Владимир Санги - Легенды Ых-мифа

• Название: Легенды Ых-мифа
• Автор: Владимир Санги
• Издательство: © Издательство "Советская Россия", Москва,1967 год.
• Жанр: Советская классическая проза

Первый нивхский писатель Владимир Санги, автор романа «Ложный гон», повестей «Изгин», «Семиперая птица» и ряда сборников рассказов и стихов, уделяет много внимания культурному наследию своей маленькой четырехтысячной народности - его эпосу. Пожалуй, нет на Сахалине селения или стойбища, где бы не побывал неутомимый исследователь. Зимой - на собаках, летом - на лодках, а чаще - пешком он пробирается в самые отдаленные стойбища охотников и рыбаков, где едва ли не каждый второй старик - сказитель. Полные рюкзаки записей наблюдений и древних преданий привозит с собой писатель из каждого путешествия. Эта книга - первая большая работа, написанная по мотивам нивхского фольклора. Самый широкий читатель найдет для себя в этой книге много интересного.

---

— Четыре…

— Пять… — Скачет лиса по нерпичьим головам, только правит хвостом, чтобы не соскользнуть в воду.

При счете «девять» лиса доскакала до льдины, вспрыгнула на нее, обернулась и прокричала:

— А теперь не мешайте мне, я сама буду тренироваться в счете.

Отплыли нерпы подальше, чтобы не мешать лисе заучить счет. А лиса тем временем съела вкусного жирного нерпенка. И, когда наелась, вышла к кромке льда:

— Эй, нерпы! Я уже выучила счет! Приплыли нерпы к льдине, выстроились одна за другой. И лиса поскакала по их головам:

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Доскакала до берега, выскочила на припай, полуобернулась, помахала пушистым хвостом:

— Спасибо! До свидания!..

А нерпа подумала: «Какая я мудрая — так быстро научила лису».

Тюлень и камбала

На севере Ых-мифа есть залив, отделенный от Пила-керкка — Охотского моря — песчаной косой. Это лагуна. Лагуна как лагуна: в ее чаше есть глубокое русло, в которое во время прилива вливается морская вода, а в отлив она бурно выливается обратно в море через узкий пролив; в лагуне есть и обширная отмель, она простирается к западу от голубого русла, постепенно переходя в пологий берег. Отмель вся заросла морской травой.

Когда ты поедешь ставить сети, не ставь их на мелководье. Здесь не поймаешь ни кеты, ни тайменя. Сети забьет морская трава, а нижние ячеи — камбала. И не простая гладкая, а звездчатка. Она вся покрыта колючими наростами, похожими на бородавки. Эта камбала обычно ложится на дно лагуны, плавниками накидает на себя ил, и ее не видно. А глянешь туда, где глубоко, увидишь на поверхности воды черную круглую голову тюленя. Она поворачивается влево, вправо, большие блестящие глаза словно ищут кого-то. Тюлень долго ищет, не находит, ныряет в глубь залива, но вскоре опять появляется на его поверхности, поворачивает голову влево, вправо.

* * *

Некогда звездчатка была похожа на других камбал. И ей это не нравилось. И поплыла она искать, с кем бы посоветоваться, как быть не похожей на остальных камбал.

Встретилась с навагой:

— Навага, навага, ты пришла в наш залив из дальних вод. Тебе не страшен даже седьмой вал. И ты видела много. Скажи мне, как сделать, чтобы не походить на остальных камбал?

Видавшая виды навага удивилась вопросу камбалы, покачала тупой головой, вильнула тонким хвостом и ушла в глубину.

А камбала обращалась и к корюшке и к тайменю. Но никто не мог помочь ей.

— Я помогу твоему горю! — сказал тюлень. — Только, чур, и ты поможешь мне.

— Конечно же! Конечно же! — обрадовалась камбала, подплыла к тюленю, погладила плавниками его усы.

В то давнее время тюлень был весь черный, и его можно было заметить далеко во льдах. А у тюленя, известно, много врагов: медведь, орел, лиса…

Тюлень принялся мазать камбалу потайной глиной. Долго и старательно делал он свое дело. Только и было слышно, как он сопит от усердия. На хвост камбале тюлень перенес веер северного сияния, плавники окрасил в цвет тихого заката над августовским заливом.

Камбала любуется собой — не налюбуется. Повернется то одним бочком, то другим, проплывет то над волной, то у самого дна.

Тюлень ждал, ждал, кое-как дождался, когда угомонится камбала.

— Теперь ты принимайся за меня, — говорит тюлень. — Я черный, и меня далеко видно во льдах. Сделай меня серым, чтобы я был незаметен и во льдах и на берегу.

— Мигом я это сделаю, — сказала камбала и стала мазать тюленя белой глиной.

Но у камбалы не было столько усердия, сколько у тюленя. Да и спешила она к своим сородичам, чтобы показать себя. Она нанесла несколько пятен и отстала.

— Фу-у-у, устала, — сказала она.

— Отдохни немного, — посочувствовал тюлень. А камбала повернулась и поплыла от него.

— Ты куда? — спохватился тюлень.

Камбала сильно ударила плавниками, только и видел тюлень ее плоскую спину. Тюленю стало страшно: он ведь теперь пестрый. Ему не укрыться ни во льдах, ни на берегу: во льдах его выдадут черные пятна, а на берегу — белые.

