Василий Захарько - Звездные часы и драма «Известий»

• Название: Звездные часы и драма «Известий»
• Автор: Василий Захарько
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9691-1338-1

Эта книга приоткрывает завесу над богатой событиями, сложной внутренней жизнью редакции самой, пожалуй, знаменитой российской газеты. Автору есть что рассказать — он проработал в «Известиях» двадцать семь лет, прошел путь от репортера до главного редактора. Из всех сюжетов Василий Захарько выбрал для книги наиболее конфликтный, но и самый злободневный — как редакция в советское время стремилась к свободе слова, как она в августе 1991-го добилась независимости от государства, как уже в демократической России воспользовалась этим статусом и как навсегда его потеряла. Это были годы и всенародной славы газеты, и глубокой ее драмы, если не сказать больше — трагедии.

---

В феврале 1957 года начал работать создателем газеты «Колхозный труд» Черемисовского района Курской области. Штат состоял из меня, конюха Сергея и мерина Васьки. Первое впечатление от журналистики — страшная вонь, которую испускал крохотный сахарный завод по соседству с редакцией. Вонял жом — если вы не знаете, что это такое, так и не надо. В том же году перебрался в Донбасс. В «Голосе шахтера», многотиражке шахты им. Егора Абакумова, написал свой первый фельетон. Спустя несколько лет перечитал — гадость ужасная. В львовской областной газете «Вiльна Украiна» опубликовал сотни фельетонов. Помогла освоенная во Львове певучая украинская мова. Случайно был взят в «Крокодил», однако семь лет спустя закономерно изгнан — за фельетон «Так об ком это мы?». По мнению украинского ЦК, я «бросил тень» на обком партии Полтавской области. Еще четверть века писал фельетоны для «Известий», не подозревая о том, что завершу службу собкором в Америке…

Здесь Надеин скромно умолчал, что в «Крокодиле» с его миллионным тиражом он занимал ключевую должность ответственного секретаря, а в «Известия» был приглашен не рядовым сотрудником, а сразу редактором отдела фельетонов. Чуть ли не каждый его собственный фельетон признавался одним из лучших, а часто самым лучшим материалом в номере. При Лаптеве Володя возглавил отдел писем, его обзоры читательской почты стали событием в советской журналистике. Когда он уехал работать в США, то у него не было ни дня профессиональной акклиматизации — с первых материалов заявил о себе как полноценный собственный корреспондент. Человек пишущий, он всегда пользовался повышенным авторитетом у коллег, но когда избранный главный редактор назначил его одним из своих заместителей, многие в редакции забеспокоились: получив большую власть, Надеин начнет ломать газету под свои давние идеи, а Голембиовский его в этом поддержит.

Чтобы понятно было, за что и против чего выступал Надеин, почему на него часто обрушивались редакционные громы и молнии, хотелось бы оглянуться в историю — далекую и одновременно совсем близкую. А поможет мне в этом уникальная книжечка, изданная в 1971 году. Ее малый тираж (всего 200 экземпляров) и гриф «Для служебного пользования» указывают на то, что она предназначалась для совсем уж узкого круга читателей. Таким он и был, коллектив «Известий», насчитывавший тогда около двухсот журналистов. Это каждому из них адресовалась книжка «Мысли вслух», собравшая их же высказывания на редакционных летучках в течение пятнадцати лет, то есть с 1956 года по 1971-й, охватывая и период, когда главным редактором газеты был великий революционер от журналистики Алексей Иванович Аджубей (1959–1964).

Как писал в предисловии ее составитель, один из собственных корреспондентов Юрий Кузнецов, помимо оценок текущих номеров, на летучках нередко звучат и «общие положения, имеющие порой непреходящее значение. Они касаются многих сторон жизни редакционного коллектива и судеб журналистики в целом, путей ее развития… Представляется, что этот коллективный разум редакции не должен кануть в Лету». Он и не канул никуда, весьма интересен и сегодня. Главное же «непреходящее значение» этих мыслей в том, что по ним отчетливо видно, как «Известия» добивались читательского успеха. Вот, к примеру, несколько цитат по теме журналистского мастерства.

…Чем больше растет авторитет и влияние «Известий», тем больше это обязывает коллектив редакции и любого из нас более внимательно относиться не только к каждому заголовку, но и к каждому слову, к каждой фразе. Ибо одно лишь неудачное, необдуманное выражение может ослабить, а то и совсем испортить впечатление даже от самой лучшей статьи.

…Надо больше думать о яркости выражения мысли, о новизне и свежести решения темы. Иногда материал, поднимающий очень острую, интересную проблему, сам за себя скажет: его прочтут, о нем будут говорить. Но если к этому прибавить настоящее мастерство, свежий, оригинальный поворот, когда все грани засверкают полным светом, — вот это подняло бы уровень художественных средств нашей газеты. Внимание, внимание вопросам мастерства!

…Не надо забывать: все лучшее в русской журналистике — от Глеба Успенского до Кольцова и далее — это личностная журналистика. Присутствие автора, его оценка событий, его мысли об увиденном и пережитом и есть художественная ткань нашей журналистской классики. Безликие писания, под которыми можно поставить любую фамилию, никогда не делали чести ни одному изданию.

