Виктория Токарева - О любви и не только… (сборник)

• Название: О любви и не только… (сборник)
• Автор: Виктория Токарева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-26120-6

Любовь нашего времени.

Странная и непростая.

Счастливая и неразделенная.

Любовь, погрязшая в мелочных расчетах…

Любовь, изнывающая в тисках семейного быта…

Любовь, которая ведет к измене и предательству, – и любовь, которая очищает человеческую душу и становится единственным подлинным смыслом бытия.

Любовь в произведениях Виктории Токаревой, вошедших в этот сборник, многолика и многообразна.

Но разве не так бывает и в жизни?

---

Возможно, я не права. Одиночество – это плата за ошибки. Но я имею право на ошибки. На ошибки не имеет права только пилот, ведущий в небе пассажирский лайнер.

* * *

Мне позвонил Валька Архипов.

– Зайди к Татьяне Александровне, – сказал он.

– А кто это? – не поняла я.

– Игоря вдова.

– Танька? – опознала я.

– Ну, наверное…

– А в чем дело?

– Зайди. Она в тяжелой депрессии. Надо что-то делать.

* * *

Дверь в квартиру оказалась не запертой.

При моем появлении Танька не повернула головы. Она сидела, глубоко вдвинувшись в диван, и смотрела в стену.

– Давно ты так сидишь? – спросила я.

Танька не ответила. Ей не хотелось разговаривать.

Я набрала Вальку Архипова.

– Может, ее в больницу? – спросила я. – Я же не могу с ней сидеть. И оставить ее тоже не могу.

– Больница – это ужасно, – сказал Валька. – Их там почти не кормят и бьют.

– Но что же делать?

– Надо подумать.

Я положила трубку. Надо подумать… Кто будет думать? И сколько времени?

Танька не выглядела сумасшедшей. Она просто не хотела жить. Сидела и ждала, когда все кончится само собой.

Она резко похудела, выглядела ребенком, которого забыли на вокзале.

Я отправилась в ванную комнату, взяла зубную щетку, крем для лица и все, что стояло на полочке. Скинула в целлофановый пакет. Вернулась в комнату и сказала:

– Поедешь со мной. Посидишь с Сашей. Научишь ее вязать. Через месяц начнутся каникулы, переедем на дачу. Будем сажать цветы.

Танька молчала, но я видела, что она слушает.

– Эта Надежда Ивановна неплохая женщина, – продолжала я. – Но она чужой человек. Ей все до фонаря. Ребенок это чувствует. Саше нужна родная бабка. Будешь работать родной бабкой.

Танька не двигалась, но повернула глаза в мою сторону.

– Саша – внучка Игоря, – продолжала я. – Она и похожа на него как две капли воды. Зачем тебе умирать вслед за Игорем, когда ты можешь поливать его веточку?

Танька разлепила губы и проговорила:

– А я тебе не помешаю?

– Мы переедем на дачу. Это твой дом. Твоя внучка. Если кто кому и помешает, так это я тебе. Но я буду сидеть тихо.

Танька продолжала смотреть перед собой, но с изменившимся выражением. Она возвращалась из своего зазеркалья в реальность.

– Ты меня жалеешь? – спросила Танька.

– Я себя жалею. Кто у меня есть, кроме тебя?

Я подошла к Таньке. Ее маленькое личико было почиркано мелкими морщинками. Мне захотелось обхватить ее руками и прижать к себе. Но я испугалась, что это слишком агрессивное действо для слишком слабой Таньки.

Я стояла в нерешительности. Танька выжидала, может быть, ей хотелось, чтобы ее кто-то схватил, притиснул и вытряхнул из черного мешка.

– Бросим все как есть. Потом найдем тетку, она сделает уборку, – распорядилась я.

– Сами уберем, – слабым голосом возразила Танька. – У денег глаз нет.

Жажда жизни просыпалась в Таньке вместе с жадностью. Жизнь и деньги для Таньки – одно, как близнецы-братья.

Ей неинтересно жить и экономить для себя одной. Танька выражает себя через любовь к ближнему. Любовь и служение.

Она сделает ноги всем моим картинам, и они зашагают по всему миру.

С Танькой я не пропаду.

* * *

Анька… Ванька… Танька…

Я подвинула чистый листок бумаги и написала:

«Простите, простите, простите меня. И я вас прощаю, и я вас прощаю. Я зла не держу, это вам обещаю, но только вы тоже простите меня…»

Это стихи Александра Володина.

Я должна найти свои слова, покаяться перед моими врагами. Представляю себе, как они удивятся и презрительно хмыкнут. Зачем Аньке мое покаяние? Ей лучше – деньгами. А Ваньке – вообще не до меня. Он продал участок вместе с прошлым. Я – часть прошлого.

Покаяние нужно мне самой, чтобы вымыть и проветрить душу, как запущенную квартиру.

Делай как должно, а там – как будет.

