Александр Юрченко - Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях

• Название: Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях
• Автор: Александр Юрченко
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8071-0256-8

Настоящая книга посвящена исследованию восприятия катастроф и загадочных природных феноменов в Средние века При дворах правителей имелись специализированные группы астрологов, в чьи обязанности входил запуск сценариев восстановления коллективного психического равновесия, нарушенного катастрофами Иногда астрологи занимались строго обратными вещами. В военной магии применялись широко известные практики вызывания дождя и снежной бури. Они принимались большинством и были предметом критики со стороны меньшинства.

---

Важно отметить и следующее обстоятельство. Объяснять средневековые чудеса с нынешних естественнонаучных позиций не стоит по двум причинам. Во-первых, как правило, мы не знаем, о чем собственно идет речь в тех или иных сюжетах, и рискуем метафизические явления рассматривать как физические; во-вторых, мы не можем повторить эти опыты. Иными словами, большая часть сюжетов, рассматриваемых в этой книге, первоначально не являлась герметическими текстами, но стала таковой для нас, ибо утрачен исторический и психологический контекст. Мы не знаем, кто, кому и с какой целью передавал те или иные сообщения. Мы выступаем в роли получателей сведений, затерянных во времени и пространстве. Читая средневековые космографии, мы обретаем иллюзию диалога, но у нас нет никаких шансов убедиться в адекватности нашего восприятия. Как правило, мы не знаем об отношении современников к явлениям, описанным в космографиях. Если же они высказывают свое мнение, то обычно это скептическая позиция. На фоне литературы о чудесах мира поразительно выглядят записки мусульманских паломников, в которых вообще нет ни слова о природных чудесах. Счастливым исключением является «Сафар-наме» Насира-и Хусрау.

Возникает искушение заняться интерпретациями природных загадок, описанных в книгах средневековых путешественников. Кажущаяся легкость этих занятий погубила не одну научную репутацию и не дает покоя мистификаторам и любителям сенсаций. Нет особого смысла прислушиваться и к тем исследователям, которые демонстрируют в своих трудах набор добродетелей современного ученого: скептицизм по отношению к легендам и мифам, некоторую способность к индукции и крайнюю степень благоразумия. Не отказывая себе в удовольствии интерпретаций, мы займемся более продуктивными вещами и попробуем воссоздать атмосферу средневековых диалогов о чудесах мира. Необходимые материалы для этого имеются. В первую очередь речь идет о книге Бузурга ибн Шахрияра «Чудеса Индии» (X в.), за ней следуют «Собрание сведений для познания драгоценностей» ал-Бируни (XI в.), «Книга чудес» Наджиба Хамадани (XII в.), персидская космография «Чудеса мира» (XIII в.), «Книга о разнообразии мира» Марко Поло (нач. XIV в.), трактат египетского историка ас-Суйути (XV в.) о землетрясениях.

Представим мысленно четыре фигуры — составителя космографии, мистика, путешественника и экспериментатора — и организуем между ними воображаемый диалог. Предмет диалога — катастрофы, аномалии, природные загадки и удивительные свойства зверей. Каждый из участников пользуется своим языком и осваивает особую культурную сферу. В диалог вступают и другие персонажи: астрологи и предсказатели, занимавшие важные позиции при правителях, будь то хорезм-шахи или монгольские ханы; историки как свидетели многих загадочных происшествий; сочинители трактатов; философы, врачи, правители провинций. Изолированность этих фигур не исключает их культурную взаимосвязь друг с другом, поскольку результаты их деятельности отражены в текстах. Если филолог хранит и передает традицию, то путешественник, опираясь на свои наблюдения, привносит нечто новое в нее, а экспериментатор подвергает сомнению или критическому анализу расхожие мнения. Эту идеальную картину можно обнаружить во многих средневековых обществах. Сосуществование научных и псевдонаучных сочинений, философских и религиозных трактатов, записок путешественников и книг по медицине определяет в тот или иной исторический момент параметры культурной матрицы, сигнализируя о ее неоднородности.

Неоднородность культурного пространства объясняется доминированием влиятельных групп с взаимно противоположными интересами. Как результат, существует одновременно несколько картин мира, а вовсе не одна. Для единства социума важна единая картина мира, но для выживания социума необходимо наличие альтернативных картин. Они позволяют моделировать ситуации выхода из катастроф (при землетрясениях, цунами, аномальных колебаниях климата, пандемиях, вторжениях саранчи и т. п.).

В средневековых сообществах имелись специализированные группы, в чьи обязанности входил запуск сценариев восстановления коллективного психического равновесия, нарушенного катастрофами. Следует признать достаточно сложной структуру средневекового сообщества, поддерживавшего баланс между культурным и природным пространством с помощью неких практик, механизм действия которых до конца неясен. В частности, речь идет о магических ритуалах, которые принимались большинством и были предметом критики со стороны меньшинства. Был и остается открытым вопрос о восприятии катастроф и загадочных феноменов, о защитных механизмах и культурных фильтрах, распределяющих информацию по разным социальным уровням. Очевидно, что информация, которая анализировалась придворными астрологами, существенно отличалась от общедоступной информации.

