Борис Котельников - Балтийская легенда

• Название: Балтийская легенда
• Автор: Борис Котельников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1977

1906 год. В России, несмотря на кровавый террор царизма, назревал новый революционный кризис. Важной ударной силой народного выступления должен стать Балтийский флот. Взялись за оружие солдаты и матросы Свеаборгской крепости. Поднял красный флаг крейсер «Память Азова». Выступление балтийцев поддержали финские и эстонские пролетарии. Этим событиям, сыгравшим важную роль в подготовке победоносного Октября 1917 года, посвящена книга.

---

— Ох уж эта кутерьма с матросами!

— В том-то, извините, и вся закавыка, — согласился полицейский. — Из-за азовцев забастовка готовится. Протест, так сказать.

Протяжный заводской гудок прервал разглагольствование полицейского надзирателя. Собеседники, не сговариваясь, подошли к окну, осторожно выглянули из-за раздвинутой плюшевой шторы. Как только гудок смолк, из ворот мастерских, из закоулков огромной заводской территории — отовсюду стали стекаться на середину двора люди. На опрокинутый ящик взобрался рабочий. Он снял кепку и начал что-то говорить.

— Так-с, изволят без разрешения митинговать! Это уже злодеяние, — злорадно улыбнулся офицер.

Вдруг опять раздался гудок. Затем забасил другой, третий… По их тону директор безошибочно определил, что гудят на «Вольте», «Крулле», «Балтийской мануфактуре»…

— Наш «Двигатель» начал первым. Зачинщик забастовки… — забеспокоился директор. — Этого еще недоставало! Есть у нас на заводе охрана или нет?! Мы важные правительственные заказы выполняем, а тут того и гляди мастерские подожгут, машины начнут ломать.

Офицер растерянно молчал. «Только бы не пожаловался губернатору или, чего доброго, в Петербург, в свое правление! А уж зачинщики от меня не уйдут!»

— Вот, полюбуйтесь, прокламации появились! — воскликнул директор. — Где же ваши казаки, полиция?

Митинг закончился. Читая на ходу и передавая друг другу листовки, рабочие направлялись к проходным воротам. Вскоре заводская территория опустела.

В полдень 31 июля на дворе губернаторского дома выстроился третий взвод четвертой роты 146-го пехотного Царицынского полка. Солдаты стояли по диагонали — от арки ворот, из которой видна пятиглавая громада Александро-Невского собора, до дверей тюрьмы. В узком проходе, ведущем на задний двор, разместилось пятеро солдат. Еще пятеро, при офицере, охраняли ворота с внешней стороны. Далее, на соборной площади расположился взвод солдат во главе с офицером. По улицам, прилегающим к Вышгороду, расхаживали городовые, разъезжали казаки, шныряли шпики.

Из дверей тюрьмы в сопровождении конвоя длинной цепочкой вышли азовцы. Впереди, высоко подняв голову, шагал Арсений Коптюх. Вслед за ним — Петр Колодин. Замыкал шествие Иван Аникеев, которого поддерживали товарищи. Лицо у него было забинтовано, матрос сильно хромал. Контрреволюционеры, бросив Аникеева в море, думали, что он мертв. В воде матрос пришел в себя, собрал остаток сил и поплыл. Его подобрала проходившая мимо яхта, но едва она пристала к берегу, ее окружили полицейские и солдаты. Аникеев был доставлен в тюрьму.

Моряки миновали цепь угрюмо потупившихся царицынцев и через дверь в арке вошли в вестибюль губернаторского дома. Здесь их еще раз обыскали, а затем по деревянной лестнице повели на второй этаж. Через высокую, отделанную под орех дверь с медными узорчатыми ручками матросы вступили в просторный, почти квадратный двусветный зал. Один ряд окон выходил на соборную площадь, противоположный — на тюремный двор. В зале стояли длинные скамьи, сколоченные из грубо оструганных досок, не вязавшиеся с богатой отделкой зала. На скамьи сели азовцы. Рядом выстроились конвойные.

Через зал был протянут морской канат. Он отделял скамьи подсудимых от длинного стола, покрытого зеленым сукном.

— Встать, суд идет! — раздалась команда.

Дверь справа, рядом с той, через которую в зал вошли подсудимые, распахнулась, и в ней появились семь офицеров. Когда они чопорно, в торжественном молчании уселись за стол, председательствующий капитан 1-го ранга Русин сухим, бесстрастным голосом объявил:

— Судебное заседание особой комиссии по делу о восстании на крейсере «Память Азова» объявляю открытым.

…Арсений Коптюх много думал над событиями, анализировал причины поражения восстания. Искал и находил обстоятельства, которые могли бы облегчить судьбу матросов, смягчить им наказание. Отвечая на вопросы судей, Арсений всячески выгораживал товарищей, принимая ответственность за восстание на себя и Нефеда Лобадина, которого уже не было в живых. Это поняли матросы. Азовцы вели себя мужественно, не просили снисхождения, не вымаливали пощады. Они и здесь помнили девиз потемкинцев: «Один за всех, все за одного».

