Анна Ветлугина - Бах

• Название: Бах
• Автор: Анна Ветлугина
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-0709-7

Жизнь великого композитора, называемого еще в XVIII веке святым от музыки, небогата событиями. Вопреки этому, Баху удавалось неоднократно ставить в тупик своих биографов. Некоторые его поступки кажутся удивительно нелогичными. И сам он — такой простой и обыденный, аккуратно ведущий домашнюю бухгалтерию и воспитывающий многочисленных детей — будто ускользает от понимания. Почему именно ему открылись недосягаемые высоты и глубины? Что служило Мастеру камертоном, по которому он выстраивал свои шедевры?

Эта книга написана не для профессиональных музыкантов и уж точно — не для баховедов. Наука, изучающая творчество величайшего из композиторов, насчитывает не одну сотню томов. Лучшие из них — на немецком языке. Глупо было бы пытаться соперничать с европейскими исследователями по части эксклюзивности материалов. Такая задача здесь и не ставится. Автору хотелось бы рассказать не только о великом человеке, но и о среде, его взрастившей. О городах, в которых он жил, о людях, оказавших на него влияние, и об интересных особенностях его профессии. Рассказать не абстрактным людям, а своим соотечественникам — любителям музыки, зачастую весьма далеким от контекста западноевропейских духовных традиций.

---

Не прошло и двух лет, как Мария Барбара снова родила. На этот раз — мальчика Вильгельма Фридемана (1710–1784). Того самого, присутствовавшего на легендарном поединке с Маршаном.

Появление сына вызвало у Иоганна Себастьяна нескрываемый восторг. Первенец мальчик стал любимцем отца и одним из его лучших учеников, возглавив впоследствии славную плеяду четырех братьев-композиторов. Бах говорил про Фридемана словами Евангелия от Матфея: «Вот сын мой возлюбленный, в нем мое благоволение».

Вильгельм Фридеман во многом оправдал возложенные на него надежды. По словам Форкеля, первого баховского биографа, «Вильгельм Фридеман… стоял ближе всего к своему отцу».

Действительно, по оригинальности, «первичности» мелодии он походил на Иоганна Себастьяна, разделяя также его эстетические воззрения, в отличие от своих братьев, устремленных в новый «галантный» век. Исследователи творчества баховского первенца называют его «последним служителем барочной органной традиции», а еще, как ни странно, романтиком.

Взгляд на его портрет наводит на мысли о правильности такого утверждения. Что-то есть в его облике почти вагнеровское. Фридеман смотрится белой вороной в компании своих братьев с благообразно напудренными париками. Он тянулся к романтическому идеалу «свободного художника», когда еще никто не слышал о таком определении. Вильгельм Фридеман умел писать очень разную музыку — и строгую, и необузданную, и чувственную, и наивную… Он мог показаться интереснее Баха-старшего — поначалу, когда в глазах еще не начало рябить от виртуозной смены масок. Многоликий и воздушный, как сильфида, он все же сильно отличался от своего отца. Иоганн Себастьян лез в драку, когда дело касалось ограничения музыкального совершенства, Фридеман ценил свободу ради свободы и был менее устойчив. Нельзя сказать, что он совсем не имел ответственности перед родом. Имел. Только более перед своим отцом, которого он уважал как прекрасного музыканта, чем перед какими-то неизвестными предками-потомками. И эта «ответственность-лайт» не смогла сдержать его страстей.

Запутавшись в долгах и пьянстве, он продал имение жены. Пытался плести интриги против людей, которые помогали ему, причем делал это на редкость бездарно, поскольку интриговал от отчаяния и хандры. Потерял расположение принцессы Анны Амалии, распродал случайным людям отцовские автографы. Однажды даже присвоил его сочинение… скорее всего, из-за лени и безалаберности, нежели из желания снискать дополнительные лавры. Свою музыку он записывал далеко не всегда, а ноты терял. Последние двадцать лет своей жизни он прожил безработным, скитаясь из города в город в поисках хоть какой-нибудь халтуры. Его встречали даже в труппе бродячих комедиантов. Умер этот талантливый человек совершенно нищим.

Правда, большинство неприятностей произошло с Фридеманом уже после смерти отца. В юности же он много радовал Иоганна Себастьяна, будучи ему верным помощником в руководстве репетициями, переписывании партий, а также в игре на клавишных инструментах. Бах выделял его как музыканта среди других сыновей, что было не всегда справедливо. В частности, про Филиппа Эммануэля Бах-старший говорил с некоторым пренебрежением: «Берлинская лазурь. А она выцветает». В то время в Берлине как раз изобрели этот искусственный краситель, имеющий приятный цвет, но отличающийся нестойкостью. Филиппа Эммануэля звали как раз «берлинским» Бахом. О младшем же, Иоганне Кристиане, получившем позднее прозвище «лондонского» Баха, отец выражался еще суровее, цитируя последнюю строку популярной в то время басни: «По глупости своей он далеко пойдет». Такое нелестное мнение, однако, не помешало Иоганну Себастьяну завещать Иоганну Кристиану свои дорогущие клавикорды, что вызвало ярость старших сыновей.

Фридеман действительно понимал отца, как никто другой. Они замечательно чувствовали друг друга в дуэтах и давали блестящие совместные концерты, надолго запоминавшиеся слушателям.

И лютеранству он, по завету отца, остался верен до конца жизни, хотя это стоило ему многих неудобств при работе в католическом Дрездене.

Его органные импровизации поражали своей масштабностью и необузданной мощью, гораздо более записанных произведений. К сожалению, до изобретения аудиозаписи оставалось еще полтора столетия.

Можно много рассуждать о нелегкой и поучительной судьбе Вильгельма Фридемана и о его сохранившемся наследии, но нас он интересует сейчас как большой и успешный педагогический проект. Вильгельм Фридеман и его три брата, ставшие известными музыкантами, — бесспорные педагогические достижения Баха-старшего.

Глава четырнадцатая. ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА

Каким педагогом был Иоганн Себастьян? Так и хочется сказать «превосходным». Но сведения насчет его учительской деятельности крайне противоречивые.

Он создал целый пласт прекрасной педагогической литературы. До сих пор в детских музыкальных школах программы строятся так: Бах, какой-нибудь этюд и еще какая-нибудь пьеса крупной формы. То есть в области детского репертуара Бах давно стал чем-то вроде специального жанра.

Писатели знают, как трудно делать качественную детскую литературу. С музыкой и того хуже. Ведь юные музыканты должны не только понять смысл написанной для них пьески, но и справиться с ее исполнением.

Баховские «Маленькие прелюдии и фуги» и «Инвенции» — как сказки Андерсена в музыке. Доступные детским рукам, они говорят о вечном, как и все, написанное Бахом. А дети, может, и не поймут до конца эти изящные миниатюры, но смогут интересно и счастливо прожить в них свое музыкальное детство. Этих пьес несколько сборников — от «Маленьких прелюдий» и инвенций до прелюдий и фуг «Хорошо темперированного клавира» — разные степени технической трудности. Бери и выстраивай по возрастанию. Подарок для музыкального образования на много поколений вперед.

Имелась у Баха и своя собственная методика. Он представлял ученикам музыкальное произведение в виде беседы голосов, из которых каждый имеет свой характер. При этом все хорошо воспитаны, не перебивают друг друга и не вмешиваются в середине. Иоганн Себастьян запрещал своим ученикам сочинять за клавиром, дабы они следовали за своими мыслями, а не за пальцами. Тех, кто пытался пренебречь запретом, называл «клавирными гусарами». Он уважал строгие правила контрапункта, но мог позволить нарушить их, если это имело художественное оправдание. Постоянно призывал своих учеников штудировать партитуры мастеров, как делал это сам. В общем, концепция преподавания выглядела весьма гармонично.

Но…

Недовольных Бахом-педагогом хватало. Причем исходило недовольство от его современников — очевидцев педагогического процесса. В Лейпциге негативное восприятие его педагогической деятельности оставило память даже после смерти мастера. «Школе нужен был кантор, а не капельмейстер, — говорили его коллеги по Томасшуле. — Господин Бах был, несомненно, большим музыкантом, но не учителем».

А еще известная фраза: «В ручье поймали лишь одного рака» — про ученика Баха Иоганна Людвига Кребса (по-немецки «Кребс» — «рак», «Бах», как уже говорилось, — «ручей»). До конца непонятно, кто автор фразы — сам Бах или злые языки. Но смысл ее от этого не меняется. Не нашлось громких имен среди учеников великого композитора, за исключением собственных сыновей да еще Кребса, чья величина весьма сомнительна.

Одно время ругать этого композитора даже стало хорошим тоном у искусствоведов. Его называли «бездумным», «салонным», эпигоном Баха. Потом исследователи выдвинули версию, что именно Кребс, а вовсе не Бах написал те самые «детские» Маленькие прелюдии и фуги.

Итак, не считая сыновей, имеем только одного состоявшегося баховского ученика. Есть, правда, в учениках зять Баха — Альтниколь. Тоже — родственник, и более всего он известен как редактор своего тестя. Имеется еще И.Ф. Кирнбергер — достаточно видный музыкальный теоретик. Он как раз поет дифирамбы Баху-педагогу: «Его метод обучения — самый лучший, ибо он последовательно, шаг за шагом продвигается от самого легкого к самому трудному… Поэтому я считаю метод Иоганна Себастьяна Баха единственным и наилучшим. Жаль, что этот великий человек не написал о музыке в теоретическом плане; учение его дошло до потомков только через его учеников».

При этом Кирнбергер учился у великого композитора совсем недолго. О факте его обучения свидетельствует другой теоретик и музыкальный писатель Ф.В. Марпург — автор упоминавшейся байки про селедочные головы. Этот Марпург — довольно непонятная личность. О его музыкальном образовании не известно ничего. Якобы он жил в Париже, где общался с Вольтером и д'Аламбером. Правда, сей факт не помог ему в карьере. Он бедствовал, пока Кирнбергер не устроил его в Прусскую государственную лотерею, где он дослужился до директора. Известность в музыкальных кругах Марпург получил благодаря изданию сразу трех журналов по теории музыки, в которых он сам писал большинство статей.