Пер Энквист - Книга о Бланш и Мари

• Название: Книга о Бланш и Мари
• Автор: Пер Энквист
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-89059-080-4

Новый роман П. У Энквиста — неправдоподобная история, основанная на реальных событиях. Переплетения судеб Бланш Витман, скандально известной пациентки доктора Ж. М. Шарко, и Мари Кюри, дважды лауреата Нобелевской премии (в ее лаборатории Бланш работала много лет), символически отражают конвульсии, в которых рождался XX век, а радий, открытый Кюри, становится метафорой любви с ее странной способностью давать жизнь и быть порой смертельно опасной.

Множество фактов, связанных с деятельностью Шарко и историей открытия радия, да и сами биографии этих удивительных женщин, впервые становятся достоянием широкого читателя.

---

Я не понимаю ее.

В эту минуту она мне не нравится, не нравится ее высокомерие и жестокосердие. Прямо как ком в горле.

Мы скоро начнем, повторяет она раз за разом, словно с надеждой. Почему бы и нет? Лишь эта надежда и поддерживает в нас жизнь. Я нахожу комментарий на клочке бумаги, должно быть когда-то записал и забыл: «Книга вопросов» — как наркотик.

Колдовство. Amor omnia vincit.

Как она могла?

7

Часто просыпаюсь по ночам и не могу освободиться. Возможно, на это она и рассчитывала.

Бланш берет меня за руку и ведет вниз. Равнодушно и невинно, пока я не успокаиваюсь. Потом становится хуже.

Вероятно, именно так она хотела помочь и Мари. Медленно, держа за руку, сопровождая вглубь, к центру земли, в самую последнюю экспедицию, затем наружу, в джунгли, к берегу реки и к ночи в Морване.

Эти театральные представления перед публикой становились постепенно для профессора Шарко все более мучительными.

Казалось бы, он бросал на произвол судьбы Бланш, но оказывался покинутым сам. Научная схема с точками для нажима, которые отмечались чернилами на теле женщины и при воздействии на них должны были вызывать припадки, судороги, меланхолию, паралич или любовь, стала под конец столь совершенной, а результаты, воплощаемые послушными подопечными, столь удачными, что Шарко обнаружил: он очень одинок.

Но было поздно. Он был в ее власти. В этом отношении она напоминала юную датскую королеву, чье имя она так и не запомнила. В течение шести лет Бланш была театральной звездой больницы Сальпетриер и по-своему блистала в парижских научных спектаклях так же, как изгнанная Джейн Авриль блистала в Мулен-Руж.

Джейн танцевала, и ее рисовали. «Танцем безумцев» назывался танец, который она создала в Сальпетриер; он околдовывал всех, и никто не понимал почему.

Надо перевоплотиться в безумца, говорил ей Шарко.

Смотрели на Джейн часто, но рисовать ее начали, только когда она покинула Сальпетриер и стала всемирно известной. И есть только одна картина, изображающая Бланш. Она предстает на ней в полуобморочном состоянии.

Бланш убила своего любовника, профессора Шарко, в августе 1893 года. Через несколько лет она покинула больницу и в 1897 году поступила на службу к польскому физику Мари Склодовской-Кюри, где ее первым заданием стала работа с урановой смолкой. Что этот минерал излучает радий, было еще неизвестно, ей пришлось пройти через ампутации, и под конец от нее остался только торс.

«Книгу вопросов» Бланш пишет в период между первой ампутацией и смертью. Это книга о Бланш и Мари.

Мари Кюри любила ее, даже когда она превратилась в торс.

У Мари тоже был любовник; он предал ее, что поставило под угрозу получение ею второй Нобелевской премии — премии по химии. В своих заметках, названных «Книгой вопросов», Бланш пишет, что в период тяжелейшего кризиса — после возвращения Мари из Англии и получения в тот же день известия о том, что ее любовник струсил и нашел другую, — она впервые рассказала ей об окончательном выяснении отношений с профессором Шарко.

Бланш впервые об этом кому-то рассказывала. Она пишет, что сделала это, чтобы поубавить у Мари наивности, чтобы заставить ее встать и идти.

Это выражение звучит в устах безногой странно и тем не менее повторяется неоднократно.

Она пишет: Я объяснила Мари, когда она, обливаясь слезами, сидела у моей кровати и гладила меня правой рукой, почти совершенно изуродованной от тяжелой работы с радием, объяснила, что убила Шарко из-за его преданности и наивности и потому, что он не захотел встать и идти, доказав тем самым свою любовь. Я никого не любила так, как его, ни единого человека, я любила его больше жизни и поэтому заставляла себя не подпускать его к себе. Как же велика любовь, и сколь трудно ее поймать, прямо как бабочку, сбежавшую с небес. Но во времена тяжелых потрясений в начале нового века где же нам искать связующее звено, как не в любви.

Вот и вся история в кратком, неверном изложении.

8

Невольно представляешь ее себе оправдывающимся ребенком.

