Екатерина Дей - Амир

• Название: Амир
• Автор: Екатерина Дей
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-210-8

Книга Екатерины Дей «Амир» – первая часть серии книг в жанре фэнтези. Это второе произведение автора, выдвинутое на суд широкого читателя. Герой этой книги является одним из действующих лиц первой книги «Я однажды приду…».

Спасая свой народ от полного уничтожения, вождь хасов становится Темным. Шесть столетий борьбы превратили его в одного из самых могущественных в таинственном сумрачном мире, где правят сила и жестокость. И однажды появляется Она – его энергетическая половина, спасение от гибели и нежданная любовь.

Захватывающие приключения, неожиданные повороты событий, любовные переживания героев и их окружения будут интересны самому широкому кругу читателей.

---

Боль пронзила меня так неожиданно, что я только вздрогнула, не совсем осознала, мозг еще раскладывал на составляющие картину моря и не смог сразу понять крик тела. Я попыталась посмотреть на Амира, спросить, откуда эта боль, но не успела, стала падать, ног не стало, они растворились в соляной кислоте боли. А потом и все тело растворилось в этой кислоте, стало распадаться на кровавые куски и крошево костей. Гигантские волны боли пронизывали меня, унося с собой остатки моего тела. Красный туман обволакивал все пространство вокруг, не давая возможности хоть на мгновение закрыть горящие пламенем солнца глаза, он проникал в зрачки и добавлял отдельную струю боли, а потом перемещался внутрь того, что осталось от тела, и вихрился мгновенными вспышками, создавая собой вулканы огня и лавы.

Тела уже нет, оно исчезло, осталась только память от него, лишь боль, которая продолжает в этой памяти властвовать и разламывать картинки, непонятным образом оставшиеся от воспоминаний. И теперь уже кусочки этих картинок памяти горят ярким огнем, тела нет, памяти нет, нет даже воспоминаний, осталась только боль.

Горящая лава протекала в пустом пространстве бесконечности и сжигала все на своем пути, даже мельчайшие пылинки, оставшиеся случайно от сгоревшего всего, что когда-то было чем-то, но уже давно сгорело. Лава все двигалась в поисках чего-нибудь, что может гореть, а навстречу ей из полной темноты поднялась большая ледяная волна, в которой плавали айсберги, громадные куски нетающего льда, оставляя за собой лишь замерзшее навсегда пространство. Они встретились, и эта борьба огня и ледяной воды уничтожила все пространство, заполнила его пустотой, вакуумом, в котором ничто и никогда не сможет возродиться. Ничего нет, нет того, чего нет. Пустота.

Тонкий звук колебался легкими переливами, начинал взрываться едва заметными звездочками и создавал подобие ветерка, едва ощутимого дуновения молекул воздуха. Он тревожил и беспокоил Пустоту, заставлял ее волноваться темнотой, создавал серые маленькие пустоты, которых становилось все больше и больше. А звук только становился сильнее и громче от этих маленьких серых пустот, собирал их вместе, заполнял свое пространство только уже серой большой Пустоты. Она, эта серая Пустота, еще даже не достигла собой половины темной предыдущей Пустоты, когда звук изменился, в нем появились отголоски далекой трубы и проявился чистый свет, который в мгновение рассек все вокруг себя миллиардами лучей и взорвался гигантским фейерверком.

Тело уже не кричало от боли, лишь тихонько стонало, оно готово было умереть, уйти совсем в темную Пустоту. И вдруг мысль, но ведь тело уже сгорело, его нет, оно исчезло в темной Пустоте, испарилось, даже молекулы исчезли, откуда такая боль, болеть нечему. А как мысль?

Тепло, едва ощутимое тепло проявилось легким облаком, внутри него образовалась тонкая оболочка, и боль стала отступать, таять в этом тепле. Пространство пустоты заполнялось теплом и светом, облако тепла распространялось все больше и больше, оно было небесно-голубым, наполненным прозрачными каплями, которые, наконец, пролились теплым дождем, уносящим боль.

Глаза смотрели на меня с таким ужасом, что я оперлась на свою клюку и спросила ехидно:

– Чего ты, милок, испугался? Такая уж есть, такая уродилась на белый свет. А зачем тогда пришел, раз боишься, что тебе от меня нужно?

– Нужна ты.

– Я? Тебе сила моя колдовская нужна?

– Нет, нужна ты сама.

Я засмеялась, хрипло квакая, махнула корявой рукой, тяжело опустилась на скамью.

– Знаешь, сколько я таких на своем веку видала, все говорили, мол только ты и нужна, а сами колдовать просили, красавиц им подавай, да богатство королевское. Ты такой же, говори, зачем пришел, хитромудрый, сразу тебя видать, за версту носом почуяла твою черную душу.

Глаза потемнели, стали пронзительными, но потом в них появилась боль и такая тоска, что я смилостивилась:

– Говори, раз пришел, наколдую тебе твое желание.

– Прошу любви.

Я от удивления повторила необычное слово:

– Любви?

– Твоей любви.

