Федор Грачев - Записки военного врача

• Название: Записки военного врача
• Автор: Федор Грачев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

Записки заслуженного врача РСФСР Ф. Ф. Грачева относятся к одному из напряженнейших периодов Великой Отечественной войны. В них рассказывается о создании и работе большого военного госпиталя в тягчайших условиях блокадного Ленинграда. Однако книга Ф. Ф. Грачева — это не только рассказ о бедствиях и страданиях города на Неве. Испытания, выпавшие на долю Ленинграда, позволили автору раскрыть замечательные характеры советских патриотов. Перед читателями проходит галерея защитников Ленинграда — солдаты, офицеры, моряки, врачи, ученые, студенты, литераторы.

Автор записок не замыкает повествование узкими рамками жизни своего госпиталя. Многочисленный коллектив живет интересами всей страны, событиями необозримого фронта от Балтийского до Черного моря.

В книге нет вымышленных лиц, все герои фигурируют под собственными именами.

Среди книг, посвященных блокаде Ленинграда, книга Ф. Ф. Грачева займет свое, особое место и вызовет у читателя несомненный интерес.

---

— А вы почему не эвакуировались?

— Мне и здесь дел много. Была на оборонных работах. Дежурю на крыше… Помогаю строить пулеметное гнездо…

Хотелось скорее сообщить в госпиталь, что наряд на фанеру получен, пусть пришлют грузовик к моему дому, и я сразу поеду за фанерой. Но телефон оказался выключен.

— До конца войны, — сказала Вера Матвеевна.

Окна госпиталя залатаны фанерой. Осталось немного и про запас. Щедро дали фанеры в Лесном порту.

Вечером в этот день личный состав госпиталя был вызван в главную аудиторию, бывший лекторий для студентов, — самое большое помещение в центральной части здания.

На большой черной доске здесь еще сохранилась надпись: «Сбор всех добровольцев во дворе».

В этой аудитории, расположенной амфитеатром, собрались и опытные, квалифицированные хирурги, и врачи всех специальностей. Они мало что знали о специфике военно-медицинской службы, военно-полевой хирургии, о работе во фронтовом госпитале.

Собрание открыл Ягунов. Он сразу же напомнил основное положение Н. И. Пирогова: война — «травматическая эпидемия». Ни одна страна в мирное время не может иметь столько хирургов, сколько нужно для войны, тем более для такой чудовищной, какой является современная. Самой жестокой и тяжелой. Значит, мы должны учиться, и быстро учиться в процессе работы.

Ягунов подчеркнул, что все мы пришли из разных больниц, клиник, институтов, сторонниками различных школ и направлений своих шефов, со своим опытом, установками и традициями. Но всех объединял один принцип: лечение больных на месте, от поступления и до выздоровления. Это отвечало потребностям мирного времени. Однако теперь от такой практики мы вынуждены отказаться.

— Я обращаю ваше внимание на мои слова — лечение на месте. Так было. А в чем заключается хирургия военного времени? В преемственной последовательности. От переднего края войск и до фронтового госпиталя раненые и больные проходят ряд медицинских учреждений. Каждое из них принимает раненых «на себя». Выясняет характер и тяжесть ранения и оказывает лишь ту помощь, которая необходима сейчас же, которая диктуется боевой обстановкой. А потом — направление «от себя», дальше, на следующий этап. Более точно: этапное лечение с эвакуацией по назначению.

Задача нашего фронтового госпиталя — лечить легкораненых до полного восстановления боеспособности, а тяжелораненых — до транспортабельности, с последующей эвакуацией для лечения в глубокий тыл. Такова схема, разумеется, в кратких чертах.

Потом Ягунов сообщил, что уже подготовлено десять медицинских отделений. Штат пока укомплектован для шести, и завтра мы должны начать работу.

— Слов нет, нам будет трудно! — громко сказал Ягунов. — Могут возникнуть много неожиданных трудностей. Ведь отсюда до врага — двенадцать километров… В этих условиях, как никогда, требуются дисциплина, самообладание!

Ягунов говорил повелительно, короткими фразами. Ходил перед столом то в одну, то в другую сторону, как вахтенный штурман на мостике. На поворотах останавливался, словно заканчивая свою мысль.

Это был разговор прямой, убедительный, правдивый. С каждым, как бы один на один, и со всеми вместе.

Он сразу подкупил аудиторию. Интонации Ягунова возникали мгновенно. Фразы, мимика, улыбка сопровождались выразительными жестами.

— Я был на фронте. В первую мировую войну. И был ранен. Знаю — тяжко солдату, когда у него разорвано тело.

Позади слышу тихие реплики:

— Кажется, нам повезло с начальником!

— Он знает, о чем говорит…

— И кому говорит…

После Ягунова выступил начальник медицинской части профессор Долин. Он не спеша поднялся на кафедру, скрипя коричневыми крагами. В очках, в сером спортивном костюме.

