Виктор Казаков - Соло на баритоне

• Название: Соло на баритоне
• Автор: Виктор Казаков
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015

Писатель Виктор Казаков в своих книгах продолжает лучшие традиции русской прозы.

Виктор Казаков рисует образы наших современников, на чью долю выпало жить в эпоху перемен, и пишет о том, что его больше всего волнует – о проблемах нравственности.

Последние годы писатель живет в Праге, откуда с тревогой и болью следит за событиями, происходящими в России.

---

– Итак, ты услышал музыку. Вот об этом, пожалуйста, – подробнее.

3.

Миновав Курск, Киев, Смоленск, оставив за собой дымящиеся пепелища и большое число братских могил, война медленно продвигалась на запад.

Небольшой сибирский город, где развернутся события этой главы, повинуясь режиму военного времени, круглосуточно добывал высококачественный коксовый уголь (в городе было двадцать две шахты), шил обмундирование, производил порох, артиллерийские «самоходки», стрелковые автоматы, делал еще много такого, о чем таким жителям города, как, например, Дорошкин, знать было необязательно.

Вася учился теперь в мужской средней школы номер девять (к тому времени школы в стране разделили на мужские и женские – эксперимент продолжался десятилетие) – большом трехэтажном здании из красного кирпича. И, как и большинство воспитанников этой школы, считал, что ему крупно повезло, потому что возглавлял школу Петр Николаевич Андреев – самая интересная в городе педагогическая личность (Дорошкин тогда еще не знал о второстепенной роли личности в истории).

Директор все время что-то придумывал сверх предписанного учебными программами: в школе был кружок «Стихи и споры о любви и дружбе», издавался «Литературный альманах», были вечера-диспуты, например, на тему «Ум и эрудиция», вечера танцев – на них приглашались ученицы соседней женской школы (мы ниже еще вспомним об этом); летом по таежной реке (тайга начиналась в тридцати километрах от города) школьники ходили в походы на лодках – руководил походами сам директор… В других школах ничего такого не было, и директора тех школ, конечно, понимали полезность инициатив Петра Николаевича, но при этом, оказывается, их смущало, что Андреев «заигрывает с детьми», проявляет «непозволительный либерализм», «злоупотребляет детским доверием», и именно эти свои опасения они подчеркивали в выступлениях с трибун учительских совещаний, а также в доверительных разговорах с начальством.

Петр Николаевич на все это не обращал внимания и продолжал смущать коллег очередными выдумками.

В начале нового учебного года, когда Дорошкин пошел учиться в седьмой класс, директор решил создать в школе струнный оркестр.

Когда-то он окончил местное музыкальное училище и часто выступал в концертах – особенно удачно исполнял на домре «Турецкий марш» Моцарта. Но мысль об оркестре возникла у Петра Николаевича не только из-за любви к музыке; идея окончательно овладела им, когда он узнал, что на складе городского клуба без дела пылится полный комплект струнных инструментов.

…Уже несколько раз Андреев побывал в клубе, где теперь были только кружки вышивания, перелицовки старой одежды и шитья брезентовых тапочек, уже по-всякому – и лестью, и намеками на старую дружбу, и грубыми, в сердцах высказанными упреками, и заведомо невыполнимыми обещаниями – убеждал он заведующего клубом Ивана Михайловича Веткина на время отдать ему струнные инструменты, которые, «не используемые по назначению, рассохнутся на складе, потеряют звук и будут съедены если не мышами, то пылью». Но Веткин был неумолим и продолжал стоять на своем.

– Все мои музыканты – на фронте, – устало повторял он. – Победят, придут в клуб, а инструменты – тю-тю… А за расхищение государственной собственности… Я тебя, Петр Николаевич, очень уважаю, но отдать оркестр не имею права. Боюсь.

– Больно труслив ты, Иван Михайлович! Поэтому тебя и на фронт не взяли!

Веткину (как, заметим к слову, и самому Андрееву) было уже шестьдесят шесть лет, и за лишние слова Петру Николаевичу в конце визитов приходилось извиняться.

Договор был заключен, когда Андреев предложил силами школы побелить фасад клуба, а также бесплатно привезти в клуб три подводы угля – в школе с довоенных лет для хозяйственных нужд была лошадь. В тот день в ответ на свои назойливые домогательства директор, наконец, услышал не пустой глубокий вздох, а и (правда, сказанные через силу) слова:

– Пиши расписку, Петр Николаевич: «обязуюсь в целостности и сохранности…»

Покачивая седой головой, Веткин в ту минуту, наверно, думал: «Какое там «в целостности и сохранности»! Эти бесенята из мужской школы за неделю порвут на инструментах все струны, а через месяц расколотят деки даже у контрабаса!»