Общепринятое различение материалов о природных загадках по категориям «реальное/мифологическое» не выдерживает критики. Представительная выборка описаний тех или иных феноменов требует отнесения ее к разряду «другой реальности». Существует зазор между исследованными феноменами и феноменами, которые не поддаются уразумению. Это обстоятельство порождает сегодня псевдонаучные концепции и стимулирует рост мистических и оккультных ожиданий.

И в Средние века, и сегодня следует различать восприятие загадочных природных феноменов на двух уровнях — массовом и интеллектуальном. В свою очередь, средневековое интеллектуальное сообщество было представлено несколькими конкурирующими группами, о которых шла речь выше.

§ 3. Неразрешимые загадки

Вот перечень природных загадок, которые ал-Бируни считал необъяснимыми. Суть этих загадок останется тайной за семью печатями, если не выяснить, кто из участников воображаемого диалога рассказывает о том или ином явлении. 

«Сухейль является сорок четвертой звездой Корабля, в его весле. Широта Сухейля — семьдесят пять градусов в южной части неба, так что он не очень возвышается над горизонтом и на глаз кажется колеблющимся. Говорят, что, когда взор глаза падает на Сухейль, человек умирает. Говорят также, что на острове Рамин, в пределах Серендиба, есть животное, увидев которое человек не проживет и сорока дней. Нет более удивительного примера связи духовных сущностей и [материальных] воздействий, чем воздействие рыбы, называемой ар-раада: рука человека, который ее поймал, немеет и остается в сетях [неподвижной], пока рыба жива. Говорят даже, что если кто-нибудь возьмет тростинку и прикоснется одним концом к такой рыбе, пока она жива, а другой конец возьмет в руку, то рука онемеет и тростинка выпадет из нее. Или, [например], черви, которые водятся в округе Рагад — одном из округов восточного Джурджана. В некоторых местностях этого округа есть маленькие черви; если на них наступит человек, который несет воду, то вода испортится и начнет вонять. А если не наступит, вода останется хорошей и будет иметь приятный запах и сладкий вкус. Или, [например], человек, которого укусил леопард, умирает, если на него помочится мышь, — причем мыши усиленно ищут [такого человека] и стремятся к нему, с какой бы стороны ни было возможно до него добраться»

(ал-Бируни. Хронология, с. 394). 

Подобные представления о леопардах и мышах разделяли и опытные охотники. Так, арабский шейх Усама ибн Мункыз, описав свои охотничьи приключения, добавляет: «Одна из особенностей леопарда та, что, когда он ранит человека и на того помочится мышь, он умрет, а мышь вообще не уходит от раненного леопардом, пока ему не сделают плот и не посадят на воду. Вокруг него привязывают кошек, так как опасаются за него из-за мышей» (Усама ибн Мункыз, с. 185).

Звучащая из разных уст одна и та же история о человеке, пострадавшем от укуса леопарда и вынужденного избегать встречи с мышами, кажется, была иносказанием из арсенала суфийских притч. Ее истинное содержание раскрывается в комментарии на стихи Абу-л Хайсана Гургани (X в.), где задаются вопросы в виде мнимых парадоксов. Вот интересующий нас эпизод: «Почему, когда случайно ранит человека леопард, его оберегают от мышей и [заключенное] в (этом обычае] скрытое содержание какой смысл имеет? Комментарий: Знай, что [грех] заносчивости подобен леопарду, который ранит душу [человека], а зависть — это мышь, когда она жалобно пищит, душу она ввергает в ад»{9}. Выяснение скрытого смысла метафоры требует преодоления буквального понимания текста.

Остальные природные загадки из перечня ал-Бируни мы рассмотрим по ходу исследования, а пока обратимся к ситуации, где обозначены участники диалога, за исключением одной фигуры.

§ 4. Шутка суфия

Однажды при дворе багдадского халифа ар-Ради би-л-Лаха (930–940) ученые люди собрались и беседовали о чудесах мира, но всех превзошел своими речами юный халиф. История, о которой пойдет речь ниже, известна со слов ал-'Аруди, воспитателя халифа, а записал ее ал-Масуди. Разговор коснулся птицы каикам, чье загадочное поведение выдает легендарность всего сюжета. Весной каикам, словно царь, своим криком собирает других птиц и они, как покорные слуги, кормят его. Пернатый хищник не удовлетворяется подношениями и непременно съедает какую-нибудь из птиц. Один из участников беседы, сославшись на авторитет знаменитого врача 'Али ибн Зайда ат-табиба ат-Табари, предположил, что каикам — некая невиданная птица, ступающая на землю только одной ногой. Версия чуть было не получила одобрение. Вступивший в разговор ал-'Аруди когда-то читал об этой птице, но, видимо, забыл ее название. И тогда в беседу вмешался халиф и отверг высказывания знатоков. Согласимся с мнением халифа, что стоящая на одной ноге птица — это журавль и, очевидно, что она не имеет никакого отношения к кайкаму. Каково же происхождение кайкама? Кажется, никто из собеседников не знал ответа на этот вопрос. Прежде чем предложить свой ответ, познакомимся с ситуацией, как ее излагает ал-Масуди.