Георгий Холопов - Докер

• Название: Докер
• Автор: Георгий Холопов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

Книга лауреата Государственной премии РСФСР Г. К. Холопова состоит из произведений разных лет и разных жанров.

Особое место занимают в книге повести и рассказы, посвященные Великой Отечественной войне.

---

— А вдруг волны во время норда свалят такую вышку?

Он смеется:

— Пока этого не случалось. Хуже другое — в норд бурильщикам приходится отсиживаться на морских скважинах. Помочь им бывает трудно, не каждый моторист решится выйти в море. — Он изучающе смотрит на небо, на горизонт. — Не нравится погодка!

Но я мимо ушей пропускаю его замечание.

Мы сидим на веранде его маленького домика, пьем горьковатый, крепко заваренный чай, который только и может утолить жажду на этом знойном острове, и Федор все о своей работе рассказывает. Ничего другого как будто бы больше не приходит ему на ум.

— А вот что забросил свою мать — нехорошо, непонятно! — говорю я, наслушавшись много удивительного о жизни островитян. — От кого ей ждать помощи, как не от сыновей?.. Нам всем жаль тетю Варвару…

Он слушает, молча кивая головой, со всем согласный, чем и обезоруживает меня.

— Все это правильно!.. Но и она виновата. Никак не могла поладить с невесткой. Пока здесь жила, я каждый день их мирил. Все не по ней: и не так сготовила, и не так постирала. Известное дело — мать. А мне как быть?.. Хорошо! — вдруг говорит он. — Еду с тобой в город! Везу ее сюда!.. К тому же я сейчас один, жена сбежала, второй месяц живу бобылем.

— С чего же это она?

— Не выдержала здешней жары. Да и неудобство во всем. Снабжение плохое, развлечений — никаких, разве что иногда покажут кино. — Он смеется. — Поехала к родным в Курскую область, пишет: «Если любишь, приезжай, работа и здесь найдется». А я не могу уехать. Привык к здешним людям, к морю.

Сидит Федор напротив меня в своей измызганной нефтью тельняшке, загорелый до черноты, и, истекая потом, пьет пятую или седьмую чашку темного, как мазут, чая.

А я думаю: что еще сказать ему? На изверга он никак не похож. Думает и Федор. Оба мы смотрим на берег. Он нет-нет да бросит беспокойный взгляд на горизонт.

Из соседского домика на берег выбегает малыш лет четырех-пяти, шоколадный от загара, в одних трусиках. Он громко и заразительно хохочет и стремглав несется к зеленому морю. Вслед за ним из домика выбегает девочка в красных штанишках.

Малыш бежит по ослепительному песку, прижав к груди кисть винограда. Девочка пытается его поймать, кричит:

— Вася! Вернись, дурачок, ноги обожжешь!

Я переглядываюсь с Федором, и мы улыбаемся.

Но чем дальше мальчик удаляется от дома, тем нестерпимее становится для него накаленный песок.

Девочка возвращается, прячется в тень, испуганными глазами смотрит вслед братишке.

Малыш вдруг вскрикивает, точно наколовшись на что-то острое, становится на пятки, пробует так пробежать несколько шагов. Но песок все равно обжигает. Тогда он швыряет виноград в сторону, плачет, падает на песок, задрав кверху ноги.

Девочка в красных штанишках хлопает в ладоши:

— Так тебе и надо, дурачку! Так тебе и надо!

Я снова переглядываюсь с Федором. На этот раз он встает, спускается по ступенькам. Идет вразвалочку, как и тетя Варвара. Берет малыша на руки, возвращается с ним на веранду. Сажает Васю на тахту, сердито его отчитывает:

— Глупыш, в такую жару надо сидеть дома, не по острову бегать!

— А я нес тебе виноград, — плача, говорит малыш.

— Зачем мне твой виноград? — в том же сердитом тоне продолжает Федор. — Глупыш! Я большой, ты маленький. Виноград едят маленькие.

Размазав слезы по щекам, Вася перестает плакать. Потом пытливо смотрит на Федора, спрашивает:

— А шторм сегодня будет?

— Шторм?.. В дальнее плаванье, что ли, ты собрался?

— У меня вон папка уехал на работу совсем больной. Если шторм — кто его перевезет на остров?.. Мамка говорит, тебе придется. Ты самый сильный и храбрый из мотористов. И бабка так говорит, и Клавка, и все, все!

Федор треплет его за белобрысый ежик, допытывается:

— А вот зачем ты нес мне виноград?

Лукавый Вася увиливает от ответа, говорит:

— А я тебе и яблоки принесу. У меня и сливы есть.

Федор, все улыбаясь, снимает с крюка свою широкополую соломенную шляпу, спускается с веранды, идет за брошенной кистью винограда.

Они садятся на нижнюю ступеньку и неторопливо, отрывая по ягодке, едят виноград.

