Дора Моссанен - Куртизанка

• Название: Куртизанка
• Автор: Дора Моссанен
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-343-596-1

Великие парижские куртизанки из клана д'Оноре Франсуаза и мадам Габриэль прочили Симоне блестящее будущее — стать достойной продолжательницей семейного бизнеса. Ведь у девушки было все: ослепительная внешность, острый ум и взрывной характер. Однако Симона нарушает план матери и бабушки, влюбившись в прекрасного ювелира персидского шаха, который должен был стать ее первым мужчиной. Она решает ехать за любимым на край света, в Персию, страну с другой религией, другими обычаями.

---

Перепрыгивая через две ступеньки, словно юный джентльмен, спешащий на свидание, а не шестидесятивосьмилетний раввин, он прокричал:

— Симона! Дорогая, где ты? — Его баритон эхом отразился от высоких потолков и привлек внимание любопытных слуг изо всех уголков дома.

Мадам Габриэль выглянула из своего будуара. С трудом узнав в этом жизнерадостном энергичном мужчине своего папашу, она поджала губы и захлопнула дверь. Что задумал ее отец? Не в его манере являться без приглашения и предварительного уведомления. Собственно говоря, он упорно отказывался принимать даже ее приглашения на обед. И почему это он звал Симону, словно намеревался сопровождать ее на бал-маскарад?

При виде экипажа, доставившего дедушку, Симона оставила лошадь в конюшне и побежала к замку. Как незаурядная личность, он неизменно восхищал ее: несмотря на все свои усилия, он по-прежнему оставался раввином. Так и на этот раз, не в силах сдержать восторг, она на цыпочках подкралась к нему сзади, обхватила его руками и крепко обняла.

— Alors! Ну вот, — вскричал он, — ты меня так напугала, что я чуть не умер от неожиданности.

— Симпатичное у тебя пальто. И бабочка шикарная. — Она потрогала медали на лацкане его пиджака. — В каком ты звании? Вступил в армию, дедуля?

— А! Дорогая моя, милая девочка, твой старый дед все еще держит несколько козырных тузов в рукаве. И разве не поэтому ты с такой помпой обратилась ко мне? Красные чернила, а затем еще и Альфонс пожаловал собственной персоной, чтобы привезти меня. Должно быть, у тебя есть на то важные причины. Давай выйдем — посидим на солнышке.

Симона оперлась на его руку, но потянула его вверх по ступеням. Она не осмелилась бы пригласить его в парк, где наяды испускали струи воды из своих промежностей, или на поросший клевером холм с его галереями чувственных перчаток и непристойных портретов, в которых мадам Габриэль выставляла напоказ ужасно интимные вещи. Но не успели они подняться на площадку второго этажа, как ее пронзила ужасная мысль: а что, если он сочтет ее решение оставить родительский кров ради перса таким же неприемлемым, как некогда и подобный поступок его собственной дочери? Он никогда не скрывал своего неприязненного отношения к Альфонсу и его родной стране.

— Хорошо, дедуля, — заявила она, развернулась и повлекла его вниз по ступенькам. — Пойдем на воздух, если тебе хочется.

Они миновали озеро, в котором она с Киром плескалась всего несколько дней назад. Чувствуя себя восхитительно испорченной и безнравственной, она потянула деда к поросшему клевером холму.

Он принялся карабкаться вслед за ней. Подъем давался ему с трудом, но он не намеревался расставаться с личиной моложавого человека, которую он выбрал для себя в этот день.

— Пошел! — шикнул он на павлина, вздумавшего клюнуть его в накидку, подобрал подол и продолжил подъем.

— Куда мы идем, та chere? Уж не в печально известные галереи твоей бабушки?

Она приостановилась, поджидая, пока он поравняется с ней.

— Да, дедуля, именно туда. Знаю, ты их еще не видел. Я понимаю, что это не вполне пристойное зрелище, и приношу свои извинения за то, что привела тебя сюда. — В голове у нее крутились возможные аргументы, она старалась справиться с чувством вины и предугадать, какой будет реакция любимого деда на жизнь дочери, выставленную нагишом и напоказ.

На вершине холма он остановился, чтобы отдышаться, пораженный красотой утопающих в цветах галерей, оформленных в декадентском стиле.

— Нет, Симона, я отказываюсь входить туда.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — всего один только разик, ради меня.

— Это немыслимо.

— Да, и жестоко с моей стороны, но у меня нет другого выхода. Пожалуйста, дедуля, на карту поставлено мое будущее. И ты не поймешь, о чем идет речь, пока не увидишь галереи собственными глазами.

Он тяжело вздохнул. Эстер по-прежнему была способна преподнести ему неприятный сюрприз, но, быть может, его любимая внучка окажется не такой. Он позволил увлечь себя в галерею, которую Симона считала наименее оскорбительной из трех: галерею кумкваты[33].

