Владимир Петров - Польский пароль

• Название: Польский пароль
• Автор: Владимир Петров
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В романе Владимира Петрова на основе документального материала рассказывается о событиях заключительного периода войны, связанных с испытаниями гитлеровского ракетного оружия ФАУ, о заговоре против Гитлера 20 июля 1944 года, о крахе последней бредовой авантюры фашистов — так называемой Альпийской крепости, которую гитлеровские заправилы пытались превратить в последний оплот третьего рейха. В книге продолжаются фронтовые судьбы героев предыдущего романа В. Петрова «Единая параллель».

---

Совету Грефе штандартенфюрер внял, однако действовать решил все-таки по-своему: не стал сокращать число машин. Нет, он не боялся того, что отсюда, из Низерзаксенверфена, могут донести в Берлин о неточном исполнении Ларенцем предписания фюрера: в конце концов, ему была предоставлена определенная самостоятельность в выборе средств и методов действий. Он полагал, что от громоздкой трубы, которую представлял собой корпус ракеты, можно избавиться в любой момент на пути к Альпам: сбросить ее в реку или на худой конец просто взорвать. (Ларенц приказал шарфюреру Мучману взять с собой ящик мощных противотанковых мин «теллер», они могли сгодиться и в других случаях.)

На следующий день после выезда штандартенфюрер убедился, что, пожалуй, несколько преувеличил возможные трудности маршрута: автострады были в неплохом состоянии, пробки случались довольно редко, так как на всех узловых пунктах, на переездах, у мостов стояли заставы из берлинского особого полка полевой жандармерии — ведущие на юг эвакуационные трассы были взяты под контроль дорожной полиции и войск СС. Желтый спецпропуск Ларенца действовал магически, его колонну всюду пропускали вне очереди.

За Дунаем у Ингольштадта начались знакомые, уже полузабытые Ларенцем, живописные пейзажи Южной Германии, а после Мюнхена, который они проехали ночью, стало чувствоваться дыхание уже недалеких Альп: в кабину врывался ветерок, пахнущий неповторимой горной свежестью. Он напомнил штандартенфюреру далекую бесшабашную молодость: ночные кутежи, вперемешку с выездами на внезапные акции, петушиная непримиримость и беспричинные ссоры с друзьями, вечное нетерпение и жажда опасных схваток — да, у них, молодых штурмовиков, был-таки огонек в крови, против этого ничего не скажешь… Теперь он, Ларенц, возвращается снова туда, откуда начинал своей боевой путь, опасный, как тропа на горной крутизне, — к благословенному Берхтесгадену, «Бергхофу» — «гнезду фюрера», к повитому дымкой времени Высокому Геллю.

Что это: случайное совпадение или роковой каприз судьбы, прихотливо замыкающий громадный — в целых десять лет, и каких лет! — жизненный круг?..

Несмотря на то что рейд в целом проходил успешно, штандартенфюрера не покидало чувство постоянного беспокойства, особенно его тревожили военнопленные. Во время каждой очередной стоянки он лично проверял устроенный в кузове пятой машины фанерный фургон, где вповалку располагалась рабочая бригада. У русских, вчерашних полутрупов, были теперь довольные, даже веселые лица — это внушало подозрение. Ларенц не сомневался: пленные замышляют побег. Следовало предпринять меры, чтобы не остаться в пункте выгрузки без всякой рабочей силы.

Вечером южнее Зальцбурга, когда уже начались предгорья, а впереди, в закатных лучах, кроваво алели снеговые вершины Альгейских Альп, Ларенц велел сделать привал. Затем он приказал шарфюреру Мучману построить на лужайке пленных и произвести тщательный обыск в фургоне, обыскать каждого пленного. У одного из них был обнаружен нож, у другого — увесистый обломок железного прута; обоих штандартенфюрер расстрелял лично тут же, на месте.

Затем пленных заставили перенести фургон на четвертую машину, а пятый «христофорус» вместе с грузом и трупами двух расстрелянных пленных по приказу Ларенца сбросили в горную реку Зальцах — штандартенфюрер лишь теперь убедился, что машина эта действительно станет обузой на узкой дороге.

Охрану пленных в пути возглавил шарфюрер Мучман, и не в кабине грузовика, где он до сих пор просиживал штаны, а в кузове, рядом с двумя охранниками-эсэсовцами. «Пусть несет, болван, личную ответственность, а не валяет дурака», — решил Ларенц.

И все-таки предчувствие не обмануло его: этой же ночью на бивуаке у первого перевала пленные совершили побег. Ларенц, проснувшись, выскочил из кабины, словно ошпаренный: вокруг трещали автоматы, а справа по склону, среди камней, в багровом пламени ухнуло две гранаты. Это был настоящий бой.

