Лина ТриЭС - Третья истина

• Название: Третья истина
• Автор: Лина ТриЭС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-1484903971

Роман «Третья Истина» написан 40 лет назад, в СССР, но в силу ряда обстоятельств опубликован недавно, и не в СНГ, а в США. Там он нашел своего читателя в среде русскоязычных американцев. На территории бывшего СССР круг лиц, знакомых с романом, по понятным причинам ограничен. Однако их реакция на роман, их отзывы дают основания полагать, что роман оказался бы здесь востребованным. В связи с этим автор принял решение «вернуть роман на историческую родину» и дать возможность широкому читателю с ним ознакомиться. Итак, перед вами две книги романа «Третья Истина». Вымышленные персонажи помещены в прописанную до деталей историческую мизансцену: война, революция. Но рассказанная история, конечно, в первую очередь — о любви. События встречают нас в Раздольном — фамильном поместье знатного и богатого рода, придерживающегося традиционных устоев. Неудивительно, что вся надежда на будущее возлагается на сыновей, а дочь, шаловливый ребенок с чудесным именем Александрин, оказывается не нужна ни русскому отцу-полковнику, ни матери-француженке, подспудно ревнующей к ее юности и очарованию. Братья и вовсе относятся к малышке с нескрываемым презрением, и состояние холодной войны между отпрысками семейства Курнаковых перерастает в активные боевые действия. Драки и скандалы сотрясают дом. Безрадостная жизнь Лулу (таково ее детское прозвище) начинает меняться, когда однажды она в буквальном смысле сталкивается на лестнице с загадочным незнакомцем, который в импровизированном театральном диалоге представляется «Виконтом». Лулу захватывает атмосфера таинственности и дух приключений, окружающие этого человека, а он… что же такого он увидел в этом ребенке, что не сразу, неохотно, урывками, но все же берется за воспитание заброшенной Александры? Год четырнадцатый, год пятнадцатый… Сквозь призму восприятия взрослеющей героини перед нами проходят события того неспокойного времени: начало войны, неудачи российской армии, смута в народе, зарождение революции. Саше хотелось бы видеть все это как бы из-за спины «Виконта», чей образ и слова вне зависимости от физического присутствия в поместье, затмевают все остальные события. Нечастые теперь встречи становятся праздниками, самыми яркими и «настоящими» в меняющемся мире. Революция приходит и в поместье Курнаковых, затягивая в свое жерло Александру и усугубляя ее положение изгоя в семье. Ей приходится покинуть отчий, впрочем, никогда не бывший родным, дом. И снова единственным её покровителем и попутчиком на жизненном пути оказывается «Виконт». Так начинается их большое путешествие в Петербург, город, любовью героев и писателя превращенный в полноценного персонажа «Третьей истины». Все атрибуты времени выписаны досконально. Цены, погода, исторические личности — подлинные. Так же подлинно и пространство: города и дороги, каждый километр которых описан сочно, достоверно и увлекательно… Вместе с Сашенькой вам предстоит постепенно узнать человека, чьи принципы, понимание мира, убеждения и формируют «Третью Истину», истину «Виконта», истину Поля Шаховского. Но сможет ли он сохранить свою истину в стремительно меняющемся, разламывающемся мире? Сможет ли выжить и быть рядом со своей маленькой девочкой? «Конец второй книги» …Но кто сказал, что это конец пути? Может только полдороги?

---

Семиков и Пустыгин остались в новом доме и на обыски ходили еще не один раз.

ГЛАВА 9. ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА

— Саня, я вернулась, твоя очередь, — под Юлей заскрипела кровать.

Саша вскочила, будто подброшенная пружиной. Ей пора! Сутки теперь поделены на эти трехчасовые уличные дежурства. Иначе — нельзя: положение угрожающее. Все пригороды в руках Юденича — каждую минуту можно ожидать, что белые ворвутся в город. Занятий нет, хотя уже осень, и остальное время у них, кроме текущих коммунских дел, занято помощью на строительстве укреплений и в госпитале.

Сегодня Саша дежурила с Сережей Мацко. Стелла, конечно же, с ними. Белые ночи давно позади. Вокруг все черно, непроглядно. Они до боли в глазах всматриваются во тьму улицы — света сегодня опять не дали. Для Саши это особенно тягостно — фонарь-то все время включенным держать не будешь, а ее личные взаимоотношения с темнотой с детства не улучшились.

