Михаил Филиппов - Великий раскол

• Название: Великий раскол
• Автор: Михаил Филиппов
• Издательство: Новая книга, Скрин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-8474-0215-5

Сборник посвящен величайшей трагедии русской истории XVII-го века.

Легендарные, сильные образы патриарха Никона, царя Алексея Михайловича, опальных протопопа Аввакума, боярыни Морозовой встают со страниц исторических романов, вошедших в эту книгу.

---

На следующий день произошло то же самое, но тем не менее монахини продолжали ежедневно волочить упрямую женщину в церковь.

Заставить ее идти саму или молиться во храме не было никакой возможности.

Выводимые из терпения ее притворством, старицы Алексеевского монастыря даже «дерзостно заушали» Урусову, повторяя:

— Горе нам! Что нам делать с тобою; сами мы видим, что ты здорова и весело беседуешь со своими, а как мы придем звать тебя на молитву, ты внезапно как мертвая станешь; и должны мы трудиться, переворачивать тебя, как мертвое тело!

— О, старицы бедные, — ответила им Евдокия Прокопьевна, — зачем напрасно трудитесь; разве я вас заставляю? Вы сами безумствуете, вотще шатаетесь! Я и сама плачу о вас, погибающих!

Долго продолжалось подобное «волочение» княгини к «четью-петью» во храм Божий. Наконец, сами инокини утомились этим издевательством над ними упрямой фанатички и стали молить игуменью:

— Освободи ты нас, госпоже, от этого послушания: втуне мы трудимся, не возможно образумить сию изуверку!

Игуменья выслушала их жалобу и отправилась в тот же день к патриарху.

— Уволь нас, святейший патриарх, от сраму! Кажинный день, как «волочать» Урусову в церковь Божию для смирения, вопит она на весь мир отповедь! Соблазн великий по всей Москве расходится! Все о ней на Москве наслышаны! Вместо полезности один вред выходит, в мученицы ее возводить стали!

Патриарх задумался. Он понимал, что так дольше не может продолжаться.

К вечеру же того дня патриарх посетил государя.

— Прости, государь великий, за совет мой! Довели возвратить княгиню мужу, а сестру ее боярыню Морозову верни в дом. Бабье их дело, смысла мало, а соблазну творится много! О них многие знатные особы соболезнуют…

Государь пытливо взглянул на патриарха.

— Не знаешь ты, святейший отец, упорства Морозовой! Призови ее я себе, спроси — и сам познаешь ее твердость.

На другой день государь велел снова привести молодого Морозова.

Иван Глебович не возвращался в родной дом с тех пор, как был привезен во дворец.

— Ну, Иван, — ласково встретил царь молодого Морозова, — доволен ли ты житьем своим у меня, не обидел ли кто тебя?

— Нет, государь батюшка, никто не обижал.

— Слушай, Ванюшка, — снова проговорил царь, — великую ты мне службу сослужил бы, коли мог бы свою мать упрямую уговорить свое безумство бросить.

Морозов молча поклонился.

— Сегодня не ходи. Святейший патриарх ей сегодня допрос чинить будет. Ступай завтра.

— Исполню по твоему приказу, батюшка государь…

Царь жестом руки отпустил его.

XXII

О свидании молодого Морозова с царем заговорили по всему дворцу и князь Урусов решил снова сосватать племянника.

Широкие боярские сани, обитые темно-малиновым бархатом, запряженные тройкою коней, были поданы к дворцовой боковушке.

Дядя с племянником отправились к князю Пронскому.

— А я к тебе, князь, птенца малого, неоперившегося, привез! — весело проговорил Урусов, входя вместе с племянником в горницу.

Гости и хозяин поклонились друг другу в пояс.

Из-за неплотно притворенной двери, ведущей во внутренние покои, послышался чей-то шепот. Морозов обернулся к дверям.

— Ах!.. — раздалось за дверью, и защелка захлопнулась.

— Девчонки шалят, — благосклонно усмехнулся хозяин и пригласил гостей сесть.

— Аль не пьешь? — спросил Пронский Морозова, заметив, что юноша чуть-чуть притронулся губами к поданному меду. — Хвалю, кто с мол оду не пьет, тот и в старости свой ум не растеряет.

Между обоими князьями завязался разговор.

Морозов молча их слушал.

— Прости, князь, — заметил Урусов, — что не по обряду старинному ведем мы дело, да медлить нам нельзя.

Хозяин пытливо взглянул на гостя:

— А что? — спросил он.

— Сам знаешь: боярыня в опале, дом сиротой стоит, а Ваня у царя на иждивении.

Пронский изумленно взглянул на юношу.

— У государя великого?

— Да, государь беречь племянника повелел: ведь он теперь единственный Морозов на всю Россию.

В тот же вечер молодой Морозов был помолвлен с княжной Аксиньей Пронской.

