Александр Башкуев - Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)

• Название: Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)
• Автор: Александр Башкуев
• Жанр: Русская классическая проза

---

(Отсюда такая популярность рулетки в нашем кругу. "Щелчок" крупье, по технике, не отличен от обычного "взмаха" и кавалерист просто обязан знать, куда "пошел" шарик. Поэтому "кавалерия" и любит рулетку в ущерб карточному столу.)

Опять же, - если руки "пригнали" муштрой к сабле с рапирой, ноги мои "прикипели" скорей к стременам, чем к паркетам. В первый же вечер моего пребывания в Москве я умудрился поскользнуться и грохнуться средь зала на навощенном полу, а хуже того - наступить сапогом на край платья дамы.

Как я мог ей объяснить, что матушка не одобряет ни пышных кринолинов из Пруссии, "когда простые люди - бедствуют, а кругом - Революция", ни новомодных коротких французских платьев, ибо - "при мне шлюхи не задерут подол выше носа"?

В Риге на балах дамы носили офицерские мундиры, или охотничьи костюмы с высокими сапогами - на манер повелительницы, а в туфельках и "коротком" щеголяли юные фроляйн - так чтобы не попасться на глаза моей матушке. Что же касается огромных, выходящих в Европе из моды, кринолинов, с ними я встретился только в Москве. И сразу - такой конфуз!

Хорошо еще, что я догадался поднять обрывок с пола и повязать его на манер шейного платка, так что честь дамы была спасена. Да и ее благоверный был славным парнем и мы пили с ним до тех пор, пока несчастный не рухнул на пол без чувств, а я вызвался проводить мою даму домой по причине невменяемости муженька. Ну, и утешить...

Я до сих пор весьма плох в танцах... Впрочем, дамы мои этого не замечают. (Умные женщины, как правило, тоже - танцуют не очень.)

Лучше же всех при Дворе танцует сам - Государь Император. Его часто зовут - "плясун в сапогах". Впрочем, многие не слыхали злого оскорбления для Кавалерии: "Плясун, - на что тебе сапоги?"

Мне нужны были помощники для изготовления фейерверков и я привлек на сие Петера с Андрисом. Ефрем же был необычайно неаккуратен и мы от греха не допускали его к порохам. После же фейерверков нас приглашали к столу, а от стола затевались танцы.

Когда юная княгиня К. в первый же вечер нашего московского пребывания сама подошла к красавчику Андрису и разве что не откровенно пригласила его на тур мазурки, у Андриса был такой вид, будто он не мог поверить своим ушам и все силился увидать того "герр офицера", к коему обратилась красавица.

Да и странно было ему - сыну викария слышать такое из уст "благородной". В Риге его, как "обычного латыша", не пустили бы за один стол с баронами, я уж не говорю о танцульках! Но в Москве для наших новых друзей все мы были - "немецкие офицеры".

Разумеется, я бы мог одним словом, иль жестом поставить ребят на место, но... Я никогда не считал себя выше, или ниже латышей, немцев, или евреев и мне смешно чиниться в этих делах. Я сразу советовал Петеру тоже "пригласить девицу на танец".

Мой "верный пес" побледнел и вздрогнул, как осиновый лист, - так ему стало не по себе. Но будучи моим крестьянином, он не привык обсуждать моих приказов и решительно пошел к дамам с тем видом, какой бывает у осужденного, коего взводят на эшафот.

Когда мы все втроем вернулись после пары туров на свои места, латыши были очень возбуждены и только и делились друг с другом и мной взглядами на москвичек. Оба были настолько одушевлены, что им явно не терпелось впервые в жизни броситься в омут галантных приключений с прелестницами благородных кровей, но их долг...

Тут я сказал им, что до утра они свободны и оба моих друга тут же исчезли. На другой день Петер с Андрисом явились на квартиры почти в один час со мной и у обоих был вид котов, обожравшихся сладкой сметаны. Все было понятно без слов и мы все втроем завалились спать и дрыхли до самого обеда.

Когда мы отправились в очередной дворец, я с изумлением обнаружил, что Андрис со знанием дела объясняет своей пассии, как устроен заряд для салюта и обещает дать ей "стрельнуть из мортиры"! Петер же самовольно за полчаса до начала салюта пальнул в воздух и целый цветник из дам, собравшихся вокруг моего "медведя", завизжал от восторга. При этом у отпрыска простого деревенского кузнеца был такой вид, будто он всю жизнь только и делал, что ел с золотой тарелки, да гадил в хрустальный горшок. Я не верил своим глазам!

Нет, мои друзья продолжали оказывать мне все знаки почтения и уважения, но все мы вдруг осознали, что после той ночи я стал для них просто другом. Пусть первым, но - среди равных.

Сперва я, признаюсь, был поражен сим отношением, но, поразмыслив немного, - решил, что все что ни делается - к лучшему.