— Мы знаем, царский трибунал готовит нам суровую участь, — бросил в лицо судьям Коптюх. — Но нас это не страшит. Мы гордимся, что первыми на Балтийском флоте подняли красный флаг. Мы гордимся, что славным крейсером «Память Азова» командовал большевик Нефед Лобадин. В российском флоте еще не бывало, чтобы крупным кораблем управлял матрос. Никакие суды не остановят революцию. Самодержавие обречено!

Вечер. Закончилось судебное заседание. Члены трибунала удалились на совещание, чтобы вынести приговор.

Вернувшись в свою камеру, Коптюх прилег на койку, покрытую серым, колючим одеялом. И, странно, напряжение, которым Арсений был охвачен последние дни, стало спадать. Он понимал, что наступает развязка. На снисхождение не рассчитывал, но и умирать не хотелось. Когда человеку минуло лишь двадцать лет, разве он думает о смерти?!

В тревожном сне увидел мать. «Не уезжай, останься с нами, Арсюша», — уговаривала она. Нефеда Лобадина со знаменем… Броненосец «Князь Потемкин-Таврический» на одесском рейде… Вдруг юноша очутился на вокзале. В руках посылка. Ее хочет отнять жандарм. Они бегут куда-то, потом выхватывают револьверы и одновременно стреляют друг в друга. Жандарм исчезает, а Коптюх чувствует боль в левом, раненом плече…

— Вставайте. Слышите, вставайте!

Коптюх открывает глаза. Над ним склонился унтер-офицер тюремной охраны и, покашливая в кулак, трясет за плечо.

В час ночи 5 августа азовцев в последний раз ввели в зал судебного заседания. Председательствующий зачитал приговор: восемнадцать человек осуждались на смертную казнь, двенадцать — на каторгу сроком от двадцати до шести лет, тринадцать — в дисциплинарные батальоны и тюрьмы, пятнадцать наказывались в дисциплинарном порядке.

Приговоренным к смертной казни дали полчаса на составление завещаний. Когда осужденные со связанными руками вышли во двор тюрьмы, они запели революционную песню. Тюрьма не спала. Мрачные своды темницы огласились криками протеста.

Приговоренных привели в губернаторский сад. Здесь их в ряд привязали к канату, протянутому меж деревьями.

В темноте молча замерла спешенная третья сотня 27-го Донского казачьего полка. На ее долю выпал черный жребий.

…Наступила глухая тишина. Ее нарушил твердый голос Дмитрия Григорьева:

— Казаки, цельтесь в нас лучше. Тому, кто будет в меня стрелять и поразит наповал, я завещаю серебряные часы. Они у господина полицмейстера.

— Молчать! — закричал жандармский ротмистр.

— Прощайте, товарищи! — Азовцы еще теснее прижались друг к другу. — Помните: мы умираем за народ!..

Залп. Второй…

С деревьев с шумом поднялись испуганные галки и черной тучей унеслись прочь.

Тела казненных спешно погрузили на телеги, прикрыли рогожами. Под усиленной охраной процессия двинулась к порту. Когда спускались по узенькой улочке, в окне стоявшего на откосе дома мелькнула чья-то рука, и солдат-возница увидел, как на подводу упали алые гвоздики. Он отвел глаза, словно ничего не заметил. В порту на пирсе уже стояли ящики. В них уложили трупы, сунули в каждый ящик по куску железа для тяжести, забили крышки, и скорбный груз поместили на баржу.

На полпути к острову Нарген тела героев предали морю. Оно приняло их ласково, как родных детей, убаюкивая легким шелестом волн.

Солнце пламенело над Финским заливом. В городе заговорили заводские гудки. Они звучали необычно протяжно и скорбно. То пролетарии Таллина прощались со своими братьями азовцами, павшими от рук царских палачей.

Мы — их потомки

Собирая материал о восстании на «Памяти Азова», я не раз сталкивался с легендой о серебряных часах расстрелянного матроса.

В Государственной библиотеке Эстонской ССР мне попалась изданная в 1917 году в Таллине брошюра «Восстание и казнь моряков с «Памяти Азова». Ее автор, матрос И. А. Шабалин, утверждает, что перед казнью Арсений Коптюх будто бы завещал свои часы казаку, который с одного выстрела поразит его наповал.

Потом один эстонский товарищ поведал мне эту историю в другом варианте. Он помнил, что после памятных событий 1906 года в Таллине долгое время шли разговоры про казака, под хмелем бахвалившегося часами, полученными «от самого матросского атамана», которому он во время казни попал прямо в сердце. Были люди, уверявшие, что видели эти часы. Имени того казака никто не помнил. Однажды утром, рассказывали, на глухой улочке нашли его избитым до полусмерти. На крышке злополучных часов кто-то нацарапал по-русски: «Иуда». После этого случая в городе казака уже не видели. Ходил слух, что начальство поспешило не то демобилизовать его, не то перевести в другой полк.