XXIII

На небе еще мерцали утренние звезды, когда из ворот Печерского подворья выехали дровни, на которых сидела под конвоем двух стрельцов Морозова. По приказу патриарха ее везли снова в Чудов монастырь.

Во вселенской палате, куда внесли Морозову, кроме митрополита Крутицкого Павла, архимандрита Чудовского Иоакима и думного дворянина Иллариона Уварова, находился сам патриарх Питирим и несколько бояр.

Питирим обратился к сидящей перед ним женщине:

— Как же ты, боярыня, прельстилась Аввакумкиной лестью? Брось свои мечтания, воссоединись с истинной церковью.

— Была она раньше истинной, но ныне развращена Никоном.

Патриарх вздрогнул:

— Какую мерзость ты глаголешь, исповедуйся…

— Кому же мне исповедаться? — спокойно спросила Морозова.

— Да разве мало пастырей на Москве?

— Много их, но истинных нет.

— От гордости помутился ее разум — прошептал Питирим, — подайте сюда освященное масло да сучец, помажу ее, может, смирится.

Морозова старалась выбиться из рук державших ее стрельцов.

Патриарх хотел уже помазать сучцом ее лоб, как Морозова отчаянно воскликнула:

— Не мажь меня отступным маслом, не губи!

— Как ты смеешь называть так святой елей! — проговорил патриарх с негодованием.

— Слава тебе, Боже, что спаслась отступного помазания, — прошептала Морозова, — твоими молитвами, старец Аввакум!

Услыша имя Аввакума, Иоаким улыбнулся:

— Не будет этот льстец больше смущать вас, крепко держат его в Пустозерске.

Боярыня вздрогнула, узнав об участи Аввакума.

В палату ввели для допроса Урусову и Марью Данилову, жену стрелецкого полковника.

Она успела бежать в Подонскую страну, на Дон, но была там поймана, привезена в Москву и посажена с Урусовой.

Морозову понесли обратно на Печерское подворье, а Урусову патриарх велел держать за руки и, обмакнув в елей сучец, хотел намазать ей лоб.

Точно ужаленная, отпрыгнула княгиня в сторону.

Стрельцы снова схватили ее за руки и хотели подвести ее к Питириму, но ей опять удалось вырваться.

— Уведите их вон, — еле слышно проговорил Питирим.

Узниц тотчас же повели из палаты.

— Попробуем последнее средство, — предложил митрополит Павел, — пошлем к Морозовой для увещания митрополита Иллариона Рязанского.

Так и решили поступить.

Вернувшись в свое помещение во дворце, Иван Глебович не знал, куда ему деться от радости.

Он понимал, что брак дает ему возможность возвысить имя Морозовых, и теперь он мечтал, что царь будет посаженным отцом на свадьбе.

В небольшом помещении Морозову было жарко. У юноши заболела голова.

Иван Глебыч несколько раз прошелся по горнице. Он чувствовал, что шатается.

Он пробовал молиться, но мысли путались.

Юноша порывисто стал раздеваться, не зовя никого на помощь.

В голове его словно замелькала пестрая нить. Он вспомнил, как ласкал его старик-отец, на глазах показались слезы, и, тихо всхлипывая, он стал засыпать каким-то странным тяжелым сном. Все в голове кружилось: он чувствовал, что падает в какую-то пропасть… И юноша потерял сознание.

На другой день утром князь Урусов послал справиться о помолвленном женихе.

— Спит еще, княже, — отвечал посланный, — дверь в горницу к нему заперта!

— Пусть его понежится, кудрявых сновидений навидится, — шутливо заметил князь Петр.

Через два часа Урусов прямо от царя снова отправился к племяннику.

Дверь по-прежнему была заперта: изнутри никто не откликался на вопросы.

— Эх, парень-то заспался, — недовольно прошептал Урусов и стал громче стучаться в двери.

По-прежнему ответа не было.

— Неладно там что-то, — тревожно проговорил князь и, позвав двух стрельцов, велел высадить дверь.

Из разбитой двери хлынул удушливый запах угара. Урусов бросился к неподвижно лежавшему юноше.

— Угорел! — с ужасом понял князь и, схватив племянника на руки, вынес из горницы.

Немедленно был позван государев лекарь Каролусь, но было уже поздно — молодой Морозов без страданий отошел в вечность.

XXIV

В один из дней боярыне сообщили о смерти сына.

Побледнев, она отшатнулась, прислонилась к стене, но не выронила ни слова.

Прошел день, и только к вечеру волнение, скрываемое внутри, вырвалось наружу. Упав перед образами, она горько зарыдала.

С этого времени она дала обет не принимать в пищу молока, сыра, яиц, употреблять же только еду с постным маслом.

Среди приверженцев старой веры пошли толки, что сын Морозовой отравлен.