— Ребятки, — в темноте голос Стеллы прозвучал с каким-то особым воодушевлением, — а вы слыхали, на Шлиссельбургском парней, девчат, еще моложе, чем мы с вами: и тринадцати —, и четырнадцатилетних, на фронт мобилизовали уже?

— Ну, и какая от них польза? — откликнулся рациональный Сережа. — Небось, и стрелять толком не умеют. Пойдут, перестреляют их всех в первый же день — и кранты.

— Сережка, разве не здорово — грудью остановить пулю? Санка, Сережка, мы ж поем: «И как один умрем в борьбе за это!»

Стеллины слова, вроде бы, исполненные смелости и благородства, как всегда, вызвали неприятие в Саше:

— Погибнуть ради гибели? Остроумно, что говорить! Цели, в твоем порыве, звездное создание, прости меня, не вижу. Если, конечно, это не цель для пули. Другое дело, если безвыходная ситуация. Например, вот сейчас бы на нас напали. Кто единственные защитники нашего дома в этот момент? Мы. И мы отстреливались бы, пока не подойдет настоящий военный отряд. И пусть погибли бы все, как Гавроши, так хоть со смыслом!

— Санька, ты, по-моему, забыла, что у нас одна берданка, да и та незаряженная, — дружелюбно сощурил на нее глаза Сережка.

— Санка, это расчет какой-то получается! Искать смысл — это низко, это для обывателя! Я от тебя не ожидала такого! Ты ж все сожгла в себе, тебе терять нечего! Я всегда думала — у тебя мечта — положить жизнь на алтарь революции! А ты! — Стелла говорила с восторженным исступлением, но Саша различила в ее голосе нотки враждебности. Она сухо отозвалась:

— Не понимаю, какое самосожжение ты мне приписываешь. Ерунда! Извини, не оправдала твоих ожиданий.

Сережа повернулся в сторону Стеллы и со злостью сказал:

— Саня ходит в госпиталь. Ей благодарность недавно выносили, без каких-то там алтарей. Как она уколы делает, за ранеными ухаживает, так, может, и Людмила Кирилловна не сумеет! А ты, Белахова, ступай и останавливай грудью пули, если приспичило, все равно от тебя никакого другого проку нет!

Стелла вскрикнула: «Сережка, у меня вдруг открылись глаза!!», рванулась, вскочила, и, зарыдав, побежала от них в черноту улицы.

— Сережа, ну, как ты мог такую грубость ей сказать? Пошли, догоним.

— Ничего, — безжалостно отозвался Мацко. — Побегает — успокоится. Ты, слышь, сядь, мне с тобой поговорить надо.

Но Саша не могла допустить, чтобы, пока она сама станет с Сережей разговоры разговаривать, где-то на улице, плача, бродила, пусть и раздражающая, но несправедливо оскорбленная Стелла.

— Что это у тебя за черствость такая? Вставай! — она решительно пошла в том направлении, куда помчалась Стелла, и Сережа нехотя поплелся следом.

Луч фонаря высветил Стеллу за первым же углом. Она стояла неподвижно, закинув лицо к своим небесным тезкам и растопырив в стороны руки с вывернутыми вперед ладонями.

— Чего психуешь, Белахова? — «любезно» обратился к ней Мацко. — Это ты пулю искать, что ли помчалась?

Саша перебила его:

— Стелла, разве стоит таких переживаний неудачное слово? Просто слово? Несколько слов? Успокойся, пожалуйста. Тем более что сейчас последуют искренние извинения. — Саша мимолетно улыбнулась в сторону Сергея.

Мацко сказал: «уф», с неприязнью покосился на Стеллу и пробурчал:

— Ладно, Белахова, извиняй, — помолчал и отчеканил: — раз Саня просит.

Саша вздохнула. Этот, второй треугольник ее общения, в отличие от того, где катетами служили Фимка с Юлей, давно ее беспокоил. Не надо быть особо проницательным, чтобы понять: Стелла перенасыщена пламенными чувствами, а ее предмет отличается полнейшим отсутствием ответных. Неудивительно, впрочем, — он, отнюдь, не стоик, а кто еще был бы способен выносить Стеллу в больших дозах? Но дело усугублялось тем, что если он кого-то и дарил вниманием в доступном для его суховатого характера объеме, так это ее, Сашу. Увы, это было именно то, на что в нынешнее злосчастное дежурство открылись глаза у Стеллы, последней из всех.

