Николай Самвелян - Московии таинственный посол

• Название: Московии таинственный посол
• Автор: Николай Самвелян
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1984
• ISBN: X-XXX-XXXXX-X

Роман о последнем периоде жизни великого русского просветителя, первопечатника Ивана Федорова (ок. 1510–1583).

---

В общем, Мантуе было чем гордиться. И тем, что основана она была раньше многих других итальянских городов уже давным-давно исчезнувшими с лица земли этрусками, и тем, что в ней случались самые удивительные на всем полуострове грозы, когда тучи зависали над городом высоко, даже слишком высоко, и вовсе не казались грозовыми, а молнии почему-то летали над самыми крышами домов, странно сплетаясь, сшибаясь и даже как будто прогибая друг друга. Понятно, что и люди в таком городе должны были быть удивительными, не похожими на других.

Так обычно и думал о себе и о своих земляках легат римской курии Антонио Поссевино — еще совсем не старый, красивый мужчина с ранней сединой на висках, что, как считалось, было признаком мудрости и хорошего воспитания, поскольку хорошо воспитанный человек не позволяет себе повышать голоса, браниться, все чувства хоронит в глубинах души своей, а значит, и доживает до седых волос раньше, чем тот, кому не приходится себя сдерживать.

Антонио смотрел на серые пенные волны, катившие к берегу, гадая, принесут ли они с собой кусочки прозрачного желтого янтаря — символа долголетия и здоровья. Ведь недаром придумали легенду о девице — золотоволосой, с глазами голубыми, как утреннее небо, — которая, проводив своего любимого в дальний поход, верно ждала его и собирала у моря янтарь, чтобы позднее, когда любимый вернется из дальних стран, соорудить вместе с ним янтарный дом, высокий, но без окон — ведь янтарь прозрачен и пропускает свет. Но шли годы, а любимый не возвращался. То ли поход был неудачным и он вместе с товарищами сложил где-то свою непутевую голову, то ли, напротив, поход даже слишком удался и славное воинство, получив в добычу земли с золотыми горами, молочными реками и кисельными берегами, позабыло о суровой, бедной родине своей.

В конце концов девушка решила построить дом — пусть стоит и дожидается своего будущего хозяина. Годы шли, дом строился, воины не возвращались, старилась и седела девушка. Ее лицо теперь казалось вырезанным из коры осины — потемнело оно и покрылось морщинами. И вот пришел такой день, когда она поняла, что дальше ждать уже незачем. Если бы и вернулся любимый, то уже не узнал бы ее. Да и она сама вряд ли угадала бы в бородатом старике некогда милые ее сердцу черты. И тогда она схватила факел и подожгла свой прекрасный дом. Он горел, и воздух пропитался запахом хвои. Ведь так пахнет янтарь, когда плавится и горит. Но тут-то среди дальних волн и заплясал парус. Вскоре по песку уже шуршал обитый медью нос корабля. На берег сошел старик и тяжелой поступью пошел к огню — согреть руки. Но лишь вдохнул он дым горящего янтаря, как мигом выпрямился воин, выцветшая борода вновь, как некогда, стала огненной. Это был все тот же юноша, который давным-давно уплыл отсюда на поиски счастья в дальних краях. Но и навстречу ему шла не старуха, а девушка, с глазами голубыми, как кусочки утреннего неба. Встретились они у пылающего янтарного домика и, счастливые, вошли в огонь, будто к алтарю направились.

Серая волна накатила на песок и отбежала назад. Антонио Поссевино, рискуя промочить ноги, двинулся следом за нею, чтобы подобрать кусочек янтаря. Ему повезло — море подарило прозрачный, годами шлифованный кусочек драгоценной смолы, в которой уснул вечным сном муравей. Когда это произошло? За сколько тысяч лет до того, как Александр Македонский двинул своих конников на восток? Спит муравей и ждет, не разбудят ли его. А если все же муравья разбудят, как поведет он себя? Побежит по своим муравьиным делам и примется испуганно вертеть головой, пытаясь понять, что изменилось за время его сна в этом мире? Так же ярко, как раньше, светит солнце или слегка поблекло?

Поссевино положил камень в кошелек, привязанный к поясу, и побрел прочь от моря, в сторону серых башен Стокгольма. Серый город, серое море, серое небо… Странно, для чего люди селились в этих неуютных местах? Поссевино, привыкшему к другому морю, другим горам и к звонкоголосым, шумным апеннинским городам, это было непонятно. Северяне для него всегда были загадкой.

Поссевино брел по вязкому песку к городу. По низкому небу, обгоняя друг друга, неслись рваные линялые тучи. Поссевино поднял голову и долго глядел на небо: действительно, почему получается так, что облака, сшибаясь, бегут по небу с разной скоростью, тогда как ветер толкает их с равной силой?

