Александр Башкуев - Призванье варяга (von Benckendorff) (части 1 и 2)

• Название: Призванье варяга (von Benckendorff) (части 1 и 2)
• Автор: Александр Башкуев
• Жанр: Русская классическая проза

---

Меня удержало простое видение. Жаркое испепеляющее солнце, бесконечная пыльная дорога и на ней - крохотная хромая девочка с огромными зелеными глазами. И в этих глазах - ненависть. Я не подчинился матушкиной воле лишь потому, что мне страшнее было смотреть в эти зеленые глаза, полные презренья и ненависти, нежели в матушкины серые, пусть и полные упрека и ярости.

Не знаю, сколько я простоял перед матушкой, а она смотрела в мои глаза. Вечность.

Потом что-то в матушкином лице еле заметно сместилось, затем надломилось, щеки ее потихоньку затряслись, а рот медленно искривился... А потом она закрыла свои воспаленные глаза ладонями и зарыдала в голос:

- "Господи, прости меня, Сашенька... Прости, дуру старую... Она - злая. Ведьма! Она околдовала тебя... Все ложь! Не верь ей..."

Будто что-то огромное ударило меня по ногам и подкосило их. Я, еле шевеля во рту сухим, огромным и необычайно шершавым языком, слабо пролепетал:

- "Посмотри мне в глаза. Повтори, что она - лжет, глядя мне прямо в глаза..."

Но матушка уже ревела в три ручья и слабо отмахивалась от меня, пытаясь закрыться от моего взгляда. Тут на шум прибежал мой отец, который грубо и непечатно наорал на меня, отвесил мне истинно "бенкендорфовскую" затрещину, от которой я пришел в себя, еле встав с пола, а после этого отец приказал мне выметаться, чтобы ноги моей больше здесь не было.

Я, цепляясь за стены, еле дополз до двери и уже оттуда выдавил:

- "Я... Я не могу больше жить в этом доме. Продайте мне выморочные "Озоли" и я уеду туда с литвинкой. Завтра - Лиго. Оно празднуется как латышами, так и литовцами. В этот праздник я обручусь с моей невестой по народным обычаям. Вы не смеете пойти против Лиго. Это языческий обряд и ни вы, ни Церковь не имеете надо мной Власти. Пусть Лиго нас рассудит".

При первых моих словах отец бросился ко мне с таким видом, будто хотел убить меня, но я стоял у дверей, лучи яркого заходящего солнца образовали как бы нимб вокруг моей головы, а открытая дверь в коридор дала вдруг необычную акустику моему голосу. (Все это по рассказам наших слуг - латышей. Сам я после отцовской затрещины не помню всего этого.)

Прежде чем мой отец успел что-либо предпринять, добрая половина наших людей встала вдруг на колени и принялась бить мне земные поклоны. Личные отцовские телохранители повисли на нем и принялись умолять своего господина - покаяться и немедля просить прощения у Короля Лета.

При этом они держали пальцы оберегом, который, по мнению латышей, спасает грешников от кары "старых" богов. В первый миг отец не знал, что и делать, - но латыши шептали древние молитвы, прося прощения у Иного Короля Лета, за то, что их повелитель поднял на него руку, объясняя это происками Перконса-Лиетуониса - покровителя и "отца" злобных литовцев.

Отец, сперва все порывавшийся вырваться из рук собственных слуг и расправиться со мной, постепенно приутих, прислушиваясь к нашептываниям стариков, а затем стряхнул с себя своих охранников, обернулся к матушке, выразительно всплеснул руками, но быстро и сухо прочел языческую молитву Иному Королю Лета и вышел на улицу, чуток сдвинув меня с дороги.

Матушка, по рассказам, сперва была поражена такой невероятной переменой в слугах, но живо выяснила, что мой отец в день Солнцеворота, по общим понятиям, совершил святотатство, ударив Сына Лиго (ибо я родился 24 июня!), и теперь - обязан замолить свой грех, принеся жертвы Господину Того Мира.

Матушка, услыхав этакие новости, долго смотрела на распростершихся передо мной людей с таким видом, будто увидала перед собой разверстую пропасть, а немного придя в себя, даже изволила милостиво улыбнуться, но и взглянула на меня с нескрываемым ужасом и опаской. Но с еще большей опаской она разглядывала всех этих фанатиков. До этого дня она и представить себе не могла, - насколько тонок слой лютеранства и паровиков, "намазанный" на толщу языческих верований латышской деревни.

Матушка сорок лет правила безусловно и самовластно лишь потому, что простой люд считал ее "ведьмой" и боялся пуще России с католиками. Об этом странно и жутко говорить в век Просвещения, но власть моей матушки, строившей школы, больницы, театры и библиотеки, имеет во сто крат более "мистичную суть", нежели у многих правителей самого мрачного средневековья. Горько признать, что не будь этого феномена, мы бы добились немногого...