На следующий день, вернее, на следующую ночь, Стелла вдруг неожиданно возникла около ее кровати, в длинной ночной рубашке, с разложенными по плечам и груди волосами, и лихорадочно зашептала:

— Санка, я тебя заклинаю, отдай мне Сережку! Он мой, слышишь, он мой! Отдай!

— Наташа, — Саше почему-то показалось, что настоящее имя скорее приведет в чувство потерявшую голову Белахову. — Сделай паузу, вдохни глубоко и призови здравый смысл. Сережа, чтó, украденный платок? Как его можно отдать? У меня со всеми — общие дела, работа… И с Сергеем. И какие тут причины для заклятий? Может, в бубен еще побьем, как шаманы?

Стелла, зажав уши, трясла головой и никаких доводов рассудка слушать не желала:

— Он из-за тебя… Не отнимай, не отнимай Сережку, мы с ним пойдем рука об руку, станем мечтать, разговаривать, спорить… Он — мой Бог, пойми, пойми!

Саша хотела было, шутя, напомнить, что не далее как два дня назад Стелла яростно отрицала всякое наличие Создателя, клеймила и самого Бога и имя Его, делая доклад в кружке «Юный атеист», но вовремя спохватилась — какие тут шутки, когда Белахову всю трясет.

— Хорошо, Стелла, что от меня требуется? Отказаться от всякой совместной с ним деятельности? Убегать, едва завижу? Возьми себя в руки и спокойно, внятно объясни мне. Без истерики.

— Скажи ему, что он тебе не нужен. Усталый, печальный, бледный, как смерть… Он нужен только мне!

— Что за умопомрачительную ерунду ты несешь? — соскочила Саша со своего рассудительно-участливого тона. — Ты о ком это? Сергей — вполне бодрая и позитивная личность. С крепкими нервами. Не весельчак, конечно, но это его не бледнит. Просто, мы все сейчас не слишком румяные.

— Уходи, уходи! — зарыдала Стелла, забывая, что это она сидит на Сашиной кровати и при обозначившемся в разговоре тупике, из них двоих естественнее удалиться именно ей. — Я этого не переживу…

— Хорошо, — скрепя сердце, сказала Саша. — Я попробую поговорить с Сережей.

Она мечтала, чтоб визит Стеллы поскорее закончился. Эта девочка как будто Сашино кривое зеркало. И это делает разговор о ее страданиях неприятным вдвойне. Вот и глазами хлопает, словно дразнит.

Про себя она решила, что, конечно, всю эту чушь насчет «мой», «твой», «отдай», она Сергею пересказывать не станет, но попытается объяснить, что над человеком вообще не стоит издеваться, а уж если ты ему нравишься, то это еще и жестоко.

Однако результат ее разговора с Сережей получился противоположным искомому. Тот, не дав ей развернуть приготовленный тезис о чуткости и милосердии, безапелляционно заявил, что Белахова — дура, от которой надо держаться подальше. Саше удалось только вырвать обещание воздерживаться от доведения этого мнения до сведения самой Белаховой. Сережка дал его торопливо-небрежно и тут же завел другой разговор. Начал он с изложения ей своих планов после школы идти на рабфак, а дальше — в институт, чтоб стать инженером-электротехником. Саша с уважением и завистью подумала: «как он четко и определенно все наметил и расписал. И не просто «инженер», а именно инженер-электротехник». А потом оказалось, что в этих планах есть место и для нее, Саши. Сережка, сощурив глаза, увлеченно объяснял:

— У меня, сама знаешь, с языками плохо выходит, даже с русским, а уж с иностранными — полная хана. До других не доходит, а я-то сообразил, без них настоящей высоты не видать, так чтобы со старыми «спецами» потягаться. А вместе с тобой — я добьюсь! И я для тебя — то, что нужно. Думаешь, я не понимаю, что ты — из «бывших»? Слепым надо быть — у тебя ж всё: повадка, походка, разговор, французский тот же — вопит просто об этом. Это тебе не Белахова нескладушная! Я уж про фамилию не говорю. Ну и какая у тебя с такой фамилией дорога? А я — потомственный пролетарий. И я в лепешку расшибусь, а пробьюсь! Ну, и ты со мной. Возраста достигнем, распишемся, станешь Мацко, — и дело в шляпе. Про Шаховскую и не вспомнит никто!