Она пишет короткими, иногда стилизованными предложениями, где слова часто противоречат друг другу. Поскольку у нее все никак не связывается воедино, она мечтает о неком последнем звене, которое называет то «радием», то «любовью», то «новым столетием». Я думаю, что она была маленькой, доброй, отнюдь не ожесточенной женщиной, которая слишком поздно поняла, что ей надо делать.

Такой женщины, как Бланш, я не встречал, но знал нескольких, чуть не ставших ей подобными. Они подходили к некой границе запретного и в испуге бросались прочь или пересекали ее, но никогда не останавливались возле.

Когда я был младенцем, по-младенчески говорил и по-младенчески мыслил, — я признаю, что это ее выражение, — идея любви была евангелием, и всякая любовь была либо предписана, либо запретна. Это создавало искушение, взрывоопасное и, следовательно, смертоносное. Любовь и смерть были взаимосвязаны, мы никак не могли освободиться. Все говорили о любви, но никто ее не объяснял. К тому же она была величайшим грехом.

Но сдаваться нельзя.

Если ты не сдаешься, объяснить можно все, даже боль, когда ты наконец встаешь и идешь. Объяснить любовь нельзя. Но кем бы мы были, если бы не пытались? Эти маниакальные повторы! А что ей оставалось писать, лежа в деревянном ящике, когда холод подступал все ближе и ближе к сердцу и все отгнивало.

В «Книге» Бланш почти одинаковые формулировки повторяются в пяти местах. Я читал эти слова, и в какой-то миг мир замер, а сердце бешено заколотилось.

Собственно говоря, она, вероятно, пыталась просто рассказать историю.

За неимением лучшего нам придется довольствоваться написанным, будь то действительно история или всего лишь отговорка. Мне представляется, что Бланш была куда проще, чем утверждает.

Убивать она не собиралась! На самом деле она, вероятно, была довольно простой и порядочной провинциальной девушкой, попавшей в беду. Я знавал такую когда-то.

До того как я сдался и начал понимать, мне не нравилось, что она — не «наша». То есть иностранка и говорит по-французски, но ведь это не важно. Что поделаешь? Ведь всюду существует маленькая Франция. Или маленький Париж, или маленькая Польша. Не понимаю, почему я оправдываюсь, но мне страшно. В этом нет ничего плохого. Где-нибудь найдется благодетель, способный защитить, и для Бланш, возможно, тоже существует спасение и прощение.

Теперь дело идет лучше. Поначалу реконструировать Бланш было трудно, сейчас уже легче, хотя это и причиняет боль. Сперва где-то в глубине был ком, теперь его нет. Я думаю, что она, осмелься она говорить откровенно, совсем не показалась бы такой жестокосердной. Человек беспощаден, только если сам не ждет пощады.

Когда я был младенцем, по-младенчески говорил и по-младенчески мыслил, то есть когда мне было десять лет, во время Второй мировой войны, я мечтал, что когда-нибудь полюблю светловолосую, очень красивую, восхитительную, но парализованную девушку, которая будет сидеть в инвалидном кресле и играть на скрипке. Не знаю, откуда я это взял. Я даже не видел фильма[10]. Полагаю, что поначалу я примерно так и представлял себе Бланш — скромной, прелестной блондинкой, играющей на скрипке и способной передвигаться только с моей помощью. Собственно говоря, вполне естественно. Ведь это и была Бланш. Я узнал ее. В конце концов она вернулась. Пришлось реконструировать ее жизнь, поскольку сама она молчала. Но, несомненно, это была она. История превращения в торс и почти забытая мечта о девушке в инвалидном кресле, со скрипкой в руках.

Еще немного, и все будет в порядке. Ком исчез. А все прочитанные сказки! например, о девочке в красных башмачках! или о русалочке! Там всегда говорилось о невероятной боли, когда она вставали на ноги и шли. Словно им в ступни вонзались ножи.

Скоро все снова пойдет хорошо. Девочку звали Бланш. Amor omnia vincit.

II Песнь о Кролике

1

В своей «Книге» Бланш называет ее Кроликом. Это могло быть презрительным намеком на ее сексуальность.

Может быть, этот персонаж и несущественен.

Но если он важен для Бланш, то важен и для нас.

Поначалу среди персонажей «Книги вопросов» только три женщины. Это Бланш, Мари и Кролик. Потом появляется Герта Айртон, но только под конец. И Бланш с ней никогда не встречалась.

Кролик?

Сперва мне думалось, что все они были немного наивными и боялись, боялись, что не вынесут любви. Но, вероятно, я ошибался. Это не боязнь, а невинность — несмотря на окружающую грязь, то, что заставляет человека в конце концов вставать и идти.

Иногда вдруг создается впечатление, что Бланш останавливается, сбивается; можно предположить, что она подымает взгляд от деревянной каталки и устремляет его в окно, на деревья и листву, будто за ними находится берег реки, или опускает глаза и смотрит на укутанный одеялом обрубок ноги, морщит лоб с невинным удивлением на все еще по-детски прелестном лице и тут же пишет: Я скоро начну.