Павел Шумил - Этот мир придуман не нами

• Название: Этот мир придуман не нами
• Автор: Павел Шумил
• Жанр: Фэнтези

Перед вами роман о нелегкой жизни и героических буднях героев дальнего космоса

(ЗАЧЕРКНУТО)

Это производственный роман о трудовых буднях маленькой группы прогрессоров, несущих свет знаний толпам диких…

(ЗАЧЕРКНУТО)

(ЗАЧЕРКНУТО, ЗАЧЕРКНУТО, ЗАЧЕРКНУТО)

Однажды в далекой-далекой галактике… (Блин! Уже где-то было…)

К черту! Потом что-нибудь придумаю. Итак…

---

— Хорошо, на четверть.

— Не больше, чем на пятую. Четверть! Они что, золотые, эти доски?

И в таком духе — полстражи. Сколько заплатить хозяевам рабов, которых пригласили на массовку, сколько — оркестру, сколько водовозам, сколько уборщикам мусора. С некоторыми казначей тут же рассчитывался, и народа за столом становилось меньше. Шурртх тоже получил небольшую денюжку за аренду непорочных дев и, не считая, ссыпал в кошель. Но не ушел.

Берра вместе с десятком рабов отправилась на рынок. На ту половину, что называется привоз. «Поварешки» растопили печи, поставили котлы с водой на огонь, а мы с Террой все сидели за спиной хозяев как истуканчики. Нас во Дворце тренировали подолгу сидеть, но Терра вся извелась.

Наконец, все посторонние были отпущены, остались только самые уважаемые. И почему-то, два чиновника Службы закона и порядка. Указать им на выход никто не осмелился. Думала, сами уйдут, когда один поднялся и направился к выходу. Но он вернулся с главой Службы закона и порядка. Мне стало страшно. А тут очередь говорить как раз дошла до Линды.

— Первое и главное. Театра не будет! Вчера мне здесь доходчиво объяснили, — Линда осторожно потрогала царапину на щеке, — что я взялась не за свое дело. Второе! Все обещания и финансовые обязательства — относительно покупки рабов и прочего — я выполню. Как и договаривались, сегодня оплачу месяц аренды сцены Амфитеатра и служебных помещений. Я сказала.

Я сидела и хлопала глазами. Это же хозяин запретил Линде держать театр. А теперь все думают, что виноват глава Службы закона и порядка. Так ему и надо!

— Госпожа Линда, вчера произошел один неприятный инцидент. Намерена ли ты обратиться в суд в качестве истца? — подал голос один из чиновников Службы закона и порядка.

— Нет, если меня не вынудят к этому. Я долго думала вчера, и пришла к выводу, что ваш римм не хотел нанести мне оскорбления. Чьи-то злые шептуны напели ему в уши, чтоб поссорить нас. И им это почти удалось.

— Теперь я должен задать тот же вопрос тебе, уважаемый, — развернулся чиновник к своему римму. — Намерен ли ты обратиться в суд?

— Нет, — сухо ответил тот.

— Слова сказаны при свидетелях числом более трех и были услышаны. На этом наше дело закончено, и мы удаляемся.

Оба чиновника поднялись, развернулись и ушли. Даже жеста прощания хвостом не отмахнули. Остальные гости тоже начали расходиться. Но глава Службы закона и порядка подошел к нам и вежливо попросил Линду уделить ему четверть стражи на разговор без свидетелей. Я бы ни за что не согласилась, но Линда пошла. Шурр понял по моему лицу, что что-то не так, сел рядом, положил руку на плечо. Только успела ему пожаловаться, как услышала в ошейнике голоса. И начала скупо ему пересказывать.

— Извиняются перед друг другом. Он спрашивает, сколько должен за испорченных рабов. Госпожа говорит, что чужое горе в золотых не измерить. Опять извиняются. Госпожа спрашивает, кто нашептал ему в уши. Он не хочет называть, говорит, сам разберется. Ой! Он хочет со мной поговорить. Меня госпожа зовет.

— Не ходи, — посоветовал Шурртх

— Надо…

На ватных ногах, зажав в кулаках хвост, иду на вызов.

— За эту рабыню я отвечаю перед своим Владыкой, — негромко предупреждает Главу Линда.

На секунду отпускаю хвост, кланяюсь самым учтивым поклоном и вновь вцепляюсь в этого предателя. Он дергается, вырывается. Да что со мной? Чего я боюсь? У меня у самой папа Владыка. И хозяин Владыка. А этот — всего лишь Глава… Не помогает.

— Следуй за мной, — хмуро бросает он и идет по направлению к ложам. А хвост у самого… Бежать нужно от такого хвоста. Бежать и прятаться. Бросаю взгляд на Линду. Госпожа кивком подтверждает приказ. Подруга называется… Не может быть подруг среди господ, правильно мне говорили. Ну и пусть! Я тоже не хвостом сделанная. Моя мама воином была!

Господин заходит за угол и резко останавливается. Знаем мы такую шутку. Рабыня налетает на господина — и идет прямиком на конюшню получать пять плетей. Нас даже тренировали на это. Тело само среагировало. Скользящий шаг вперед и в сторону, чтоб его плечо не задеть, разворот лицом к господину и шаг назад для создания положенной по этикету дистанции. Замерла, ушки — сама скромность, глазки на его плечо смотрят. А он даже не оглянулся. Стоит столбом, только хвостом нервно хлещет. Думает. Размышляет…

— Вчера ты спасла мою жизнь и честь. Проси награду.

