Генрих Сапгир - Армагеддон

• Название: Армагеддон
• Автор: Генрих Сапгир
• Издательство: Издательство Руслана Элинина
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-86280-64-6

Генрих Сапгир — известный поэт, детский писатель и автор сценариев популярных мультфильмов. Настоящая книга представляет в основном его позднюю прозу средних размеров — мини-роман, повести и рассказы. Ирония и гротеск, фантастика и психологизм ситуаций, парадоксальное мировоззрение автора делает эту книгу остросовременной и интересной для широких слоев читателей.

---

Здесь самое время и подходящее место в повести познакомить вас с теорией Венедикта Венедиктовича Чечулина. Теория проста и глобальна: все люди — сумасшедшие. Ну, как? Усвоили? Пойдем дальше.

Нормальные люди не подозревают о своем безумии, поскольку обыкновенно оно никак не выражается. Но в экстремальных ситуациях проявляется внезапно и ярко.

Как определить? Приходит к психиатру человек. Плохо спать стал, то да се, а начнешь тесты ему задавать, так он кругу квадрат предпочитает, сколько сейчас времени, не умеет навскидку определить — не верит своим биологическим часам, девочку в пионерлагере изнасиловал, правда, давно, пациенту самому одиннадцать лет было. А ну-ка, расстегните ширинку. Диагноз ясен: вялая шизофрения. Ну, если выхватит скальпель и на доктора кидается, то белая горячка. Откуда скальпель? Доктор и сам его резать собрался. Все люди — сумасшедшие.

Есть догадка — воображение. Ни логики, ни причинно-следственной связи в реальности не обнаружено. Видимо, нет. Ведь солнце не для того, чтобы нам светить. Попались мы ему на дороге, вот и освещает. Условно, понимаете, условно, человечество придумало связи, чтобы нормально существовать. Чтобы не выть по ночам от безысходной тоски. Научились и привыкли — различают добро и зло, тьму и свет. А на самом деле — ничего этого нету. Все по отношению — и смотря к кому. Ну и пусть лагерная диалектика, зато реальная.

— Алло! — лежащая рядом повернула черноволосую голову — черные спутанные, из-под них блестящие уставились. — Это ты ВэВэ?

— Позовите к телефону Лизу, — попросил он с улыбкой.

— Сейчас она проснется, — ответила серьезно соседка. Затем подняла кверху подбородок — просто для поцелуев. — Это Лиза. Кто говорит?

— Твой ВэВэ, — он наклонился и поцеловал в ямочку подбородка. Попытался обнять ее и переехать животом по гладкому — наверх.

Оттолкнула — локтем — отбрыкнула ногой. Нет, она не хотела выпускать незримую телефонную трубку:

— У меня сегодня вечером будешь?

— Вечером. А сейчас? — протянул разочарованно.

— Сказала, вечером.

— К Олегу Евграфовичу поедем?

— У меня репетиция.

— Тогда все — вешаю трубку.

— Что ты делаешь?

— Кладу на место.

— Нахал! — оттолкнула так, что почти скатился с постели.

— Передай Аркаше, что завтра в студии собираемся, — попросил, поднимаясь с ковра и обеими ступнями въезжая в стоптанные шлепки.

— Оставь меня со своими идиотами, — услышал он.

ГЛАВА 8

Утреннее солнце в соснах на прожег белым слепит. Еловые ветки волнуются, снег подметают. Ломаная ветка горсточкой почернелых листьев туда же — весну ухватить хочет. С ночи снег осел, поноздревел, теперь в сухую крапинку — березы засыпали. (Правда, это сегодня с утра случайно в книгу попало. Но спасибо Пришвину, видеть научил).

Поздняя осень. Черная осень. Жизнь поднимется из размазанной жидкой черноты, каркнет вороной и перелетит с крыши на березовый сук. Смеркается быстро, как будто не было этого короткого ноябрьского дня — и не рассветало.

В стороне от Дмитровского шоссе, на взгорке, во втором ряду, в доме светится оранжевый абажур — из детства, чудом сохранившийся. Под ним сидят четыре человека: крупнолобый, клочковатая борода, в очках — это хозяин, слева молодая женщина, красивые высокие брови, вся мягкая — в полноту, справа, иронически посвечивая из-под бровей, пиджак на тонкой водолазке, тип современного журналиста. Перед ними расхаживает и как бы ораторствует или декламирует мужественный, плотный, уверенный в себе господин. Запавшие глаза — в них загораются оранжевые волчьи точки, иссиня выбрит.

— Каждый может почувствовать себя гением. Вы будете рисовать, как Репин, однозначно. Увидите.

Мы согласны, Вэвэ. Мы еще до разговора были согласны. Поэтому ты к нам и обратился. А истинный сумасшедший среди нас — ты. Особенно меня стараешься гипнотизировать своими горячими прыгающими зрачками, мои губы, мою довольно полную грудь. Но ведь я заранее согласна, ты это знаешь.

