Владимир Петров - Польский пароль

• Название: Польский пароль
• Автор: Владимир Петров
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В романе Владимира Петрова на основе документального материала рассказывается о событиях заключительного периода войны, связанных с испытаниями гитлеровского ракетного оружия ФАУ, о заговоре против Гитлера 20 июля 1944 года, о крахе последней бредовой авантюры фашистов — так называемой Альпийской крепости, которую гитлеровские заправилы пытались превратить в последний оплот третьего рейха. В книге продолжаются фронтовые судьбы героев предыдущего романа В. Петрова «Единая параллель».

---

Ефросинья сняла кожаную куртку, перебросила через руку, разглядывая себя в огромном зеркальном стекле штабного вестибюля. Грустно усмехнулась: похудела, сдала, заметно сдала… Да и постарела, пожалуй, не зря же в последнее время от комплиментов отвыкать начала — редкими они стали в ее адрес. А может, мужики-летчики посерьезнели к концу войны?..

Смешно получается. Истинно по-бабьи: когда закидывались на нее — не нравилось. А теперь вроде бы и жалко, вроде чего-то не хватает, недостает.

Николая не хватает, если уж говорить честно и по-серьезному…

Слева через ворота на аэродром ворвалась зеленая санитарная машина, лихо развернулась, подвывая сиреной, и встала прямо напротив Ефросиньи. «Чего это их сюда принесло? — удивилась она. — Ежели срочный раненый, так везут прямо к самолету…».

Но никакого раненого, оказывается, не было, просто шофер-лихач подвез свое медицинское начальство: из кабины выскочил полковник в узких серебряных погонах, подхватил небольшой чемодан и направился к Ефросинье, делая знаки: дескать, один момент, надо навести справку.

А Ефросинья враз похолодела, приросла к месту: полковник в мятой фуражке был не кто иной, как главврач того самого госпиталя, из которого она сбежала полгода назад! Конечно он: седой, краснощекий, носатый. Да и не могла она ошибиться в человеке, который трижды резал ее на операционном столе.

«Пропала!..» — ахнула она, зачем-то поспешно напяливая куртку. Бежать было поздно, полковник уже приближался, изумленно щуря глаза.

— А, моя прелестная пациентка! Вот так встреча! Ну здравствуйте! — Полковник пожал руку так крепко, что Ефросинья чуть не вскрикнула.

И как ни странно, эта боль в руке сразу вернула ей спокойствие, она даже насмешливо подумала: «Ну и хваткий хирург — от такого не убежишь!»

Полковник расстегнул шинель, помахал в лицо донышком фуражки, пожаловался:

— Духота! А я вот по-зимнему экипировался. Так рекомендовали. Лететь, сказали, далеко и высоко. А на высоте холод. Даже мороз. Это верно?

— Кому как, — сказала Ефросинья. — И смотря на каком самолете. На моем — холодно.

— Уж не с вами ли я полечу?

— Вряд ли. — Ефросинья пригляделась к доктору, припоминая недавний инструктаж в аэродромном штабе: с пассажиром рекомендуется не разговаривать, никаких вопросов не задавать. И вообще, о полете никаких сведений никому не разглашать. Нет, этот полковник не похож на ее будущего таинственного пассажира. — А вы, извините, далеко ли направляетесь, товарищ полковник?

— Под Берлин, голубушка. Командирован для срочной операции. Там, видите ли, в районе города Тельтов, тяжело ранен командарм — один из виднейших наших генералов. Абсолютно нетранспортабелен. Поэтому я лечу.

— Нет, к сожалению, это не мой маршрут, — сказала Просекова. — Вы, наверно, полетите на Ли-2 или на бомбардировщике Ил-4. Это высотные машины, в них действительно холодно. Но не беспокойтесь: вам дадут унты и, возможно, меховой комбинезон.

— Спасибо, голубушка! — Полковник оглядел Ефросинью, удовлетворенно чмокнул губами: — А вы неплохо выглядите! Даже хорошо. Значит, подлатал я вас успешно, хотя, признаюсь, считал вас уникальным пациентом: ваш тазик, извините, мне пришлось собрать по косточкам. Стало быть, летаете в тылу, голубушка?

— Никак нет, товарищ полковник. Я боевой летчик, командир эскадрильи связи. Здесь, во Львове, оказалась случайно. Прилетела по заданию. А вообще воюю в Чехословакии, скоро собираемся брать Прагу.

— Превосходно, голубушка, — похвалил полковник. — Я рад за вас, вижу — вы уже в чине лейтенанта. Только, советую вам, остерегайтесь тряски и, боже упаси, различных падений. Помните о своем тазобедренном комплексе — он у вас смонтирован. Хоть и надежно, но… как говорят: береженого бог бережет.

— Постараюсь, товарищ полковник.

— Передайте привет вашему мужу, полковнику. Энергичный мужчина! Кстати, скажите ему, что, как человек, превыше всего ставящий дисциплину, я все-таки послал на вас, беглянку, розыск и предупреждаю: в ближайшее время и вы и ваш муж будете иметь крупные неприятности. Вот так, голубушка.

— Уже имели, товарищ полковник! — рассмеялась Ефросинья. — И я, и полковник Дагоев. Только вы ошиблись: он мне вовсе не муж.

— Вот как? — удивился хирург. — Но насколько я помню, в вашем деле была запись о замужестве?