Сегодня, оглядываясь на всю мою жизнь, доложу, что у меня лишь два друга, хоть барону никогда не дружить с мужиком.

Так и я - не дружу. Я - генерал от кавалерии Карл Александр фон Бенкендорф сдружился с двумя генералами - от пограничной стражи Петером Петерсом и от жандармерии Андрисом Стурдзом. Что ни делается, все - к лучшему.

Хуже вышло с Ефремом. Он даже раньше Петера бросился приглашать русских дам, но в отличие от латышей, московские красавицы не удостоили его даже взглядом. (Это при том, что семья бен Леви весьма светлой масти. С первого взгляда никто про Ефрема не знал, что это - не немец.) Сперва я не понял, чем вызвано такое поведение женщин, но...

Представьте себе ситуацию, - к даме подходит Петер - сын деревенского кузнеца. Он знать не знает и не ведает, как ухаживать за "благородными". Поэтому он поступает так, как прилично будущему кузнецу с деревенскою девкой.

Он просит дозволения присесть рядом, спрашивает имя, представляется сам, - "Корнет Петерс", а потом с глубокомысленным видом слушает щебет подружки, то и дело умно покачивая головой.

При сем дурочка даже не понимает, что латышу сложно понять быструю русскую речь, но он обязан "выслушать даму", прежде чем отволочь ее на сеновал.

После столь занятной беседы деревенский увалень предлагает даме потанцевать. Танцевать он, разумеется, не умеет и даме приходится учить его основным па. При этом рано или поздно барышня сама кладет руку Петера на свою талию, иль... чересчур близко к груди.

По латышским понятиям это то же самое, как если бы в русской деревне девка заголилась перед мужиком. И латышский кузнец тут же доказывает свою мужскую силу, тиская княжну, или графиню так, что у той аж кости хрустят, да глаза на лоб лезут. Если учесть, что лифляндцы славятся своим ростом, весом и комплекцией, дама при таких обстоятельствах краснеет, как маков цвет, но терпит столь медвежьи ухаживания партнера и...

На другой день она расскажет подругам насколько галантный и благородный кавалер ей достался. Умен (так ни разу и не перебил ее монолога), заботлив (по латышским понятиям "работник" обязан ухаживать за доставшимся ему "куском земли"), а уж в постели... (идет нелицеприятное сравнение мужских достоинств деревенского кузнеца со слегка выродившимся князем, иль графом).

Андрис был пообразованнее Петера и получше знал русский язык. Поэтому он умел флиртовать с дамами и делать им комплименты. После чего, учитывая его рост, стати, и весьма благовидную внешность...

(Андрисовы дамы были поначитаннее, да поумнее Петеровых, и умели позабавиться на стороне, не привлекая к себе чужого внимания.)

Ефрем был гораздо образованней Андриса. Он превосходно знал русский язык и шутил, и веселил дам напропалую. Не понимая того, что таким своим поведением он выказывает качества русских скоморохов и затейников. Таких на Руси любят - скуки ради...

Вскоре о латышах быстро пошла молва, как о немецких баронах, сопровождающих своего юного сюзерена. О Ефреме же пошла слава, как о моем "придворном шуте", истинное место коего - в прихожей. И участь его была решена. (Я люблю приводить этот пример иностранцам, чтобы они хоть как-то осознали Россию.)

Разумеется, "сударушки" наши были либо необычайно молоды и потому тупы, как пробки, или напротив - много старше чем мы.

Сегодня, когда мы с Петером и Андрисом встречаемся за столом, мы немало конфузимся, припоминая эти подозрительно легкие "победы", но...

В то Рождество нам было по восемнадцать, мы были юными офицерами, а в латыни есть поговорка, приписываемая самому Меценату, - мол, нет ничего грустней в старости, чем припомнить все упущенные шансы... сами знаете чего.

Когда мы - три генерала собираемся за бутылкой, нам не в чем упрекнуть себя - желторотых корнетов, да поручика за ту зиму. Вы не поверите, как меняется психология юноши, едущего на войну.

Особенно если учесть, что нам было по - восемнадцать...

Здесь надо учесть одно обстоятельство. Кто-то умный сказал, - "Когда ты ночью смотришь на звезды, - весь Космос в сей миг глядит на тебя!"

Не только и не столько мы, - желторотики забавлялись с красавицами, сколько Москва испытующе глядела на нас.

Я уже доложил, что в эпидемиях прошлого века население Москвы сократилось чуть ли не втрое. Нехватку же населения бабушка покрывала, переселяя сюда поляков. Сей народ устойчивее к разным заразам, да и...

Варшава прежде прочих славянских столиц обзавелась водопроводом и канализацией. (Прага - не в счет!) Именно поляки из ссыльных озаботились строительством водопровода первопрестольной и созданием простейшей канализации.