Потом Федор заходит в комнату, достает из-под топчана охотничьи сапоги, выворачивает наполовину голенища и подает Васе, Тот обувается и, точно кот в сапогах, еле передвигая ноги, направляется домой. На полпути он оборачивается, грозит пальцем Федору, насупив брови, говорит:

— Запомни, дядя Федя! У меня и яблоки есть, и сливы.

— Страшное сегодня солнце! — говорит Федор, входя в воду. Надвинув соломенную шляпу на самые глаза, он долго из-под ладони оглядывает небо.

Я стою на берегу. Не решаюсь лезть в воду; да мне и нельзя, плечо не зажило. Под ногами у меня похрустывает выжженная солнцем морская трава и битая ракушка.

Полусонный тощий ослик бродит в чахлом кустарнике. Шуршат в песке ящерицы. Звенят в знойном воздухе кузнечики.

— Страшное сегодня солнце! — уже с тревогой произносит Федор, глядя на чернеющий горизонт.

По берегу разбросаны небольшие шаткие причалы. То и дело от них отходят моторные лодки, увозящие на морские скважины нефтяное оборудование. Мотористы приветливо здороваются с Федором, справляются у него о возможной перемене погоды и спешат в море.

Федор ныряет и долго пропадает под водой. Его широкополая шляпа покачивается на поверхности. Искусный пловец, он находит на песчаном дне тень от шляпы и показывается из воды с шляпой на голове.

Он стоит по колено в воде и сосредоточенно изучает небо.

По горизонту стелются клубы дыма. То идут грузовые и пассажирские пароходы, нефтеналивные суда.

На глазах море меняет свой цвет, из зеленого превращаясь в сине-черное, пенные барашки набегают один на другой.

В движение приходят горячие пески.

— Беги домой, ослепнешь!.. Я пошел звонить заведующему промыслом!

Придерживая обеими руками шляпу, Федор уходит. А я стою как завороженный и все смотрю на море. Удивительно, как часто оно меняет краски. Сейчас море коричневое.

Позади острова в песчаных вихрях исчезает материк, пустеют знойные улицы острова, от морских скважин поспешно идут к причалам моторки.

Где-то далеко тревожно гудят и перекликаются пароходы.

Над вспененным Каспием уже начинает кружить ветер — бешеный бакинский норд.

Я наблюдаю за чайкой. Она летит навстречу ветру. Но ветер прижимает ее к волне. Чайка бьется о гребни волн и снова идет навстречу ветру. И ветер снова прижимает чайку к волнам. Упрямая чайка мечется среди волн, летит вверх, вниз и, описав полукруг, снова идет навстречу бешеному норду.

Вспененное, серое и грозное, море уже беснуется.

С материка, окатанный волнами, к главной пристани острова подходит баркас с нефтяниками. Баркас кружит на одном месте, дает непрерывные гудки и никак не может пришвартоваться к пристани: саженная волна отбрасывает его назад. Рулевой в отчаянии машет рукой, и баркас уходит обратно на материк.

Да, в неудачное время я приехал на остров Артема. Теперь мне не так просто будет выбраться отсюда.

Второй день бушует шторм, и второй день у телефона, с воспаленными от бессонницы глазами, сидит Федор. Напротив него за столом сидят Вася и «вестовые»: от пожарников — дед Курбан, от управления промыслом — дед Митрофан. На веранде толпятся мотористы и нефтяники.

В комнату входят заведующий промыслом и заведующий поликлиникой. Вася оживляется, просит Федора:

— А ты еще позвони. Может, папка поправился?

Федор вздыхает и начинает названивать на буровую. Заведующий промыслом сердито смотрит на заведующего поликлиникой, говорит ему:

— Не проявили мы должного внимания к Глебу Никифоровичу! После первого же приступа надо было его отправить в больницу.

— Характерец у него — сами знаете какой, — пытается робко оправдаться тот.

— Характерец, характерец! — сердится заведующий промыслом. — Конечно, и он хорош! Сколько раз говорил: надо лечь на операцию! А он знай свое: «Осталось пробурить несколько десятков метров, сдам буровую, тогда возьмусь за лечение». Вот и возьмись теперь!

— Мы оба виноваты, — робко отвечает заведующий поликлиникой. — Не проявили достаточной твердости.

Я смотрю на заведующего промыслом и вижу отчаяние в его глазах: иметь десять или двадцать больших и малых моторных лодок и быть таким беспомощным, не оказать помощи больному мастеру?

Федор не выдерживает томительной тишины в комнате и в который уже раз просит разрешения выехать за Глебом Никифоровичем. Я бы на его месте тоже так поступил.

Заведующий промыслом, не глядя на него, резко отказывает.

Дребезжит телефон. Буровая! Трубку берет заведующий поликлиникой. Он справляется о здоровье мастера, дает советы по уходу за больным.