А сам даже не обернулся. Стыдно ему признавать, что чужой рабыне чем-то обязан. Тут во мне такая злость поднялась, что даже страх куда-то пропал. А что сделала бы мама на моем месте?

— Награду или подачку, господин? — голос ровный, негромкий, как и положено рабыне. Зато как он встрепенулся, когда дошло, что я сказала. Развернулся, взглядом жжет, когти выпустил. Так бы и полоснул по щеке.

— А ты дерзкая рабыня. Но я тебе обязан. Терпеть не могу быть кому-то обязанным. Говори, чего желаешь?

А в меня словно злой дух вселился.

— Дорого ли господин ценит свою жизнь? — голос скромный, негромкий. Ох, доиграюсь…

— Дорого. Очень дорого, дерзкая рабыня. Кого-то ты мне напоминаешь? Уж не Владыка ли твой отец? Отвечай.

— Миу, не отвечай! Запрещаю отвечать! Так ему и скажи! — звучит в ошейнике голос Линды. Но во мне столько злости. И мы в стенах Амфитеатра, где я только вчера играла свою мать-воина! Прости, госпожа, ты сама учила меня искусству импровизации.

— Пятнадцать лет назад Владыка сказал два слова, и голова моей матери покатилась по каменному полу дворцового коридора. Мне тогда было два дня от роду, но я знаю, кто и за что убил мою мать. — Голос ровный, без интонации. И ни одного слова неправды. Как хочешь, так и понимай.

— Хватит играть словами. Говори желание.

Легко сказать… А что ты можешь дать рабыне? Свободу? Скажу слово хозяину — он в ту же минуту снимет с меня ошейник. Деньги? У рабыни не должно быть своих денег. Еду? Знал бы ты, какие деликатесы я в железном доме каждый день кушаю.

И тут в голову как молнией ударило. Хозяин же нас учил, а я бестолковая… Медленно опустилась перед господином на колени, коснулась лбом пола, выждала положенное время, прогнулась, подняла глаза. Поза униженной просьбы.

— Господин, сделай так, чтоб не рубили рыжим хвосты. Я знаю, ты можешь. Хотя бы детям, которые на этой земле родились. Они уже после войны родились, они ни в чем не виноваты. Не проливали они вашу кровь, не захватывали вашу землю. Нету у них другой родины, кроме этой земли. За что им позор на всю жизнь?

Как господин разозлился. Глазами молнии мечет, хвостом хлещет. Но молчит. Мне показалось, целую стражу надо мной простоял. Потом сказал:

— Я слышал тебя, дерзкая рыжая рабыня.

Развернулся и ушел, ни разу не оглянувшись. А меня затрясло. Линда с Шурртхом подбежали, утешать начали. Но куда там. Еще и слезы полились. Который уже раз за последний месяц. Линда вдруг говорит:

— Шурр, тащи ведро холодной воды. Будем приводить в чувства по методике шефа.

— Это как? — удивился Шурртх.

— Сейчас увидишь. Я, дура, еще ругалась на него.

Наверно, я уже пришла в себя, потому что поняла замысел.

— Госпожа, не надо меня водой обливать. Я ничего плохого не сделала.

— А хорошего? — ухмыляется во весь рот Шурртх.

— За хорошее как раз попадает больнее всего, — вздыхает Линда. — Идем, там, наверно, уже обед готов.

Обед еще совсем не готов. Только мясо в котлы бросили. Я сбегала к байку, достала из багажника свой хищный ножик и присоединилась к рабыням, которые чистили и крошили овощи. Это чтоб нервы успокоить. Господ осталось совсем мало, только те, что каким-то боком связаны с Амфитеатром. Линда отошла к ним, пошепталась и начала по одному подзывать к себе серых рабов. Когда двое первых вернулись, мы узнали, что все серые и черные получат свободу. Линда расспрашивала их, чем займутся, Обещала на первое время помочь деньгами и с обустройством.

Новость ошеломила. Рабы забыли об обеде, разбились на несколько кучек, строили планы, спорили. Некоторые перебегали от кучки к кучке.

— Чего радуешься? — осадила я одного рыжего. На языке рыжих спросила, чтоб чужие уши не поняли. — тоже хочешь ошейник снять?

— Хочу! — горячо ответил он.

— И долго ты здесь без ошейника проходишь? Тут ведь из свободных только ворам хвосты рубят. А раз хвост кончился — иди или в рабы, или на каменоломни. Тебе где больше нравится?

— А ты-то чему радуешься? Сама рыжая.

— Тому и радуюсь, что ошейник иноземцев ношу. Пока им служу, хвост при мне. А продадут местным — как тебе, под корень оттяпают.

Парень задумался, похлопал меня по спине и пошел советоваться со своими. Вскоре серые и рыжие разбились по разным кучкам.

Наступило время обеда. Последний раз кушали на сцене и за одним столом с господами. Поели быстро. После обеда Линда велела мне принести из багажника байка планшетку, скинула файл и велела переписать на пергамент на языке прраттов. Да, кто не знает, файл — это острая палочка на подставке, на которую чиновники отработанные документы накалывают. А на планшетке файл — он вроде свитка. Его на экране читать можно. Но там буквы русские, а из всех прраттов по-русски только я читать умею.