Павел Комарницкий - День ангела

• Название: День ангела
• Автор: Павел Комарницкий
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42823-6

Обыкновенный молодой человек, рядовой автомеханик ничем не примечательной конторы Роман Белясов больше всего на свете любил рыбалку и никогда не задумывался над бесполезным вопросом: в чём смысл жизни? Тем более он не верил в нелепые средневековые выдумки про ангелов… Но в жизни, как известно, иногда происходит даже то, чего быть никогда не может, и однажды Роману на своём опыте приходится убедиться — ангелы вовсе не миф, равно как и смысл жизни…

---

Павел Комарницкий День ангела

Глава 1 Гнездо кукушки

— По этой дороге и танк не пройдёт!

«УАЗ» немилосердно трясло на ухабах. Эдик вцепился в руль мёртвой хваткой, резкими рывками парируя попытки машины завалиться то в правую, то в левую колею, и всем своим видом изображал гонщика ралли «Париж-Дакар».

Мы возвращались с рыбалки. Селигер — настоящий рай для туристов и рыболовов. Трудно даже представить, что на исходе XX века в центре Европы, в каких-то двух с половиной часах езды от Москвы, могут быть такие девственные, практически нетронутые человеком места. Только разбитая лесовозная трасса с глубокими, кое-где наполненными водой колеями соединяла эти дикие дебри с цивилизацией.

Рядом с Эдиком, уперевшись ногами в пол, мотается Илья — невысокий чернявый крепыш тридцати с небольшим лет. Илья работает инженером-электронщиком в какой-то фирме, но главное занятие и конечная цель его жизни — рыбалка. Во всех видах — зимняя, летняя, с лодки и с берега, на удочку, спиннинг, самодур, сетью и даже острогой. Илья утверждает, что однажды, будучи в Астрахани, добыл острогой осетра на двести пятьдесят килограммов. Кто знает, может и не врёт? Во всяком случае, Илья способен извлечь вполне приличный улов даже из лужи с головастиками.

Мы с Михалычем трясёмся на заднем сиденье. За спиной у нас перекатываются наши снасти и улов в оцинкованных бачках с плотно притороченными крышками, закреплёнными на баке специальными обечайками, снабжёнными замком-защёлкой. Михалыч специально раздобыл у себя на службе.

Семён Михалыч Подвойский — личность колоритная. Михалычу уже за пятьдесят. Внешность у него — ни дать ни взять Кощей Бессмертный. И работа под стать облику — Михалыч работает патологоанатомом в морге. (Впрочем, Михалыч никогда не называет свою работу работой — только «службой», и никак иначе). Но зловещий облик Михалыча — сплошной обман, в жизни это добрейшей души человек, отец и дед. Единственный известный мне недостаток Михалыча, это его ревность к Илье, ревность профессионала к настоящему мастеру.

Два остальных члена «экипажа нашей славной боевой машины» — её владелец Эдик Полуянов, фармацевт-провизор, белобрысый веснушчатый парень «тридцати неполных лет», и я, Роман Белясов, ничем не выдающийся двадцатипятилетний механик в обыкновенном гараже рядовой конторы.

При таком различии в возрасте, профессиях и характерах наш экипаж вот уже добрых пять лет сохраняет полную стабильность. Нас объединяет страсть к рыбалке.

Обычно места для рыбалки выбирает Илья, и мы с ним не спорим. В нашем экипаже должности и звания давно распределены. Илья — профессор-эксперт, Михалыч — доцент-ассистент. Мы с Эдиком — студенты-практиканты, люди без особой пользы делу. Но, по мнению наших мэтров, подающие надежды. Как говорит Михалыч — «начинать никогда не рано» (правда, говорит он это совсем по другому поводу).

В этот тёплый июньский вечер мы возвращались уже затемно — хороший был клёв, не оторваться. На полнеба раскинулся бледнеющий золотистый закат, предвещающий на завтра отличную погоду. Июньские ночи на Селигере светлые, и Эдик не включал фары: всё равно встречных машин в такой глуши нет, без фар видно дальше.

УАЗ наконец-то вырвался из тисков разбитой колеи на простор, и Эдик, рывком переключив передачу, дал газ. Внезапно что-то огромное, светлое мелькнуло перед капотом. Раздался сильный удар, машину заметно тряхнуло, и Эдик, выругавшись, резко затормозил. Вспыхнули фары.

Мы выскочили из машины и замерли. В свете фар на земле лежала девочка лет девяти-десяти, совершенно голая. Она лежала на какой-то небрежно расстеленной на земле белой тряпке — не то плащ-палатке, не то портьере.

Первым из столбняка вышел Эдик. Судорожно всхлипнув, он нетвёрдым шагом, как сомнамбула, двинулся к лежащей девочке. Ещё секунда — и мы все кинулись к жертве ДТП.

— Жива?! Господи, откуда она взялась?!

Михалыч опытными руками стремительно ощупал голову ребёнка. Девочка застонала и слегка дёрнула ногой. Тогда Михалыч осторожно попытался поднять её — и мы снова остолбенели, только сейчас разглядев толком.

Девочка была необычайно, невиданно красива. Тонкое тело поражало какой-то законченной гармоничностью и изяществом. Длинные стройные ноги, тонкие руки с хрупкими пальцами узкой кисти, длинная шея — такие раньше называли «лебединая», гибкая как стебелёк талия, гладкая нежная бело-розовая кожа. Вот только весь бок и живот медленно наливались чернотой — громадный кровоподтёк от удара. Коротко подстриженные, светло-золотистые волосы кудрявились мелкими кольцами. На кукольно-детском личике с острым подбородком, изящным носиком и небольшими, нежно-розовыми губами выделялись глаза — громадные, лазурно-синие, обрамлённые длинными густыми ресницами, они занимали чуть ли не половину лица. Сейчас глаза были затуманены болью и медленно закатывались — она, очевидно, теряла сознание. На шее девочки в свете фар переливались, искрились дешёвенькие хрустальные бусы, короткие, плотно обхватывающие шею.

Но не это было самое главное. То, что мы вначале приняли за какую-то нелепую плащ-палатку, ей не являлось. На спине девочки, прямо между лопаток, располагались огромные крылья, чем-то похожие на лебединые, с переливчато-радужными перьями, цвет которых определить было невозможно. По крыльям беспорядочно пробегали широкие волны радужного сияния — вспышки пурпурного и багряного, золотисто-зелёного и ярко-голубого — накатывались волна на волну. Впрочем, это продолжалось лишь несколько секунд. Глаза девочки закатились, и сияние мгновенно померкло — крылья стали белыми, и само тело как будто потемнело.

— Чего рты раззявили?! Палатку, быстро!! — рявкнул вдруг Михалыч неслыханным ещё голосом.

Мы будто очнулись. Действительно, крылья там или не крылья — ребёнок погибает! Почему-то я в тот момент подумал именно так, мысль о том, что пострадавшее существо, собственно, человеком не является, даже не пришла в голову.

Мы втроём мгновенно раскатали нашу видавшую виды палатку и с помощью Михалыча осторожно переложили пострадавшую на брезент. Тело девочки было шелковистым, сухим, недетски упругим и неожиданно горячим. С крыльями пришлось повозиться. Громадные, они всё время раскрывались, как веер, и вообще были неестественными, не такими — ни у одной птицы ничего похожего я не видел — и лишь с помощью Михалыча нам удалось их сложить. Движениями опытного костоправа он ощупал косточки, таившиеся под перьевым покровом, потом вдруг подвернул длиннейшие маховые перья под крыло, и сразу всё получилось. Крылья легли на спину девочки так ладно, что оставалось только удивляться, почему это у нас таких крыльев нет.

— Ты, Михалыч, будто всю жизнь ангелам крылья складывал… — прохрипел Илья.

Слово, уже давно настойчиво царапавшееся в подсознании, было произнесено. Ангел! Мы сбили машиной ангела. Охренеть можно! И потом, разве бывают ангелы женского рода?

Однако раздумья следовало отложить на потом. Девочку-ангела, аккуратно спелёнутую палаткой, мы осторожно уложили на заднее сиденье. Михалыч разместился возле неё на полу, молча указав мне место сзади. Места сзади не было, всё забито. Подскочил Эдик, молча откинул задний борт, и ценные бачки с нашим уловом загремели, покатились по земле.

— Садись, живо!

На этот раз Эдик превзошёл себя. Дорога если и улучшилась, то не намного, но УАЗ почти не кидало на ухабах. Наконец мы вышли на ровную просёлочную грунтовку, и машина полетела, как птица.

Рёв мотора и невероятность, нереальность происшествия отбили у всех желание говорить. Михалыч придерживал пострадавшую. Эдик, зачем-то пригнувшись, вцепился в руль мёртвой хваткой, и в зеркало заднего вида я видел его дикие глаза. Такие же глаза были и у Ильи, который поминутно оглядывался. Думаю, что и у меня выражение было не лучше.

Однако, что же делать? Куда теперь? В больницу? В какую?

— Эдик, давай в Осташков, тут ближе будет, — сквозь рёв мотора прокричал Михалыч.

— Домой… — вдруг внятно сказала девочка-ангел. Голос был неожиданно глубоким, совсем не детским.

— Что?! — ошарашено спросили мы с Михалычем разом.

— Назад… Домой… — вновь внятно произнесла девочка. Она очнулась и широко открыла глаза, наполнившиеся ярко-синим сиянием. Губки девочки кривились — ей, очевидно, было больно.

— Девочка, тебе надо в больницу, — растерянно пробормотал я.

— Дурак… Нельзя… Назад! — девочка перевела взгляд на меня, взглянула мне прямо в глаза, и у меня в голове вдруг всё закружилось. И я вдруг понял — она права. Никаких больниц! Домой!

— Эдик, останови, — в ту же секунду сказал и Михалыч.

Эдик плавно затормозил и зачем-то заглушил мотор. Теперь все мы растерянно смотрели на нашу невольную пассажирку. Но она уже вновь закрыла глаза, и лишь веки с длиннющими, густыми золотистыми ресницами чуть трепетали.