В день Лиго посреди нашего имения была запряжена бричка с четырьмя вороными. Сзади к бричке были привязаны коровы, черные пятна на коих занимали больше половины шкуры, а мои дружки сгоняли в стадо с десяток черно-розовых хрюшек. Потом из дому вынесли Яльку. Она была в особом черно-белом наряде - жертвы Велсу, а потом я встал на козлы брички и мы поехали оживлять "Озоли". А вся честная компания шла всю дорогу за нами пешком и пела свадебные песни, пила и плясала. А мы с Ялькой ехали в нашей открытой бричке бросали в толпу мелкие монетки и желуди и целовались, как безумные. Я был счастлив, что Ялька сразу согласилась стать моею женой, а та была счастлива, что выходит замуж. (После всего, что случилось.)

К тому же, - ей, как невесте Короля Лета, положена была немалая свита и ради того были освобождены остальные литвинки, которых гнали на праздничный аукцион. Теперь они бежали следом за нашей бричкой и не помнили себя от радости.

В "Озолях" же грянуло такое гулянье, что, пожалуй, небесам стало жарко и сам Перконс на радостях почтил личным присутствием наше собрание. Посреди праздника шарахнула такая гроза, что молниями расщепило один из дубов, окружавших "Озоли". Все так и поняли, что Король Лета - простил моего отца.

Да и шутка ли, - в ночь перед Лиго отец собственноручно заколол чуть ли не полсотни черных быков, да коров и без малого - сотню свиней. Сегодня вся эта еда была выставлена на угощение и участники праздника под конец лежали вповалку с раздутыми животами и славили Лиго. Пива же было выпито столько, что я с высоты нынешней своей старости и опыта до сих пор удивляюсь, как это никто не помер со всего этого? Ну да - латышские желудки крепки к их напитку.

Мы же с Ялькой так и уснули в обнимку в копне клевера. Мне было двенадцать, так что ничего не было... Так я женился на литовской католичке моей ненаглядной Ялечке двенадцати лет от роду. Это был один из самых счастливых дней моей жизни.

Если бы не одно "но". До дня моей "свадьбы" я числился просто - Королем Лета. Вот и просил сдуру "Озоли" - "Дубки". Хутор, одно название коего, как мне казалось, связывало его с Дубом-Перконсом. Я был слишком мал и, зная мифологию античную и германскую - не мог себе и представить, что латыши услышат в сей просьбе иное:

"Дайте мне выморочные Озоли, дайте мне пепелище - кладбище "Дубков"! Отдайте мне владения Господина Иного Мира - Велса!!!"

Велс - Повелитель Даугавы, Король Голода и Холода, Король Унылого Дождя... Перконс - Солнце и Жизнь, Велс - Ночь и Смерть.

Только один раз в году - в день Лиго братья-соперники встречаются, на один день мирятся и пьют и пляшут в одном кругу. В день Лиго, согласно преданиям, - Перконс совсем было побеждает Велса и в знак этого женится на Вайве -- "радуге". Он играет с ней свадьбу, но стоит померкнуть последнему лучу Солнца, прекрасная Вайва обращается в бледную Ель -- Гадюку (по-литовски - Эгле!!!) - Королеву Ужей, которая подносит Перконсу -"сонного зелья" и потом милуется со своим старым возлюбленным Велсом. Лето умерло!

Я радовался моей столь пышной "свадьбе", но в двенадцать лет я просто не понял, что вижу древнюю латышскую тризну -- "свадьбу" Велса (и Ели) с погибшим вождем-героем.

C этого дня я к титулу "сына ведьмы" прибавил яркий, запоминающийся и явно мистический ореол. Но ценность его для правления, скажем так... немного сомнительна.

Как вам идея, что ваш будущий юный правитель -- вождь "некромансеров" (колдунов, оживляющих умерших), а его мистический знак (символ Велса -Патолса) -- Мертвая Голова?!

(Помните "Песнь о Вещем Олеге"? Как вам идея насчет того, что Гадюка выползла из Конского Черепа?! А теперь вспомните, что Бенкендорфы -- Жеребцы Лифляндии, герб фон Шеллингов -- Лошадь Бледная, а я сам -- сын Иного Короля Лета, - Мертвой Головы - Велса!

Да, многие в сем стихотворении Пушкина сыскали подтекст политический. Говорят, что за ним - попытка наших врагов рассорить меня с Nicola, коего с той поры иной раз зовут -- "Вещим Олегом"!)

Я так увлекся моими отношениями с Ялькой, что и думать забыл про прочий мир. А там разбушевалась истинная гроза.

Наследнику Константину исполнилось шестнадцать. Слухи о его дурных наклонностях докатились до самой Государыни, и по ее личному приказу к нему подложили несомненную красавицу, которая обнаружила, что Наследник... не выносит женского пола, ибо сам привык быть -- "девочкой".

Здесь мне придется затронуть весьма щекотливую тему мужеложества. Долгие годы я возглавлял Особый Комитет по этой проблеме и попытаюсь обрисовать картину из первых рук.