«Неужели партизаны?!» — панически подумал штандартенфюрер, плашмя падая на землю, мокрую от недавнего дождя. Выхватил парабеллум, дважды, не целясь, выстрелил в темноту. Выстрелы сразу отрезвили: что же произошло, черт побери…

А произошел побег, причем пленные совершили его без помощи каких-либо партизан. Оказывается, они прибили насмерть обоих охранников, оглушили Мучмана и, вооруженные двумя автоматами, ушли в лес. Это Мучман, придя в себя, открыл по ним огонь, а они ответили автоматными очередями, да еще захваченными гранатами. Под один из взрывов и попал выскочивший с перепугу из кабины шофер. Итого — три трупа…

Ларенц осветил фонариком разбитое лицо шарфюрера Мучмана, крепко выругался — этот кретин наверняка проспал нападение. Впрочем, штандартенфюрер винил и самого себя — не сумел перехитрить русских. Он приказал заводить моторы и немедленно трогаться в путь — оставаться здесь было опасно, русские могли организовать налет.

В некогда тихом курортном городке Бад-Ишле царило настоящее столпотворение: узкие улочки оказались забиты автомашинами, танками, горно-егерскими пушками. Не задерживаясь, автоколонна Ларенца двинулась дальше, в расположенный в этой же долине в двадцати километрах Бад-Аусзее. Здесь штандартенфюрер нанес визит начальнику гарнизона генералу Фабиунке и, заручившись его поддержкой, решил дать своей команде полный ночной отдых перед завтрашним финалом — разгрузкой и всем, что с ней было связано.

Вечером Ларенц уединился с шарфюрером Мучманом для последнего детального инструктажа. Конечно, теперь после бегства пленных, цепочка исключения значительно упрощалась, тем не менее от Мучмана зависело многое. А он, к сожалению, еще не совсем оправился после вчерашней ночной «побудки».

Однако, выслушав Ларенца, шарфюрер буркнул хрипло и уверенно:

— Яволь!

Из-под окровавленного бинта глаза его светились такой тяжелой злобой, что Ларенц оставил всякие сомнения. Можно было лишь представить мстительное наслаждение, с которым станет Мучман завтра всаживать пулю за пулей в охранников-эсэсовцев, оказавшихся малодушным дерьмом — они ведь из трусости не вылезли даже из кабин, когда пленные избивали их несчастного начальника!

В конце концов, Ларенц не очень-то и расстраивался по поводу ночного побега пленных. Черт с ними — каждому свое. У него под рукой будет девять человек (четыре шофера и пять эсэсовцев). Этого вполне достаточно, чтобы разгрузить «христофорусы». Ну а вместо пленных недостающее звено в цепочке займут шоферы. Только и всего.

Разгрузка на другой день прошла успешно. Даже с приятной неожиданностью: пожилой адмирал — начальник испытательной станции на Топлицзее любезно предложил Лaренцу автокран и паром из спаренных лодок. (Адмирал буквально затрепетал и порозовел от волнения, прочитав личное предписание фюрера.)

Штандартенфюрер наблюдал за всей операцией со стороны, с заросшего ивняком прибрежного бугра. С помощью буссоли он тщательно фиксировал место, где опускались под воду тяжелые контейнеры, и наносил на топографическую карту заветные крестики. Настроение у Ларенца было приподнятое: он знал, что именно сейчас у этого синего озера, зажатого скалами, переживает звездный час своей жизни. Благословенные минуты, когда не волнует прошлое и ничуть не тревожит будущее, когда залитый солнцем окружающий мир не кажется, а воочию становится твоим, лично тебе принадлежащим. Он завершал первое, трудное и противоречивое «кольцо жизни», чтобы подняться на новый ее виток, который виделся в спокойном серебристом сиянии, как это лежащее у ног озеро.

Он так давно ждал заветного успокоения. И потому после исчезнувших под водой контейнеров уже ничто не волновало его душу: ни грохот сброшенных со скалы «христофорусов», ни даже короткие автоматные очереди, последовавшие несколько минут спустя.

А вскоре появился шарфюрер Мучман. Он выглядел непривычно бледным. Бросив оземь пилотку, шарфюрер стал разматывать на голове бинт.

— Мешает? усмехнулся Ларенц.

— К черту! Надоело все, — угрюмо буркнул Мучман.

Разумеется, штандартенфюрер понимал его: как ни говори, а все-таки непросто лишать жизни своих недавних товарищей. Молодых, здоровых, крепких парней, которым еще надлежало бы долго жить. Да, чтобы вершить судьбы, надо не просто иметь право, надо чувствовать это право…

9

Такой артподготовки Вахромееву не доводилось видеть раньше. Зашаталась под ногами земля и началось светопреставление, когда ровно в шесть утра одновременно рявкнули тысячи орудийных глоток. От гула, грохота, скрежета пестрело в глазах, воздух казался обжигающе-горячим, душно, осязаемо-грубо давил в лицо, в ноздри, до боли закладывал уши.

Лихорадило весь берег, в ознобе тряслись и падали с танковых башен маскировочные свежесрубленные сосенки, на дощатом стволе в блиндаже приплясывала пустая алюминиевая кружка.