Почему не попробовать. Это нечто вроде коллективной медитации, как я понимаю. И вреда никому не будет. Сейчас уже за это не хватают. Не изучение иврита. Но как похоже на рассказ другого сумасшедшего. Кстати, так и не позвонил. И то — бред, и это. Сеанс гипноза, думаю, и все.

Откуда-то из Федора Михайловича сцена, но откуда? Ладонь чешется. Брать и отдавать? Положу ей руку на круглое колено под столом. Положил. Виду не подала. Я ведь ей в деды гожусь.

Между тем, ВэВэ, приятно обрадованный успехом своей миссии, вдруг обратился к хозяину:

— Порадуйте нас, Олег Евграфович. Прочтите, только из более раннего. Как там, такой отрывок, весь на женских рифмах. Я понимаю, он потому так написан, что ведется рассказ непосредственно от лица губернского чиновника Г-ва, человека мягкого и деликатного.

Олег Евграфович, не заставив себя упрашивать, достал свою заветную картонную папку, не глядя расстегнул тесемки, связывающие ее, достал несколько листков, совершенно наугад или они у него были приготовлены, отставил дальнозорко и стал читать сразу:

— Позвольте, капитан Лебядкин —
Он мой лакей, — сказала гневно
Шатову Марья Тимофевна,
— И он не смеет, гадкий, гадкий!
При всем при том с улыбкой детской
Она тихонько ворожила —
Под свечкой карты разложила.
От белой булочки немецкой
Еще кусочек откусила.
В ее чертах мечта светилась
И безмятежное веселье.
Расспрашивал, с какою целью?..
Всего на миг она смутилась…

— Это ее Шатов о ребеночке расспрашивал… Ну, да кто читал, поймет. Далее все по тексту, — он перелистывал стопку бумаги. — Вот! Явление капитана Лебядкина домой.

Олег Евграфович снова стал читать:

— Я пришел к тебе с приветом…
Шатов, Шатов, отопри! —
Колотил он в дверь при этом
И притихли мы внутри.
Пьяный капитан Лебядкин
был скотина из скотин,
неприличный господин.
Но играть с пьянчугой в прятки!
Вы послушайте иуду,
Как витийствует плевел:
— Рассказать, что пить я буду.
Пить… не знаю, пить что буду…
Здесь Шатов не выдержал и взревел:
— Убирайся, дьявол, к черту!
А не то получишь в морду!

— Ну это я от себя. Такой решительный и положительный этот Шатов. Тем более, что Николай Всеволодович получил-таки от него оглушительную затрещину.

Мы зааплодировали.

ГЛАВА 9

Три письма Олега Евграфовича

Дорогой Сергей! Что-то вы ко мне не едете и не едете. Наверно, электрички к нам перестали ходить. Да вон кричат за березовой рощей, еле ползут зеленые гусеницы. Везти вас ко мне не хотят, вот что. Вспомните свой прекрасный афоризм, ваше достижение: «забыл, что помнил я об этом…» Я его то и дело повторяю и, представьте, на любой случай годится. Тут приезжали ко мне из Москвы: он — дельный, умница, и она — восточная кровь, выскакивает, терпения нет. Вот она и ляпни, что инквизитор — из «Бесов», я рассердился ужасно и оборвал ее, «из «Братьев», говорю, из «Братьев»!» Тут же раскаялся. Нельзя женщин поучать. Неприлично. «Забыл, что помнил я об этом». Такие-то наши дела.

Как у вас дела? Я про Наташу спрашиваю. Если хотите, приезжайте опять вместе. Но мой совет, оставьте вы ее в покое, она сама не знает, что хочет, еще не перебесилась. Я ведь, когда вы были, смотрел на нее по-стариковски, не ревнуйте, не ревнуйте, она же ищет. Все время ищет голодным взглядом. Увы, не вас.

Кстати, вчера я почувствовал себя не очень ловко перед гостями. Толкал я их, правда, на хорошее дело. Но подталкивал.

Недавно, в Москве, был я в студии клуба имени Зуева, знаете, что на Лесной, два куба таких футуристических с фасада, видел моего знакомого, говорил с ним. Он — гипнотизер, психиатр. Вы знаете, я раньше в диспансере отмечался, дела давно минувших дней…

Так вот, он умолял познакомить с кем-нибудь из молодежи, да объяснить, чтоб не пугались. Он их рисовать хочет научить. В один сеанс, представляете! Большие деньги мог бы зарабатывать на Западе. Патриот, что поделаешь. Будет делать гениев бесплатно, но на родине. Я сам так вдохновился, говорю, тоже к вам на сеансы ходить буду. Говорит, лучше познакомьте. Я вчера и познакомил.

Вы писали, что в обществе назревает стремление к активному добру. Да, да, я сам вижу. И в олимпийском комплексе (недавно был) столько народа американские проповедники собирают! Такой общий энтузиазм! «Кто со Христом, протяните ему руку! Христос ее пожмет!» Десять тысяч, все как один руку подняли. Я вижу, балаган. Однако, неудобно, косятся вокруг. «Подниму, думаю, не отвалится». Согрешил, Сережа.