Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

• Название: Осада (СИ)
• Автор: Кирилл Берендеев
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Фанфик

Фанфик на Андрея Круза. Зомбопакалипсис в российских условиях. Мертвые встают из могил и шарятся по кладбищам в поисках живых...

---

Против выдвинутых в Японское море Дальневосточной республикой тридцати подлодок, в том числе трех атомных крейсеров, а так же трех эсминцев, десяти больших и малых противолодочных кораблей, ракетного крейсера «Адмирал Лазарев», десяти ракетных кораблей и катеров, Япония бросила весь свой резерв: пятьдесят эсминцев, двадцать субмарин, все четыре фрегата, и даже десантные корабли и патрульные катера в том числе на подводных крыльях.

Рандеву состоялось вечером двадцать пятого сентября в семнадцать часов двадцать пять минут по местному времени. Корабли медленно сближались, маневрировали, каждая сторона чего-то выгадывала, ждала оплошности противника. Япония подтянула штурмовые бомбардировщики, едва они появились над водной гладью, с ревом, визгом и воем ракеты вырвались из шахт, сорвались с направляющих, взбив затихший воздух турбулентными завихрениями, устремились друг навстречу другу.

Дзюба наблюдал за войной с палубы одного из эсминцев, вместе с ним была и Надежда. И вера в мощь своего флота, пусть и обескровленного Марковым, пусть разодранного на части, но еще готового постоять и за себя и прорубить врата к спасению. Президент поспешил отправиться на войну, посчитав, что раз уж Крайнев остался в столице, здесь, на передовой, ему самое место. Когда корабли доберутся до Хоккайдо, он уже эту территорию провозгласит terra nostra для тех, кто потянется следом и будет прибывать, уверенный, что здесь обретет долгожданный покой.

Если только не думать о зомби. Если заставить и себя и других позабыть о преследующем их кошмаре. Вот и сейчас, он поморщился, подумав об оставленном Владивостоке, об отступавших с позиций, пробиравшихся к Улиссу, к портам, чтобы погрузиться в оставшиеся корабли, или со страстной жаждою, смешанной напополам с отчаянием, ждать их возвращения, через трое суток, в самом лучшем случае. А эти сутки ведь надо было как-то пережить. С ними, с бойцами, решившимися остаться, был и Крайнев, не пожелавший бежать в неизвестность. Это придавало решимости, не только защитникам города, всем его жителям, хотя к настоящему моменту все оставшиеся стали на защиту, просто потому, что старики, женщины и дети были отправлены, к островам, через глубокое синее море, через бездну.

И когда последние корабли покинули пристани, Крайнев отдал приказ занять круговую оборону и беречь патроны. На всякий случай системы береговой ПВО взяли в прицел лазурь неба. Его спрашивали почему не воду, он хмыкал и просил немного подождать.

Это прежде морские сражения продолжались долгие часы, переходящие в сутки шквальных атак штурмовиков, грохота орудий и пулеметной трескотни. Войн, подобных этой, еще не случалось в истории. Здесь и сейчас сошлись насмерть две державы, не уступавшие друг другу ни в чем, не желающие отступать и не могущие физически мириться с поражением. А потому война между ними началась и закончилась за двадцать минут. Ракеты достигли своей цели, топя корабли, торпеды пронизав толщу вод, воткнулись в субмарины, разрывая корпуса, унося людские жизни на дно морское, превращая их в кладбища – из которых немедля восстали мертвые, и поднялись на поверхность морской пучины. И когда они поднялись японский флот оказался изничтожен, а от Тихоокеанского оставалось меньше половины. Тогда за дело взялись подоспевшие штурмовики и бомбардировщики. Флот давно уже лишился воздушной поддержки, потому ту сотню, что пронеслась огненным смерчем над ним встретила лишь корабельная авиация, немедленно стертая с небесного полотнища. Японские самолеты, не останавливаясь, рванулись к Владивостоку, намереваясь сбросить основной груз именно там, но неожиданно наткнулись на пусть немногочисленные, но больно жалящие системы ПВО, приведенные Крайневым в боевую готовность. Лишь третий заход смял их. Оставшиеся самолеты, числом около двадцати, вернулись на свои базы, или не вернулись – в зависимости от того, хватило ли им топлива, и осталась ли у них полоса для посадки. Ведь все так быстро менялось, что на материке, что на островах.