— Так точно. У меня есть муж, только он не летчик, а пехотинец, комбат. — Ефросинья помедлила, тяжко вздохнула, сразу меняясь в лице, — Потеряла я его, товарищ полковник… В прошлом году здесь неподалеку, в Прикарпатье, после моего ранения. До сих пор ни слуху ни духу…

— Ну-ну, не расстраивайтесь! — утешил доктор. — Найдете, непременно найдете! Я нисколько не сомневаюсь: такой человек, как вы, обязательно найдет! Вот война закончится и отыщете друг друга, встретитесь. Желаю вам этой встречи.

— Спасибо, товарищ полковник! — Ефросинья устыдилась, вспомнив, как струсила, собралась удариться в бега при неожиданном появлении доктора-хирурга. А он вот оказался толковым, душевным человеком, — Вы позвольте, я чемоданчик поднесу и провожу вас к дежурному по полетам?

— Проводить — пожалуйста. А чемоданчик, извините, я сам снесу. Он, голубушка, тяжеловат — с инструментом. Ну и потом, я же мужчина, черт побери, и должен при всех ситуациях оставаться рыцарем!

Уже прощаясь в штабном коридоре, полковник написал на блокнотном листе адрес, вручил его Ефросинье:

— Вот моя квартира в Москве, после окончания войны обязательно заезжайте в гости с мужем. Моя жена, кстати, тоже сибирячка. Вот тогда и разопьем армянский коньяк, который вы мне оставили в госпитале после вашего бегства. Я его приберег именно на этот случай.

В сумерках, в начале десятого, Ефросинья по сигналу с КДП завела и прогрела мотор, затем вырулила к старту, встала рядом с бетонной полосой. Вскоре приземлился Ли-2, шедший на посадку с уже включенными фарами. Прибывшего пассажира сопровождали двое. У Ефросиньиной «тридцатки» они помогли ему надеть парашют, заботливо поддерживали, когда он, крепкий, плечистый, крутошеий, забирался в кабину самолета. «Чего его обхаживают, как немощного инвалида? — неприязненно подумала Ефросинья. — Мужик дюжий, об лоб хоть поросят бей, а они за локотки поддерживают… Видно, важная персона, ежели по такой срочной эстафете передают…».

Она тут же взлетела, чуть прижала машину, наращивая скорость, и пошла в темень, на высоту. Маршрут Ефросинья хорошо знала, потому обратный полет прошел гладко, под уверенное и спокойное гудение мотора. Справа из-за облаков подсвечивала луна, и в переднем зеркале Ефросинья смутно видела крупную туго обтянутую шлемом голову своего пассажира. За все время полета она так и не заметила, чтобы он изменил позу или шелохнулся: сидел недвижно, будто манекен.

Ефросинья стиралась не думать о пассажире: какое ей до него дело? Приказано, — значит, везет, а то, что он сидит смирно, вроде шкворня торчит в задней кабине, так опять же плохого в этом ничего нет. Другие вон, впервые оказавшись на самолете, всю дорогу вертятся, пялятся по сторонам или болтают без умолку — с непривычки, от нервного возбуждения. Этот, видать, не нервный — только и всего.

А вообще, честно признаться, Ефросинья чувствовала к молчуну-незнакомцу некое странное и сильное предубеждение, похожее на брезгливую неприязнь. Вот так бывало в тайге: интуитивно, совсем неосознанно, каким-то шестым чувством, вроде бы собачьим «верхним нюхом» она способна была угадать затаившегося в пихтаче зверя, невидимого, но близкого. И почти никогда не ошибалась…

Нечто похожее испытывала и сейчас. А потом, уже над своим аэродромом, она с удовлетворением усмехнулась, поняв, что была права: луч посадочного прожектора ярко осветил самолет, и, бросив взгляд в зеркало, Ефросинья вздрогнула, увидав под распахнутым комбинезоном на шее пассажира черно-белый Железный крест. Немец!

На ночном старте «эстафету» принимала дагоевская «пешка» — она стояла с работающими моторами, уже готовая к взлету. Полковник Дагоев, приняв на борт странного немца, успел лишь помахать Ефросинье из кабины, откинув плексигласовый фонарь. Что-то крикнул, но слов разобрать было нельзя.

…На базу экипаж полковника Дагоева не вернулся. Утром Ефросинье рассказали в штабе, что дежурный радист принял сигнал командирской «пешки»: «Вышел на объект, задание выполнил», потом последовали обрывки фраз башенного стрелка, из которых можно было понять, что бомбардировщик атакован ночными немецкими истребителями. На этом связь оборвалась.

Ефросинья с содроганием вспомнила этот черный Железный крест на шее пассажира, блестевший в темноте эмалью затаенно и хищно, как змеиные глаза…

8

В ночь перед поездкой штандартенфюрер Ларенц еще раз, ориентируясь по карте, детально продумал предстоящий маршрут: Нордхаузен, Эрфурт, Бамберг, Нюрнберг, Мюнхен, Зальцбург — в общей сложности что-то около шестисот километров. Разумеется, в мирное время по исправным автострадам на это ушло бы не более суток, но сейчас акция выглядела архисложной, даже опасной. Учитывая разрушенные дороги, забитые сплошным потоком эвакуационных машин, спешно маневрирующими войсками, толпами беженцев, учитывая к тому же водные преграды на пути (а их — средних и крупных рек — более десятка, в том числе Дунай. Сохранились ли на них мосты?), следовало как минимум планировать неделю. При условии, если автоколонну где-нибудь не засекут с воздуха и не разбомбят американские или английские самолеты, безнаказанно бороздящие сейчас небо Германии на всех высотах и направлениях.