Я зависаю над чистым листком. Ищу слова. Ничего не приходит в голову, кроме:

«Простите, простите, простите меня. И я вас прощаю, и я вас прощаю…»

Одна из многих

Имя Анжела – производное от ангела. Она и вправду была похожа на ангела – беленькая, голубоглазая – и любила петь. И у нее получалось. Она могла взять верхнее «си», при этом голос имел напор и серебряное звучание. Не то что у этих, из «Фабрики звезд»: шепчут и перебирают пальчиками микрофон, при этом строят такие эротические рожи, что смотреть неудобно. Как будто не смотришь, а подсматриваешь.

Село, в котором проживала Анжела, называлось Мартыновка. Когда-то в былые времена это была казачья станица: белые хаты, фруктовые сады, гуси переходят дорогу.

Мать Анжелы по имени Наташка пасла коров. Когда-то она была учительницей, но спилась. Из школы ее выгнали, детей не доверяли. А коров доверили. Коровам какая разница… Им даже нравился Наташкин запах, немножко лекарственный.

Наташка уводила коров далеко в луга. Она ходила в газонах на босу ногу. Лицо у нее обгорало под солнцем до мяса. На скуле всегда горело круглое розовое пятно.

Отец Анжелы Василий жил на краю деревни в брошенном саманном доме.

Василий пил водку с утра до вечера и мочился прямо в доме. Он взял асбестоцементную трубу, разрезал пополам на манер желоба и вывел желоб сквозь стену прямо на улицу. Это был его туалет. Так поступали в пятнадцатом веке, вернее, в первые пятнадцать веков.

Василий этого не знал. Он самостоятельно догадался до того, что уж было пятьсот лет назад.

В дом к себе Василий никого не пускал. Стеснялся.

Вечерами он выходил на берег. Там собирались его друганы и собутыльники – сообщество единомышленников, склонных к тоске и тревоге. Беседовали на разные темы: политика, женщины…

У Василия было любимое воспоминание: как он однажды поздоровался с Брежневым. Для убедительности Васька показывал руку, которой он поздоровался. Все с уважением смотрели. При каких обстоятельствах Брежнев жал ему руку, Васька забыл. А может, был пьяный. Или Брежнев был пьяный, что тоже вполне вероятно.

Брежнев медленно ехал в открытой машине, все совали ему руки, и он эти руки пожимал. Кажется, это было так. Никто не сомневался. Зачем Ваське врать?

Второе воспоминание: неприязнь к родному отцу.

Василий не любил отца. Когда-то, лет тридцать назад, отец обижал свою жену: бил и изменял. Васька запомнил детской памятью страдания своей матери и возненавидел отца. Сейчас этому отцу, дедушке Анжелы, было шестьдесят пять лет. Это был прижимистый, хозяйственный, работящий мужик, всегда чем-то занятый. Он знал о Васькином к себе отношении, но не страдал от сыновней неблагодарности. Считал Ваську пропащим и не понимал: как можно так жить… С утра до вечера жрать водку, ссать в доме и ничего не делать и ни за что не отвечать.

Наташка – та хотя бы пасла коров. Она знала коров по именам, не считала скотиной и уважала каждую особь.

Коровы паслись на изумрудной траве. Потом по колено заходили в море и отдыхали от жары.

Море в этом месте было мелкое, но целебное. Здесь водился метровый судак. Сюда привозили детей, пострадавших от радиации. Море вытягивало радиацию. Во всяком случае, так говорили.

Коровы оправлялись, задрав хвосты, и коровьи лепешки плыли по волнам, лениво колыхаясь.

Отдыхающих в этих местах было мало, человек пять-шесть на берегу. Это не в счет. Да и коровье говно – не человечье, не вызывает отвращения, и даже наоборот.

Наташка размышляла, глядя на лепешки: это навоз. Навоз идет в дело, удобряет землю, например. А человечье говно не идет никуда, поэтому так отталкивающе воняет. Природа как бы говорит: это не пригодится нигде и ни для чего. Держись подальше.

Природа умна и просто так ничего не делает. Цветы благоухают, чтобы привлечь пчел. А то, что воняет, должно быть высушено ветром и развеяно. Было и нет.

* * *

Ближайший от Мартыновки городок назывался Ейск. На предприятиях Ейска работали все мартыновские мужики. После перестройки предприятия развалились, работать стало негде.

Кормились морем, ловили судаков. Стремительные моторные лодки прорезали морскую гладь.

Три летних месяца солнце палило, как в Африке. Фрукты зрели. Коровы размножались. Вода – безо всяких вредных примесей, живая и вкусная. При этом прозрачная и холодная. Рай. Эдем. Но когда нет дела, жить становится нечем. И никакая еда и вода не удержат.

Анжела сказала матери:

– Я уеду в Москву.

– Не пущу! – постановила Наташка.

– Не пустишь, уеду безо всего. Как стою, – пообещала Анжела.

Наташка посмотрела на дочь и поняла: уедет.

Она вздохнула и пошла к соседке занимать деньги.

* * *

У соседки жила дачница из Москвы. Очень глупая женщина. Заказывала Ваське судаков и давала деньги вперед. Васька деньги тут же пропивал, и когда приносил судаков – просил деньги опять.

– Я ведь тебе уже заплатила, – удивлялась дачница.

– Тебе что, жалко? – удивлялся Васька.

Дачница с интересом оглядывала не старого, запущенного Ваську.