Дзюба не успел заметить окончания этой скоротечной битвы. Первый же ракетный удар разнес рубку и все соседние помещения, в том числе и то, где находился президент со своей супругой. Эсминец дрогнул, но продолжил свое движение к цели, он еще какое-то время упорно защищался, пока не подлетели штурмовики, это уже был второй их заход на Тихоокеанский флот, и последним запасом ракет не вывели его из строя окончательно. Но все же он продолжал оставаться на плаву. И затонул лишь через восемь часов после окончания войны, лишенный связи и оружия, охваченный огнем, со множеством пробоин, спастись с него удалось лишь двадцати человекам. Их подобрал подошедший к месту трагедии ракетный катер, заполненный беженцами. Почтив память первого президента Дальневосточной республики минутой молчания, экипаж и пассажиры катера двинулись в свой долгий путь на Хоккайдо.

102.

Милена права, отныне и присно я один. Теперь уже до конца, не знаю, сколько осталось, сколько наметил Он и сколько отвоевали мы сами. Если Он еще вмешивается в судьбы людские, и, если вмешивается, то только ли таким образом.

Никогда не был религиозным, никогда не был верующим, но когда зазвонил телефон, и я услышал, и, враз охрипшим голосом попросил повторить, ибо новость не вмещалась в голове, и получил ответ, первой странной мыслишкой оказалась одна – о Милене. О ее связи со Всевышним, что именно он навеял тот сон, который она, торопясь, перебивая сама себя, рассказывала мне, перед уходом. Я так спешил в тот день, хотелось сказать, чтобы она выкинула всю это дурь из головы, что это блажь, что она… но в ту ночь она предстала мне совсем другой, слова застряли в горле, я не смог ничего выдавить из себя, кроме тех слов прощания, что и сейчас со мной. А Милена… она будто оказалась в сговоре с Ним. Будто Он решил мне отомстить, свести счеты, мелко и подло, как делал это всегда, как описывает это самая жуткая из всех книг, долженствующая напрочь отбивать охоту поклоняться этому инфантильному подонку  – библия.

Я взял себя в руки, выгнал бесполезные мысли из головы, осталась только Милена, прижимающаяся к косяку двери и рассказывающая свой сон. А потом исчезла и она. Пустота вошла в меня, пожрала изнутри, оставив лишь оболочку. И выплюнула ее.

До вечера я просидел, подле телефона, практически без движений. Не хотелось ничего, ничего и не чувствовалось. Я ждал, что буду рыдать, лезть на стены, разобью что-нибудь, наконец, запрыгну в «Фаэтон» и помчусь к разоренной Барвихе. Но ничего не случилось. Я сидел и сидел, бессмысленный, нечувствительный, уподобившись изваянию. Сидел, невесть чего ожидая, но так ничего и не дождался. И телефон не зазвонил, наверное, все всё поняли и решили сегодня не беспокоить. А перед сном я не принял и снотворного, лег и едва закрыл глаза, уснул как убитый, лучше, чем убитый, не видя ни снов, не преследуемый мыслями, провалившись в ту самую пустоту, что образовалась внутри. И с первыми лучами солнца, а это около четверти восьмого, поднялся и, пребывая все в том же безмыслии, поехал на работу.

Денис Андреевич уже появился в рабочем кабинете, он вышел еще вчера и тотчас созвал заседание Совбеза, продлившийся около четырех часов, то есть, совершенно как в прежние времена. Впрочем, новость я проглотил, не сказав в ответ ничего, я все еще был рассеян и пуст. Передо мной лежала папка входящих, изрядная, в связи с долгожданным появлением президента, я смотрел на нее и никак не мог совладать с собою, чтобы приступить к разбору. Затем, когда первая дюжина документов была просмотрена, разобрана и отложена в сторону, меня пригласил президент.

– Мои соболезнования, Артем, – глухо сказал он. Я медленно кивнул в ответ и только затем взглянул на Дениса Андреевича. Лицо его было серым, как застиранная сорочка, плохо выбритым, волосы взъерошены на затылке упрямой завитушкой, глаза запали и потемнели, виски казались желтыми. Денис Андреевич прикрыл окна плотными занавесями, хотя в этот час солнце еще не проникло внутрь. – Садитесь.

Я присел, как-то не соображая, что занял как раз президентское место, впрочем, он тоже не обратил на это внимания, сев напротив – все было почти как в прошлый раз, когда вся эта история только начиналась, и мир еще жил своими законами, не подозревая, что случится с ним за истекшие почти два месяца, что от него останется за это время.

Некоторое время мы молчали, Денис Андреевич машинально поправлял ворот рубашки, галстук он не надел, впрочем, я тоже.

– Мои соболезнования, Артем, – тихо  повторил он. Я медленно кивнул в ответ. – Терпите, ничего не поделаешь, стисните зубы на несколько месяцев и миритесь.  С собой, с мамой, с миром. Тяжело, но ничего другого не придумано. По себе знаю… – он не смог выдавить последние слова, комом застрявшие в горле.