Борис Котельников - Балтийская легенда

• Название: Балтийская легенда
• Автор: Борис Котельников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1977

1906 год. В России, несмотря на кровавый террор царизма, назревал новый революционный кризис. Важной ударной силой народного выступления должен стать Балтийский флот. Взялись за оружие солдаты и матросы Свеаборгской крепости. Поднял красный флаг крейсер «Память Азова». Выступление балтийцев поддержали финские и эстонские пролетарии. Этим событиям, сыгравшим важную роль в подготовке победоносного Октября 1917 года, посвящена книга.

---

Лобадин был уже мертв, а озверелые контрреволюционеры, словно боясь его и такого, продолжали колоть штыками в шею, голову…

Оскар в это время был на ходовом мостике. Отсюда он видел гибель Лобадина. Но предотвратить ее ничем не мог: со всех сторон лезли враги. На верхней палубе их становилось все больше и больше. С «Беркута» на ходовой мостик навели пулеметы, с подоспевших буксиров на крейсер взбирались пехотинцы. Им уже передавали обезоруженных революционных матросов.

— Патроны все… Подбросьте патронов… — раздаются вокруг Оскара встревоженные голоса.

Сам он давно не стреляет: обоймы браунинга пусты. Дальнейшая борьба бессмысленна, она только увеличит жертвы. И Оскар отдает приказ: прекратить сопротивление, действовать по велению совести.

— Сдавайся! — кричат ему снизу.

— Так просто вам меня не взять, — ответил Оскар и, подбежав к самому крылу мостика, ласточкой кинулся в море.

Пройдя под водой саженей пятнадцать, Оскар вынырнул, сбросил ботинки и поплыл. Когда он заметил, что его окружают фонтанчики брызг, он снова ушел под воду. Так, ныряя, как дельфин, он все дальше и дальше уходил от крейсера. Но спастись смельчаку не удалось. Его настигла шлюпка, посланная в погоню.

К семи часам вечера революционное выступление на крейсере «Память Азова» было подавлено. Власти арестовали 225 человек. В их числе оказался почти весь основной экипаж. Арестованных разместили в трех местах: наиболее опасных — в губернской тюрьме на Вышгороде и в башне «Толстая Маргарита», прочих — в Батарейных казармах.

Прощай, море Балтийское!

Следствием руководил главный военно-морской прокурор Матвеенко, которому еще в Петербурге был дан строгий наказ: «Не тянуть». И он старался вовсю. Допросы обвиняемых и свидетелей в спешном порядке производили не только военные юристы, но и строевые командиры. Они допытывались: «Кто руководил восстанием? Кто из матросов был с оружием, стрелял в офицеров?».

Революционеры держались стойко. Большинство свидетелей-матросов не предали товарищей: сообщали скупые, общего характера сведения.

Властей особенно интересовала личность Оскара Минеса. По паспорту он значился тамбовским мещанином Степаном Никифоровичем Петровым. Документ оказался поддельным. Арестованный себя не называл. Наконец охранка расшифровала: под партийной кличкой Оскара Минеса скрывается большевик Арсений Иванович Коптюх. Убедившись, что охранка знает о нем многое, он дал следствию единственное показание:

«Я привлекался к дознаниям по политическим преступлениям два раза: в 1903 году в Екатеринославе за принадлежность к партии социал-демократов и в 1904 году в Петербурге, за то же».

Несколько скупых строчек. Последнее, что написано рукой героя.

Раскрываю архивные папки. Находки помогают восстановить короткую, но полную волнующих и бурных событий биографию Арсения Коптюха.

…1903 год. Юный Коптюх вскоре после окончания ремесленного училища покидает родную Одессу. С рекомендательным письмом старого революционера он переезжает в Николаев, где поступает слесарем на судостроительный завод. Включается в работу большевистского подполья, вступает в члены РСДРП. Арест. Побег. Арсений переходит на нелегальное положение и по заданию партии направляется в Екатеринослав.

Не успел Арсений осмотреться на новом месте, как в городе началась всеобщая политическая забастовка. Возглавил ее ленинско-искровский комитет. Во время уличной демонстрации в столкновении с казаками Коптюх был ранен в правую ногу. Его бросили в тюрьму. Глубокая рваная рана не заживала, стала гноиться. Тогда Арсения временно перевели в земскую больницу.

Около палаты с арестантом на третьем этаже хирургического корпуса дежурил жандарм. Казалось, вырваться отсюда невозможно. Но товарищи помогли. Зябким декабрьским утром во время врачебного обхода Коптюх переоделся в переданное с воли женское платье и покинул палату. Спокойно пересек оживленный двор, вышел к Соборной площади, где наготове стоял экипаж. Поиски беглеца ничего не дали. Департаменту полиции только и оставалось, что включить приметы Коптюха в «Циркуляр о повсеместном розыске». К тому времени Арсений был переправлен через границу, в Швейцарию.