И еще одна цитата из «Мыслей вслух», говорящая уже о том, какие условия могли предоставлять «Известия» своим сотрудникам для того, чтобы их писания отличались высоким мастерством:

Мы можем согласиться с тем, что собственный корреспондент выступит с одним крупным куском в месяц, но чтобы это был настоящий материал. Мы можем согласиться, чтобы два корреспондента «спарились», разработали тему, написали ее на отлично и выступили один раз в месяц. Разумеется, мы не сбрасываем со счета информацию и различные оперативные выступления, авторские материалы, которые ждет редакция.

Так было при Аджубее и после него: многие известинцы, собкоры и спецкоры, стремились опубликоваться в основном крупными статьями, очерками, обычно имея для их подготовки немало времени, часто недели, а то и месяцы. Именно эти материалы, обращенные к мыслям и чувствам людей, тщательно исследующие острые конфликты и актуальные проблемы, по-писательски выстроенные и выписанные, составляли славу «Известий». Они были примерами для подражания, наиболее престижными, первичными в оценках коллег и начальства, а все остальное пусть и не сбрасывалось со счетов, но являлось как бы вторичным, не всегда обязательным. В той же давней книжице есть и строки о том, что главный признак газеты — оперативность, что «мы должны расценивать как великую трагедию, как чрезвычайное событие, когда другие газеты опережают нас с освещением интересных событий». Но «Известия» далеко не всегда блистали своей оперативностью и всеохватностью событий, а информационные зевки, проколы редко когда считались в редакционном мнении очень уж большой драмой, не говоря о трагедии.

Вот как схематично выглядела редакционная практика, которую я знаю с февраля 1972 года, когда пришел в «Известия». Параллельно с работой по текущему номеру газеты начинается подготовка следующего номера. Впереди еще сутки до выхода в свет, а уже верстаются, почти готовы внутренние, так называемые загонные полосы — из материалов, посланных в запас. Может, посланных вчера, а может, и неделю, месяц, год назад и лишь слегка обновленных перед печатью. На загонных полосах оставляются свободными только небольшие пятна под возможную информацию. Уже имеются заготовки и на две наиболее оперативные полосы — первую и иностранную. Утром на планерке идет опрос редакторов отделов: у кого что есть из важного, событийного? В иностранных отделах всегда что-то есть: планета большая, среди собкоров немало тех, кто приучен к оперативной работе, в редакции телетайпы не только ТАССа, но и американского агентства ЮПИ, английского Рейтер, парижского Франс Пресс. А что произошло внутри СССР, что ожидается в ближайшие часы? Отдел информации небольшой, всего знать не может, к тому же ему не позволено освещать вопросы политики, действия властей. Новости с государственного уровня — только по каналу ТАСС. А о чем передают в номер шестьдесят собкоров, освещающие жизнь страны от Тихого океана до Балтики? Очень часто от них утром — ни строки. Не от кого-то в отдельности, а от всех шестидесяти — ни одной строки. Нет-нет, в своей массе они не бездельники, они много работают, но, как правило, это работа не на текущий или завтрашний номер, а на отраслевые отделы редакции. Ездят по своим регионам, встречаются с людьми, изучают проблемы, разбирают жалобы. Словом, набирают факты, проверяют их — и пишут. Не короткую заметку, а целую корреспонденцию. Или статью, очерк. В отделах эти труды ждут. Они запланированы, корсеть следит за выполнением планов.

Так годами заведено: об отдаче собкора судят в редакции не по тому, нашел ли он, отследил ли большую новость, лучше — сенсацию, смог ли обойти другие газеты, ТАСС, радио, телевидение, а в основном по тому, какую проблему поднял, как ее осмыслил, насколько умело выстроил сюжет, смог ли выдержать принятый в газете высокий литературный уровень. В отделах своя специфика. Люди работают над своими материалами, готовят к набору собкоровские, авторские. И чаще всего эта нелегкая работа никак не связана с тем, что произошло в необъятном СССР в последние сутки, часы. Так вот и получалось: все будто бы заняты нужным делом, а когда наступает планерка, часто выясняется: нет ничего свежего, никаких серьезных новостей в номер.

Запомнилось, как от одного спецкора я долго ждал статью, ради которой подписывал ему командировку в далекий город. Спрашиваю: ну, где же материал? Он в ответ: «Трудно идет, я три дня думал над первой строчкой». Это был опытнейший, очень ответственный газетчик, глубоко пахавший сложную юридическую проблематику. В результате он сдал блестящую статью, из тех, что называют конфеткой. «Известия» тем и были сильны, что могли себе позволить иметь таких сотрудников, которые работали над материалами подолгу, зато итог получался великолепный. Я любил этих людей, восхищался их журналистским мастерством, но с переходом в секретариат мне очень хотелось, чтобы у этого мастерства была еще одна, чрезвычайно необходимая газете грань: не три дня мучиться над первой строчкой, а настраиваться не дольше трех минут, творить с большой скоростью, не в загон, а в текущий номер.