— Ах, так! — возмутился тюлень и погнался за камбалой. Долго длилась погоня. Но куда там: только тюлень раскроет пасть, чтобы поймать обманщицу, та ловко увильнет в сторону. Тогда разозленный тюлень схватил горсть крупного морского песка и бросил в камбалу. Так и покрылась камбала колючими наростами, похожими на бородавки.

С тех пор прошло много времени. Но и по сей день тюлень враждует с камбалой. Камбала прячется от грозного тюленя в траву на мелководье. Она ложится на дно лагуны, накидывает на себя ил, и ее не видно.

А пятнистый тюлень плавает на глубине, все ищет камбалу, не находит, ныряет до самого дна, всплывает на поверхность залива, поворачивает голову влево, вправо…

На болоте

Неподалеку от нашего селения есть болото с островками посередине. Берега его заросли густой травой. Большая красивая птица цапля давно поселилась на болоте и свила себе гнездо на сухом островке под тенистыми кустами. Она каждый год, как только сойдет с болота лед, прилетала на тот островок.

В солнечный день цапля любила тихо стоять на одной ножке, подтянув другую. Она закрывала глаза, думала свои думы. А думала она о прожитых днях, о хорошем летнем солнце, о сухом островке с уютным кедровым кустарником. Еще вспоминала она, как ей трудно преодолевать большие расстояния через леса и горы, реки и моря, чтобы уйти от зимы в лето и возвращаться назад, когда наступит в ее суровом краю тепло. Трудно совершать дальние перелеты, но птица знала, что в мире ничего нельзя изменить, что в ее краю всегда будет полгода зимы и надо на это время улетать. И радовалась, что природа наделила ее сильными крыльями. В летние тихие дни цапля взлетала над болотом и, раскинув широкие крылья, подолгу парила в восходящих струях нагретого воздуха. Она поднималась до самых облаков, кружила вместе с ними. И на нее с земли восхищенно смотрели другие жители болота: тонкоклювый кулик, который тоже умеет летать, но невысоко, и терпеливая, ленивая выпь, которая предпочитает длинные, быстрые ноги своим слабым крыльям. Они задирали кверху головы и от изумления цокали языками.

Покружив, цапля плавно опускалась на свой островок и снова грелась на солнце, стоя на одной ноге, и думала свои думы. Теперь она думала о том, что скоро прилетит цапля-отец и они вместе будут ладить остывшее гнездо. А впереди целое лето забот: ведь нужно выкормить и поднять на крыло всех детей!

Рядом с островком в болотной жиже жила жирная лягушка. Она тоже любила понежиться на солнце. Лягушка выползала на кочку, подставляла под теплые лучи свой холодный бок и лениво лопотала языком.

Говорила она обо всем, что видела или слышала. А когда не знала, что говорить, лягушка не находила себе места и прыгала по всему болоту, поднимая шум. И тогда из прибрежной травы высовывались другие жители болота: жуки, черви, мухи. И лягушка останавливала каждого, кого встречала, и заговаривала с ним.

Но жизнь болота тихая, в ней происходит мало событий. И лягушке стало невмоготу от скуки. Известно — у нее нет особых забот. Лягушке не надо вить гнездо, не надо вскармливать детей — выбросит икру в болотную воду и тут же забудет о ней. А когда нет забот, время тянется томительно.

Много раз видела лягушка, как цапля легко взмывает в небо. И лягушке захотелось туда же. Как-то вскарабкалась на кочку, собралась всеми силами и оттолкнулась. Взлетела лягушка над кочкой, раскинула лапки и уже думала, что парит, и от радости хотела крикнуть победное «Ква!», как почувствовала резкий удар в брюхо и всю глотку забило илом — лягушка шмякнулась в грязь.

Лягушка обалдела от боли. Потом, когда в глазах прошло помутнение, заметила в небе цаплю. И оттого что ей больно, и оттого что она не взлетела в небо, и оттого что в это время под облаками парила цапля, лягушку обуяла неукротимая злость и сердце защемила зависть.

Долго думала лягушка, как бы досадить цапле. Как только прошла боль в брюхе, нырнула в воду, всплыла у островка, спряталась в траве. И стала следить за цаплей. Цапля была не одна — к гнезду прилетела цапля-отец. Цапли занимались своими обычными делами: выправляли помятые перья, чистили их и грелись, медленно поворачивались грудью вслед за солнцем. До самого вечера прождала лягушка, но так и не нашла, к чему бы прицепиться. В ту ночь лягушка совсем не спала. Все от злости.

На другой день чуть свет лягушка вновь оказалась у островка. Было холодное туманное утро, и цапля-отец и цапля-мать спали в своем гнезде, уютно спрятав головы в перья на плече.

Лягушка осторожно без плеска нырнула в воду, поплыла в высокую траву и стала шептать на ухо жуку, червяку, мухе, своим сородичам — лягушкам, что вот, мол, цапли спят в одном гнезде. И хотя все болотные твари видели такое и раньше и не обращали на это никакого внимания, но в сей миг, когда услышали слова лягушки, удивленно переглянулись между собой, каждая из них приняла позу и с гневным возмущением высказалась в адрес цапель. Потом лягушка, дав тварям повозмущаться, многозначительно сказала: