Илья Маркин - Курский перевал

• Название: Курский перевал
• Автор: Илья Маркин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

Вся жизнь и творческая биография Ильи Ивановича Маркина связаны с нашей Советской Армией и Великой Отечественной войной, о героях которой он написал несколько книг. В издательстве «Молодая гвардия» вышли романы Ильи Маркина «На берегах Дуная» (1953 г.), «Люди грозных лет» (1957–1958 гг.). Новая книга — «Курский перевал» — является самостоятельным продолжением романа «Люди грозных лет». Первый вариант этой книги, под названием «Впереди — Днепр», вышел в Новосибирском издательстве в 1962 году. Настоящее издание романа «Курский перевал» в результате авторской переработки уменьшилось в объеме и наполовину обновилось.

Судьбы героев романа прослежены на огромном поле Курской битвы, в которую Гитлер бросил почти миллионную армию, вооруженную 10 тысячами орудий и минометов, 2700 танками и самоходными пушками и двумя с лишним тысячами самолетов. Семь суток советские войска, в том числе и герои этого романа, под командованием генералов Ватутина и члена Военного Совета фронта Хрущева отражали яростные атаки превосходящих сил врага, а затем сами перешли в контрнаступление и погнали гитлеровцев к Днепру.

Особое место в романе занимает показ героизма, мужества и отваги молодых воинов, воспитанных комсомолом и партией.

---

— Посидим пару минут, — остановился Артем.

Голос его, казалось Нине, прозвучал и взволнованно и тревожно. Издали донеслись приглушенные вздохи паровоза и едва различимые перестуки колес.

— Пошли! — рванулся Кечко. — Удача. Прихлопнем запросто.

— Поздно, — ледяным шепотом остановил его Артем, — да и…

Он не договорил и равнодушно, как на обычном привале, разлегся на земле.

Шум поезда все приближался. Сутуло сгорбясь, Кечко угрюмо смотрел вниз.

— Да брось, что зря расстраиваться! — пододвинулся к нему Сеня. — Товарняк какой-то тащится. Мы еще не такой прищучим, с танками, с пушками.

— Заткнись! — презрительно бросил Кечко.

А поезд, как назло партизанам, неторопливо погромыхивал, словно умышленно замедлив движение.

«Почему Артем не решился?» — подумала Нина.

— Ты думаешь, у меня у самого не кипит? — пододвинулся к Кечко Артем. — Так и рванулся бы туда! Вот он шлепает и шлепает, как лаптежник зачуханный. Бей его, как барана безголового. Только, во-первых, немцы не дураки. Ночью они важного состава не пустят, а если и пустят, то скачала путь вот таким замухрышкой проверят. Только главное не в этом. Ты же сам знаешь, не одни мы вышли на линию. Весь наш отряд и все другие отряды. Это же целая война рельсовая, а не какая-то диверсия. Ну, рванем мы, ну, свалим что-то, а шум, шум-то враз немцев всполошит. Из-за какого-то паршивого эшелонишка вся операция может лопнуть.

— Да я все понимаю, — буркнул Кечко.

— Так не лезь, как частенько сам говоришь, вперед батьки в пекло.

— Артем, а здорово это, а? — восторженно проговорил Сеня. — Как подойдет время, и по всем, по всем дорогам фашистским — бабах! Вот Гитлер взовьется!

— Взовьется, взовьется. Только об этом потом, а пока сиди и сопи не очень громко, — с необычайной лаской в голосе сказал Артем.

Шум поезда удалился и замер. Безмятежная тишина разлилась по земле. Полузакрыв глаза, Нина вспомнила такую же ночь на 22 июля 1937 года. И тогда на пригородной станции под Москвой ярко светились звезды, ползла из низины ночная сырость, было так же тихо, и они так же четверо шли к первому утреннему поезду. Вера без умолку говорила, Лужко молчал, а Сергей Поветкин то отвечал Вере, то приглушенно вздыхал. Его теплые пальцы сплетались с пальцами Нины, выражая больше, чем можно сказать словами. А потом гремел оркестр, на дачной платформе в предрассветной синеве кружились пары танцующих, и все оборвал противный гудок паровоза…

— Ну, друзья, время, — сказал Артем. — Ваня, Нина, одно прошу: действовать точно по плану.

— А, да что говорить! — не выдержал он наставительного тона. — Мы с Семеном взорвем. Это уж будьте спокойны! А вы в случае чего прикройте нас. Ну ладно, — порывисто обнял он Нину, Кечко и легонько толкнул Сеню, — пошли, сынок.

Кечко и Нина, как было условлено заранее, выдвинулись на крутой скат ложбины. Там, где был мост и куда ушли Артем и Сеня, густо висела темнота. Нина лежала на влажной от росы траве и никак не могла унять нервную дрожь. От напряжения в глазах впереди то светлело, то темнело. Губы пересохли, и саднило в горле. Холодная сталь автомата обжигала руки. Тишина казалась нестерпимо оглушающей. Вдруг Нина вздрогнула от резкого звука и замерла. Опять в ушах ломило от тишины, и она никак не могла понять, что же это был за звук. Но звук был, ей не почудилось, она вздрогнула именно от него. И вот он опять, этот звук. В ближнем селе заливчато пропел петух.

«Вот дурочка, — упрекнула Нина самое себя, — тебя и петух может насмерть перепугать. Но что там у них? Почему так долго? Сколько же прошло времени? Ушли они очень давно».

Она опять мысленно устремилась туда, к мостику, пытаясь представить, что сейчас делали Артем и Сеня. Может, немцы охрану поставили на мосту? А может, сбился Артем и поэтому так долго… Нет, нет. Артем не ошибется.

С каждой секундой ее нетерпение все росло. Нервная дрожь уже не поддавалась ее усилиям. Чтобы хоть как-то успокоиться, она повернулась на бок, и сразу же нахлынула удивительная легкость. На груди под лифчиком острым уголком коснулось тела письмо Веры. И тут же тьма лопнула от слепящей багровой вспышки. Грохот взрыва обрушил на землю еще большую тьму. Несколько секунд Нина совсем ничего не видела. Руки сами по себе прижали автомат к плечу.

— Все, Ниночка, все, — задыхаясь, прошептал подползший к ней Кечко и, сильно сжав ее плечи, воскликнул: — Слушай, слушай, да слушай же!

Справа и слева вдоль всей линии железной дороги одно за другим вспыхивали зарева, ухали взрывы.

— Наши, це ж наши партизаны хрицевские пути крушат!

— Пошли, не задерживаться, — подбегая, приказал Артем.

— А Сеня? — испуганно спросила Нина.

— Вот он и я, — раздался рядом торжествующий ломкий голос. — Будь здоров вмазали, не скоро очухаются!

Но предсказания восторженного паренька были ошибочны. Не успели четверо партизан дойти до опушки спасительного леса, как от шоссе взвились ракеты и взахлеб застрочили два пулемета. Сеня ойкнул и, пробежав несколько шагов, упал. Артем и Кечко подхватили его, но свет ракет прижал их к земле. От шоссе к лесу наперерез партизанам ползли два бронетранспортера.

* * *

Перегудов и Васильцов, не глядя друг на друга, сидели в шалаше и уже второй час угрюмо молчали.

Трижды выходил отряд на линии железных дорог, и трижды ночную тьму на широком пространстве рвали сотни взрывов самодельных партизанских зарядов.

Все группы подрывников без потерь вернулись в лагерь. Только в первую же ночь не вернулась группа Артема Кленова. Перегудов и Васильцов прождали сутки, вторые и в третью ночь к месту действий группы Кленова послали самых лучших разведчиков. Два часа назад разведчики возвратились в отряд. На месте железнодорожного моста, что пересекал большак, в грудах обломков под сильной охраной работала немецкая восстановительная команда. Никаких сведений о группе Кленова разведчикам добыть не удалось. Только жители лесного хутора рассказывали, что вскоре после взрыва моста за железной дорогой вспыхнула сильная автоматная стрельба. До самого рассвета трещали автоматные и пулеметные очереди, потом лопнуло несколько гранатных взрывов и все смолкло.

* * *

Васильцов бежал, не чувствуя собственного тела и хлеставших по лицу колючих веток. С востока, меж расступившихся деревьев, приближались еще смутно различимые люди в защитных гимнастерках с погонами, в касках, пилотках, фуражках с красными звездочками.

Стремительное, неудержимое «ура» неслось с двух сторон и, схлестнувшись, всколыхнуло весь лес. Васильцову показалось, что дрогнула, качнулась земля и в каком-то пьянящем вихре закружились деревья. Васильцов не помнил, он ли первым схватил подбежавшего красноармейца или тот раньше обвил руками его шею, не знал он, был ли это один человек или несколько, и не мог представить, сколько продолжалась эта встреча в сосновом, затопленном сияющим светом бору.

Опомнился Васильцов от чьих-то настойчивых рывков за руку. Обернувшись, он увидел испуганное лицо мальчишки, который в последние дни был приставлен подпаском к Павлу Круглову.

— Там… Там вон, — бессвязно лепетал паренек, — дядя Павел… Дядя Круглов лежит…

— Круглов? Что с ним?

— Не знаю. Бежал, как все, когда сказали, что наши подходят. Я тоже. Потом он повернулся, назад пошел и упал.

У куста колючего чапыжника, вывернув стоптанные каблуки сапог, ничком лежал Круглов. Стягивая с головы фуражку, над ним склонился отрядный врач.

— Что? Что случилось?

— Сердце. Этого давно нужно было ожидать, — проговорил врач, опуская руки.

XX

В бледном полусвете раннего утра призрачно темнели фигуры наступавших впереди стрелков. Обширную низину плотно застилал белесый туман, и в этом молочном разливе глухо стучали пулеметные очереди, вразнобой щелкали одиночные выстрелы, изредка ухали взрывы.

— Стой! Закрепиться! — прокричал Дробышев и прыгнул в разбитую воронками глубокую траншею.

Вслед за ним, гремя патронными коробками, Гаркуша и Тамаев втащили в траншею пулемет. Где-то рядом слышались голоса пулеметчиков других расчетов.

— Ух, мама родная, — тяжко отдуваясь, прохрипел Гаркуша, — еще бы, ну, шагов сто и — дух вон!

— Ставьте сюда, — приказал Дробышев и, когда Гаркуша зарядил пулемет, весело добавил: — Вот теперь и передохнуть можно.

— И хоть бы глоточек той самой, живительной, нашей порционной, — лукаво прищурясь, с горестным вздохом проговорил Гаркуша. — Ведь надо же, дурья башка, вчера еще накрепко решил: ни капельки не трону аж до самого до утра. А утречком хлебну с устатку и — как новенький. Так нет же, не утерпел, все за ужином выдул.

— Ну что же с вами делать? — отстегнул Дробышев трофейную флягу от пояса. — Всю ночь на славу поработали. Подправьтесь маленько. Только, чур, два глотка и не больше.