От моего смеха, тяжелого, громкого и раскатистого, глаза совсем почернели, но продолжали на меня смотреть с той же болью. Когда смех пролетел над горами и лесами, отозвался грозовыми молниями в небесах, я ответила, уперев руку на кривом колене:

– Дак тебе придется меня сначала расколдовать, дурак стаеросовый, а прежде чем меня расколдовывать, сначала свою душу разбуди, а она у тебя черная, мхом покрытая, один росточек на нем только и есть, который к любви стремится. Смотри, не сломай, погубишь его, я тебе никогда не достанусь. Ты и меня погубишь и сам уже никогда не сможешь жизнь свою возродить. Думал, тебе путь ко мне показали, о тропиночке куда идти рассказали, так и все, пришел и сразу в дамки, надменный дурак, каждый сам идет, свои муки терпит. По чужому пути никто еще не мог дойти до любви, она глубоко спряталась, не каждому покажется.

И совсем разошлась, клюку схватила, грохнула об пол:

– Да помни, сила твоя тебе ничем не поможет, только моя кровь, боль моя, да страдание, вот путь, по которому пойдешь! Это другим послабление, кто силы твоей не имеет, много тебе дано, много и спросится!

Изображение свернулось, глаза исчезли последними, в них так и осталась боль, не ушла, не испугалась моего крика. И я не сразу осознала, что боли нет, ничего нет, тело радовалось от одной мысли, что боль ушла, исчезла вместе с глазами, полными страдания.

Что-то касалось меня легким перышком, совсем невесомым, но кожа чувствовала его и подрагивала в месте прикосновения, она боялась, что даже такое нарушение пространства опять принесет боль. Но боль не проявилась, и кожа облегченно вздохнула и уже с наслаждением ощущала перышко, которое все смелее касалось ее, гладило и ласкало своими невесомыми волокнами. Появился легкий ветерок, нежный, ласковый, он обволакивал, успокаивал, проникал внутрь и восстанавливал тело, заново его создавал.

Я летела на облаке, проносилась вместе с ветром, впитывала всем телом влажное пространство, чувствовала на своей коже капельки дождя, радовалась им и смеялась.

– Рина, ты меня слышишь? Если сможешь, открой глаза, ты можешь, ты все можешь, открой глаза.

Открывать глаза мне не хотелось, облако летело и летело в прозрачном свете, нигде ничего не было, ничто не мешало моему полету.

– Рина, открой глаза.

С трудом я подняла веки и увидела яркие зеленые глаза с солнечными лучиками в центре, только глаза, лицо терялось в мареве плотного тумана.

– Смотри на меня, не засыпай, смотри!

Неожиданный громкий крик всколыхнул во мне боль, я почувствовала сильный удар, который сначала раздавил меня на молекулы, а потом приподнял как полотно, и меня накрыла темнота.

Мне снились яркие сны, красивые, многолюдные, в них все смеялись и радовались, обнимали меня и говорили, опять смеялись и что-то рассказывали, прижимали к своей груди, а я чувствовала биение их сердец. Они радовались мне, приветствовали в своем кругу, рассказывали о своей любви, обещали мне только счастье и удовольствие, много всего, что я никогда не знала в своей жизни. Мужчины и женщины, молодые и красивые, высокие и сильные, и их глаза, ясные, чистые невероятной прозрачной чистотой, полные любви и счастья.

– Довели девку, ой, довели, что же вы сделали окаянные, коты лесные, медведи косолапые! Неси, я сказала, сюда клади, да не сыпь ты в чашку, нельзя туда, в стакан, где стакан? Вот сюда наливай, воду привез? Наливай, только до черточки, что я вчера отметила, капли больше нельзя…

– Фиса, я налил ровно столько.

– А почему в чашку хотел насыпать?

– Ты вчера в чашку наливала.

– Так, то тогда, сегодня только в стакан, луна другая стала, только стекло, глина уже мешать будет.

– Рина проснулась.

Я еще даже ресницами не пошевелила, а кто-то уже понял, что я проснулась. Мягкие пальчики сразу схватили меня за руку и нежный голос заворковал:

– Ой, девонька, ой красавица, ты глазки пока не открывай, потерпи маленько, листочек на глазках твоих лежит, еще пусть там побудет. А ты размешал уже, мы ей и дадим попить, красавице нашей, пусть сама попьет, без проводков ваших, сама уже может. Ты уста свои сладкие открой, девонька, открой, сама попей.

Моих губ коснулось холодное стекло, и я чуть приоткрыла их, в рот потекла тонкая струйка живительной влаги.

– Витек, ты ей помоги, подними маленько, легче ей пить будет, вот и хорошо, ты пей девонька, пей, милая моя.

Мою голову приподняли, и пить действительно стало легче, но сознание такого удовольствия не выдержало, и я опять рухнула в темноту.

Я приходила в сознание совсем ненадолго, открывать глаза мне не позволял этот воркующий голос, сразу давал выпить вкуснейшей воды, иногда тоже очень вкусной жидкой кашицы, и сознание меня покидало.

Фиса ругалась на неизвестного Витька по поводу и без повода, то есть постоянно, всегда и всем была недовольна, а Витек отвечал спокойно, ни капли раздражения, и всегда был прав, хотя таинственная Фиса этого не признавала категорически. На удивление я сознание сегодня не потеряла после фруктового пюре, и с удовольствием слушала их очередное выяснение отношений, причем Фиса привлекла меня в свидетели безобразного поведения этого Витька: