ящик, отчего ящик накреняется, он впивается крупными, белоснежными зубами в окорок, отрывает кусок и протягивает окорок мне.

От запаха мяса у меня кружится голова. Достаю из кармана перочинный нож, пытаюсь отрезать кусок, но тупой нож скользит, не оставляя даже следа. Тогда я тоже впиваюсь в мясо зубами… Окорок переходит к Кондратьевой. Она держит его в руках и умоляюще смотрит на меня, не зная, как к нему подступиться, потом закрывает глаза и следует нашему примеру.

— Уходит второй взвод, товарищ лейтенант! — раздается за плащ-палаткой.

— Добре, — отвечает Мартынюк, беря из рук Кондратьевой окорок.

И вновь окорок возвращается ко мне, переходит к медсестре, от нее — к Мартынюку…

Распив со мной остаток водки, лейтенант споласкивает руки и осторожно встает. Но ящик все же сильно покачивается, и трепетно дрожит фитилек в коптилке. Откуда-то из-под наката Мартынюк достает пистолет, планшетку. И приподнимает плащ-палатку.

— Мы уходим с третьим взводом. Приготовьтесь в дорогу, — говорит он.

— А куда деть окорок? — чуть ли не плача, спрашивает Кондратьева.

— Возьми с собой. Там нас теща не ждет, — жестко бросает он и переступает порог.

Кондратьева тяжело вздыхает и продолжает есть. Видимо, она очень голодна.

Чтобы не смущать медсестру, я поднимаюсь и хочу выйти из землянки. К тому же меня начинает знобить. И в это время сквозь шум ливня где-то близко слышатся два сильных взрыва…

— Что это?

— Думаю — мины, взрывы на минном поле, — говорю я, прислушиваясь к однотонному шуму ливня.

И вдруг где-то совсем рядом раздается нечеловеческий крик, от которого у меня мороз пробегает по спине:

— Лю-у-ди-и-и! Бр-ра-а-а-а-ту-уш-ки-и-и!..

— Ой!.. Наверное, Злобин! Леша! — вскрикивает Кондратьева и роняет окорок в воду. Потом вскакивает, хватает свою санитарную сумку и выбегает из землянки, опрокинув ящик с коптилкой.

Я оказываюсь в кромешной темноте.

С минного поля снова несутся душераздирающие:

— Лю-у-ди-и-и! Бр-ра-а-а-а-ту-уш-ки-и-и!..

Я слышу топот грузных солдатских сапог, отдающийся в голове, как удары молота, и выхожу из землянки, осторожно нащупывая смытые ливнем ступени. Передо мной, как стена, темень. Я ничего не вижу и не могу сделать шага.