Но решение им было принято, и передумывать Иван Михайлович не стал. «Дары» Андреева тут никакой роли не сыграли. Клуб и без побелки фасада простоял бы еще не один год, угля же в хозяйственном сарайчике оставалось тонн пять с прошлой, не очень холодной, зимы. Отдать инструменты Веткин решил потому, что сам равнодушный к музыке (у него не было музыкального слуха), он порой до боли в своем добром сердце жалел детей, которые еще недавно приходили в его клуб с нарядными родителями, были чистенькими и причесанными, ели мороженое, смотрели кукольные спектакли, учились рисовать, метко стрелять, рассказывали со сцены стишки, а теперь носились по улицам босыми, неухоженными и голодными.

1В тот день школьная лошаденка подвезла к клубу телегу, на которую был погружен полный комплект струнных инструментов.

Инструменты сложили в маленькой комнатке в конце коридора (кто-то на военный манер прозвал комнатку каптеркой). Домры, мандолины, балалайки, две гитары, контрабас и пр. Петр Николаевич сам протер влажной мягкой тряпочкой.

4.

– …сижу на скамеечке посередине нашей землянки, упираюсь спиной в столбик, подпирающий потолок, держу на коленях балалайку и, дергая за ее нижнюю струну, подбираю мелодию популярной среди нас босяцкой песни «Гоп со смыком». Знали мы, ваша честь, конечно, и другие песни – «Катюшу», «Дан приказ…», но почему-то часто и с особым удовольствием пели босяцкие.

Дорошкин вдруг прервал последнее слово, чтобы поделиться внезапно озарившей его догадкой.

– Всякий человек, – наклонившись к столу, доверительно сообщил он судье, – появившись на свет, делает сначала что-нибудь разрушительное. Научившись ходить, дети вовсе не кидаются что-то по их силам и уму созидать – кидаются ломать, шкодить, хулиганить, и все это – ради куража, удовольствия. Такова природа…

Судья не сердито, однако настойчиво перебил:

– Каким появляется человек на свет и чего в нем от природы больше, а чего меньше, знает только Всевышний. Не об этом у нас разговор, Дорошкин. Вернемся к балалайкам.

Дорошкин не стал спорить.

– Сижу на скамеечке посередине нашей землянки…

Он закрыл глаза и вдруг увидел эту самую землянку – даже на почерневшем от времени столбике, подпиравшем потолок, была хорошо заметна знакомая трещина.

Поселок был построен на окраине города. Ровной цепочкой, слегка приподнявшись над землей, метров на сто тянулось несколько параллельных полос бараков – по пять-шесть в полосе. Строились бараки дешево: бульдозер выкапывал широкую траншею, потом каждой семье вдоль траншеи отмерялось несколько метров, забивался колышек и выдавалась бумажка на право купить на складе строительные материалы. Новоселы сами возводили стены землянок – для этого со склада отпускались старые, подгнившие и просмоленные, железнодорожные шпалы – и из приобретенных на том же складе горбыля и рубероида сооружали крыши, которые укрывали толстым слоем земли. На крышах за лето вырастала высокая трава…

В поселке жили спецпереселенцы – раскулаченные крестьяне. Лет десять назад первыми сюда привезли с Волги татар и башкир, башкир, наверно, было больше, потому что район назвали Башпоселком. Со временем появились здесь и русские семьи. В начале войны в землянке, где уже два года жила Васина тетя Аня (жила с двумя дочерьми, без мужа и работала в бригаде, которая ремонтировала железную дорогу), поселились еще и трое Дорошкиных, эвакуированные из Белоруссии, где наступали немцы (об отце Васи, командире Красной армии, семья к тому дню уже получила извещение: «пропал без вести»).

Поселок располагался на земле, под которой шахтеры выбирали уголь; бараки были обречены со временем провалиться, что и случилось вскоре после войны.

Открыв глаза, Дорошкин вспомнил о своем обещании «не отвлекаться» и продолжил рассказывать:

– Сижу на скамеечке, дергаю за струну балалайку. Мама и тетя на работе, брат и двоюродные сестры ушли в школу, мне тоже пора укладывать портфель, но я уже решил в этот день на уроки не ходить, потому что у меня не было сил оторваться от балалайки.

В школу пришел на другой день.

С середины первого урока вызывают к директору.

На пороге кабинета Петр Николаевич жестом останавливает меня и, не терзая предисловиями, зло приказывает:

– Балалайка через два часа должна быть тут! – стучит пальцем по своему столу.

5.

Встрече Дорошкина с директором предшествовало такое событие.

Руководить оркестром Петр Николаевич сначала намеревался сам; он еще помнил уроки, полученные в молодости в музыкальном училище, и, пожалуй, еще и сейчас сумел бы по памяти сыграть на домре «Турецкий марш» Моцарта. Но месяц назад забрали на фронт «физика», и Андреев, учитель географии, стал еще и «физиком»; потом тяжело заболел «ботаник», и директор взял на себя и его уроки; много оставалось и административных, хозяйственных забот. Так что с некоторых пор Андреев все яснее стал понимать, что времени для оркестра у него не будет и без профессионального музыканта ему, пожалуй, не обойтись.