Любознательный ум Антонио тут спотыкался, мысль сбивалась. Впору заняться изучением воздушных потоков. Но ждало другое: Поссевино не так давно доставили отпечатанный во Львове на русском языке «Апостол». Поссевино знал толк в изданиях. Он сразу понял, что исполнение мастерское. Буквы и рисунки были четче, чем в подобных германских или польских изданиях. А из этого следовало, что отныне русские не так уж нуждаются в печатниках с запада — хотя бы из того же Рима. Между тем Поссевино мечтал с помощью латинских книг отворить ворота Московского Кремля, сделать словом то, что не удалось мечу.

И вот неожиданность — «Апостол». Имя печатника известно. Полетели уже приказы отыскать его, разузнать все, что можно, о жизни, привязанностях, нуждах. Но преуспели в том мало. Человек этот казался таинственным, возникшим на европейском горизонте внезапно. Правда, некий Иван Федоров учился в свое время в Краковском университете. Но Поссевино сомневался в том, что это не случайное совпадение. Просто был еще один Иван, сын Федора, решивший стать бакалавром… А этот — откуда он?

Почему северяне не переселяются на юг? Что удерживает их у этого студеного моря и серых скал?

Поссевино наклонился и кусочком янтаря начертал на песке контур — Европа. Поставил точку — Рим. Вторую — Париж. Третью — Львов. Четвертую — Москва. А там дальше, за Москвой, что за земли? Какие люди их населяют? Куда они примкнут? Если к Москве — возникнет огромная держава… Это опасно…

Антонио Поссевино вздохнул и башмаком затоптал рисунок. Может быть, отложить тревожные мысли на завтра? Так просто: взял да и отогнал их… Научиться бы такому.

Как дотянуться до луны?

Они сидели в голубом зале Острожского замка. В ту пору зал этот вправду был голубым. Позднее его обили красным сукном. А со временем, когда сукно износилось, в ход пошли обычные французские обои. Но это случилось лет через двести после событий, о которых пойдет речь у нас с вами.

А в тот теплый майский вечер 1579 года в голубом зале сидели четверо: хозяин замка князь Константин Острожский, князь Андрей Курбский, любимец князя Иван Вышенский и еще один Иван — печатник Федоров.

Слуги уже унесли блюда с жареной птицей, приправленной грибным соусом. Подали вино и венские сласти. Многочисленная челядь — замок обслуживало до двух тысяч слуг — была отпущена. Это случалось чрезвычайно редко — лишь в дни, когда у князя бывали в гостях особо близкие друзья, которых он не стремился поразить роскошью своего двора. Впрочем, о любви князя Константина к таким поступкам в ту пору знали все — от Парижа до Стамбула. Так, он платил краковскому кастеляну[14] огромные деньги лишь за то, чтобы тот раз в году стоял за его креслом во время обеда. Для оригинальности держал он в Остроге и обжору, который, будучи отменным бездельником, съедал за обедом столько же еды, сколько десяток хорошо поработавших добрых молодцев.

Князь глядел на обжору, хохотал и приговаривал:

— Королю такого не прокормить! С деньгами в Кракове нынче туговато…

Но в тот вечер в замке было тихо. В покоях князя осталось лишь несколько слуг во главе со старым Северином.

Курбский, красиво и ярко одетый, не сидел у стола, а шагал по ковру от одного окна к другому. Острожский с улыбкой следил за гостем. И эта улыбка была чуть-чуть снисходительной. Константин считал князя Андрея человеком хоть и талантливым, но непутевым.

— Бороду плоишь? — спросил вдруг Острожский.

Курбский остановился, потер пальцем лоб.

— Бороду? — в недоумении спросил он. — Не знаю… Спрашиваешь, почему вьется? Сама по себе.

— Вот как! А я уже давно хотел у тебя спросить, да все забывал.

— Насколько помню, твоей бороде я тоже не воздал должного внимания, — сказал Курбский.

Оба засмеялись. Князь Андрей — громче и свободней, князь Константин — сдержанней.

— Минувший месяц были у меня люди из Новгорода Великого…

— Беглые? — спросил князь Константин.

— Нет, не беглые. Ушедшие от плешивого. От него не бегут, а уходят навсегда. Как я ушел.

— Очень уж ты не любишь царя Ивана.

— А кто его любит? — громко сказал Курбский. — Нет, ты мне скажи, есть хоть одна тварь на земле — человек или зверь, — которой плешивый сделал добро? Всю Русь залил кровью. Когда Девлет на Москву шел, так он убежал подальше. И плакал, как ребенок, когда ему сообщили, что князь Михаил Воротынский татар погромил и чуть самого Девлета не полонил. Плешивому бы радоваться до конца дней, но убил Воротынского — боялся, что тот после этой победы в героях будет ходить. Опять кровь… Кто любит его? Ответь мне ты, Иван! Кто его любит?