Привычным профессорским жестом обхватил края кафедры. Выдержав паузу, изложил ближайшие неотложные задачи и степень готовности нового госпиталя: на втором этаже оборудованы большая сортировочно-перевязочная на девять столов, рентгеновский кабинет, комната для проявления снимков.

Оперировать хирурги будут в двух операционных. Готова и гипсовальная. Здесь во время приема будет происходить внутригоспитальная сортировка раненых на медицинские отделения, в зависимости от характера ранения и уточнения диагноза.

Довольно скоро начмед отправился в «дальнее плавание». Последовательный ученик академика И. П. Павлова, он увлекся доказательством тезиса, что «физиология и медицина неотделимы» и что «физиология является законным советчиком во многих областях медицины».

— Опасаюсь, как бы наука не заслонила практики в работе госпиталя, — шепнул мой сосед, начальник девятого медицинского отделения хирург Коптев.

Я кивнул головой.

А Долин говорил и говорил. Ягунов постучал карандашом по графину с водой.

В ответ профессор показал два пальца — «две минуты». Жест ораторов, так хорошо знакомый и давно надоевший на совещаниях и конференциях, когда выступающие мучительно не могут «закруглиться».

Последним очень кратко выступил Луканин. Внимательно всматриваясь в аудиторию, комиссар сказал, что учеба — дело наживное. При желании можно много сделать. Надежный залог успеха в лечении будет зависеть от того, насколько каждый врач проникнется высокой мерой личной ответственности, своим гражданским долгом в стремлении помочь раненым.

Обращаясь к медицинским сестрам и санитаркам, Луканин сказал, что их отношение к раненым, уход за ними после операций имеют в некоторых случаях решающее значение.

— Плохой уход, товарищи, может загубить бойца, свести на нет всю огромную работу врачей. А теперь наберитесь сил, отдохните! — закончил комиссар. — Политрукам медицинских отделений явиться ко мне!

Итак, госпиталь создан. На день раньше положенного срока.

Комиссар был прав — опередили время.

— Кто бы мог подумать? Это просто чудо! — восхищались многие врачи.

Никакого чуда, конечно, не было. Народ пришел на помощь. Рабочие заводов, домохозяйки, учащиеся школ, студенты и преподаватели университета, депутаты районного исполкома, райком партии. Организовать госпиталь помогали свыше двухсот человек.

Принять раненых!

акой приказ был получен утром 17 сентября из фронтового эвакопункта. На фронте — кровопролитные бои.

К госпиталю одна за другой подходят санитарные машины.

Кровь… Стоны…

Первая история болезни. Командир роты 463-го стрелкового полка лейтенант Николай Федорович Белянкин. Тридцать восемь лет. Осколочное ранение правой поясничной области.

Заполняю историю болезни очередного раненого. На носилках краснофлотец Максим Александрович Кожевников. Боец морской пехоты. Голова забинтована по самые брови. Белизна повязки резко оттеняет бронзовый загар лица.

— Не найдется ли курева, товарищ военврач? — спросил Кожевников.

Я вынул портсигар. Раненый осторожно, двумя пальцами, взял «беломорину».

— Где вас поцарапало?

— С Пулковских высот мы…

— Ну, как там?

— Тяжело… Но устояли, будут помнить! Вот отремонтируемся, еще добавим!

— Доктор, — говорит сосед Кожевникова, — Максим — мой корешок. С одного корабля. Просим поместить нас в одну палату.

Раненые, раненые, раненые…

— А у вас что? — спрашиваю бойца с забинтованной головой.

— У меня — пустяки.

«Пустяки» — ранение в нижнюю челюсть…

На носилках лежит солдат. Он молчит. Не произносит ни одного слова.

— Кто вы?

Раненый только шевелит губами. Беспомощный, ничего не выражающий мутный взгляд. Он не слышит и не говорит. Целы руки, ноги. Но тяжелая контузия. Теперь он — глухой и немой.

Ему дают лист бумаги с вопросом: «Ваша фамилия?» Контуженый с большим трудом выводит карандашом частокол из палочек. Он разучился писать.

Заполняю историю болезни еще одного раненого. Поначалу он показался мне подростком. Измученное, бледное лицо, окровавленная повязка на шее. Глаза — молящие о помощи. Взгляд такой, что просто сердце разрывается. Но это не подросток, а девушка. Каротина Мария Федоровна. Двадцать три года. Медицинская сестра Кронштадтского морского госпиталя. Пострадала при бомбежке госпиталя.

Каротину немедленно несут в операционную, к профессору Бушу, у нее осколочное ранение, проникающее в пищевод.

Что означало для нас — принять раненого?

Из приемного покоя на носилках на второй этаж — три лестничных марша. Туда и обратно — шестьдесят шесть ступенек. А на третий этаж? Еще больше! Потом, по длинному коридору, сто метров — в сортировочно-перевязочную. Проделав раз тридцать без передышки такой маршрут, носильщики обессилели. На смену штатным санитарам пришли работники всех отделов и служб госпиталя. Потом явились политруки во главе с комиссаром Луканиным. Их сменили палатные медицинские сестры, санитарки, врачи.