Повсюду были выставлены на обозрение накидки, фуляры и веера. Бирюзовый бархат, вязаные корсеты, шкуры леопарда и накидки из газа, украшенные перьями и вышивкой, выкрашенные в тон. Веера из лебединых, страусиных перьев и даже перьев скопы, поверх которых глаза мадам Габриэль сверкали подобно драгоценным камням. Шали из золотистой ткани, напоминающие жидкое золото, с прозрачными фулярами в тон, воздушные и невесомые, как снежинки, свисали с ветвей.

Раввин ошеломленно огляделся, потрогал веер и испуганно одернул руку, как будто его ударило током. Наклонившись и вытянув шею, он попытался заглянуть с обратной стороны веера, не прикасаясь к нему, чтобы понять, из чего он сделан. Обнаружив, что это перья, он удивленно вскрикнул:

— Какую же бедную птицу ощипали ради такого?

— Ни за то не угадаешь, — в затруднении пробормотала Симона. — Для того чтобы сделать один-единственный веер, приходится принести в жертву очень много лебедей, павлинов или других прекрасных птиц, а некоторых ощипывают еще живыми, чтобы перья смотрелись лучше. — Она взяла веер в руки и окончательно сразила раввина, принявшись обмахиваться им. — Потрогай, на ощупь он похож на человеческие волосы. Grand-mere строит глазки, глядя через вот эти две щелки.

Раввин принял веер у Симоны, но на ощупь перья показались ему чересчур странными, и он выронил его, словно обжегшись.

Симона подняла веер, сдула с него пылинки, положила на место и отошла в сторону, чтобы взглянуть, все ли так, как было раньше.

Раввин, загипнотизированный столь экзотическими перьями и цветами, ощутил неловкость оттого, что перед ним открылась такая интимная сторона жизни его дочери. Он развернулся на каблуках и вышел вон.

— Умоляю тебя, побудь со мной еще немножко, — вырвалось у Симоны. Казалось, она взывала не столько к нему, сколько обращалась к себе самой.

Он вздохнул, прикрыл глаза, чтобы не видеть галерею кумк-ваты, и вошел в музей, посвященный перчаткам. Его первой реакцией было удивление. Зачем Эстер столько? Неужели они были инструментами ее профессии, и если да, как она ими пользовалась? Разве обнаженная рука не выглядит более соблазнительно по сравнению с материей, мехом или кожей? Ее дочь скрывала свои руки точно так же, как она скрывала свое прошлое. Но ее руки, равно как и прошлое, были прекрасны. Ей нечего было стыдиться. С отчаянием в душе он вдруг понял, что его дочь стала для него еще большей загадкой, чем он воображал.

Симона тоже не могла взять в толк, почему толпы известных и выдающихся мужчин совершали паломничество на поросший клевером холм только для того, чтобы поклониться легендарным рукам мадам Габриэль. Здесь были и перчатки черного шелка с крошечными атласными бантиками и бриллиантовыми пуговичками, перчатки до локтя из золотистого тюля, лайковые перчатки с атласной подбивкой с раструбами, варежки из шиншиллы и митенки из органзы, но все они являли верх изящества и элегантности. Она натянула пару тонких митенок и, подражая соблазнительному балету пальцев бабушки, поднесла руку к носу раввина.

— Эй, убери это! — Он сердито отмахнулся от неприличного прикосновения велюра и запаха духов своей дочери. — Фуууу! Что это еще такое? Зачем нужны перчатки с дырками? Зимой в них холодно, руки замерзнут. Даже попрошайка Сара не стала бы носить эти шметтехс, эти жуткие тряпки! Сними их, Симона, сними немедленно, я настаиваю. Сейчас же!

Симона осторожно высвободилась из плена перчаток и положила их обратно на полку, одновременно внося коррективы в разработанный ранее план. Хватит ли у нее духу показать раввину портреты ее дочери, на которых она изображена в откровенных позах со своими любовниками? Веера привели его в замешательство, а перчатки так попросту оскорбили. Тем не менее, раз уж они здесь, ей ничего не оставалось, как продолжать.

— Идем! Идем! — воскликнула она, как будто приглашая его в сады Эдема, в райские кущи.

Он не сдвинулся с места. Перчатки и веера шокировали его и едва ли не парализовали. Осознание того, что его дочь жила в окружении подобной непристойности, надломило его. У него не было ни малейшего желания подвергаться дальнейшим унижениям.

— Я видел достаточно. А ты иди, Симона, если тебе нужно.

Она уткнулась головой ему в плечо и тихонько всхлипнула.

— Прости меня. Мне не следовало вести тебя сюда. Я вызову экипаж, чтобы отвезли тебя домой.

— Ты так и не сказала мне, зачем вообще звала меня, — заявил он, не в состоянии выносить ее слез.

— Я причинила тебе уже много боли.

— Ну, хорошо, хорошо, твоя взяла. Покажи мне и эту галерею, если это поможет тебе успокоиться. Только пообещай мне, что это будет последний экспонат.