24 мая следующего года негласное парижское отделение царской охранки шифрованной телеграммой уведомило свое начальство в Петербурге: «Бежавший из земской больницы в Екатеринославе Коптюх выехал из Цюриха в Россию».

Пока жандармы и шпики высматривали на пограничных станциях государственного преступника, Коптюх с паспортом на имя Николая Ивановича Рязанова уже устроился слесарем на Невский механический завод в столице империи. По поручению партии он вел пропагандистскую работу среди студентов.

4 декабря 1904 года Коптюх снова попал в руки полиции по обвинению в принадлежности к «Объединенной социал-демократической организации студентов города Санкт-Петербурга». В списке арестованных мнимый Рязанов значился первым. При обыске у него нашли нелегальную литературу и револьвер. Веские улики! Но Коптюху повезло: жандармы не дознались, что перед ними екатеринославский беглец.

Следствие затянулось. Однажды, воспользовавшись оплошностью охраны, Арсений бежал из тюрьмы. Товарищи укрыли его. В это время пришла весть: Одесса бастует, на ее улицах баррикады. Коптюх немедленно обратился в боевую организацию петербургских большевиков за разрешением выехать в родной город — там он сейчас нужнее.

Ему удалось увидеть восставший «Потемкин», участвовать в баррикадных боях. Вел работу среди крестьян Александрийского уезда. Затем снова Петербург. И вот Таллин…

Средневековый рыцарский замок на Вышгороде не сохранился. От него уцелела лишь внешняя стена. К ней в свое время пристроили трехэтажное белое здание — губернаторский дом. По традиции новый дом также стали называть замком, хотя внешне он не имел ничего общего с сооружениями подобного рода. В замке жил губернатор с семьей, размещалась его канцелярия. Здесь же, внутри двора, разделяя его на две половины, находилось здание губернской тюрьмы.

В переполненных камерах губернской тюрьмы было тесно. Заключенным приходилось спать вповалку на тюфяках, положенных прямо на пол. Духота в камерах стояла страшная, и потому администрация тюрьмы разрешила двери в коридор держать открытыми.

В одной из камер содержались двенадцать азовцев. Заключенные только что пообедали.

— Теперь жди вызова на допрос, — с тревогой проговорил матрос Ширяев. — Что с нами будет?..

— Не вешай носа, — подбодрил его Колодин. — На допросе больше молчи да волынь незнайку: и себе лучше и товарищей не подведешь.

— Споем, что ли, — предложил Григорьев, — а то на душе кошки скребут…

Крючков вполголоса затянул:

Среди долины ровныя,
На гладкой высоте…

Запевалу поддержали. Песня долетела до часового — тщедушного солдата с редкими белесыми усенками, которые и заметны-то были лишь благодаря загару на лице. Солдат несмело пододвинулся к дверному проему, опершись на винтовку, слушал и вздыхал.

— Послушай, пехота, — обратился к нему один из азовцев. — Ты откуда будешь?

— Нам разговаривать не велено, — буркнул солдат. — Я ж вас стерегу, при службе нахожусь.

— Что верно, то верно, — вступил в разговор Баженов, пересаживаясь поближе к двери. — Справно службу несешь. А вот скажи, положа руку на сердце, если здешние рабочие забастуют, солдаты будут в них стрелять?

— Если начальство прикажет, конечно, будем.

— Вот темнота! — возмутился Крючков.

— Погоди, охолонь чуток, — перебил его Баженов. — Ну а если нас осудят на расстрел, то и в нас будете стрелять?

Такой вопрос, видимо, озадачил пехотинца, и он поспешно отошел от двери. Солдат отошел вовремя. Хлопнула входная дверь, и в коридоре послышался топот сапог. Шаги ближе, голоса громче:

— Костин… Черноусов… Кузнецов, выходи!

И в открытую дверь:

— Ширяев!..

Ширяев изменился в лице. Но под ободряющими взглядами товарищей решительно встал, одернул робу и шагнул к двери.

В то субботнее утро директор вагоностроительного завода «Двигатель» прибыл в контору вместе с гудком. Ровно в семь в кабинет вошел полицейский надзиратель.

— Честь имею, господин директор, — проговорил офицер. — По всем признакам — быть грозе.

— Что вы имеете в виду?

— Рабочие сегодня забастовку задумали.

— Ох уж эта кутерьма с матросами!

— В том-то, извините, и вся закавыка, — согласился полицейский. — Из-за азовцев забастовка готовится. Протест, так сказать.

Протяжный заводской гудок прервал разглагольствование полицейского надзирателя. Собеседники, не сговариваясь, подошли к окну, осторожно выглянули из-за раздвинутой плюшевой шторы. Как только гудок смолк, из ворот мастерских, из закоулков огромной заводской территории — отовсюду стали стекаться на середину двора люди. На опрокинутый ящик взобрался рабочий. Он снял кепку и начал что-то говорить.