Евгений Нейштадт - Роман в сонетах (сборник)

• Название: Роман в сонетах (сборник)
• Автор: Евгений Нейштадт
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-00071-166-8

Роман в сонетах – эпистолярный роман из 4 частей по 25 сонетов в каждой.

Сонеты самой твердой формы – 2 катрена с одинаковыми рифмами. Эта форма возникла в итальянском языке, о котором Мандельштам говорил, что в нем все рифмуется. Роман в сонетах – попытка показать, что русский язык в этом не уступает итальянскому.

---

Будь сказочно сильна и ты – Любовь!

31

Я без тебя – не человек.

Мне с этим – не смириться.

Я обречен на целый век

К тебе душой стремиться.

Как вниз стремится легкий снег,

Как ввысь стремится птица,

Как воды сотен мелких рек

Стремятся вместе слиться.

Я без тебя – не человек.

Ты мне нужна, как воздух.

Как Ною нужен был ковчег,

А капитанам – звезды…

Ведь только звезды милых глаз

От гибели спасают нас.

32

Когда тебя постигнет вдруг

Неправое гоненье,

Когда тебя покинет друг,

И посетит сомненье,

Когда погибнет дело рук,

Плод мук и вдохновенья,

И неудач замкнется круг —

Не придавай значенья:

Тоска не властна над тобой,

Пока тебе дано судьбой

Испытанное средство —

Придти к тому, кто только твой,

Как возвращаются домой —

В мир нежности и детства.

33

У меня есть отличная книжка:

“Афоризмы” великих людей.

Я питаю свой слабый умишко

Геркулесовой кашей идей.

Голова не вмещает излишка,

Как ни мучайся, как ни радей:

Для тебя я – тщеславный мальчишка,

Не Радищев и не Фарадей.

Но один афоризм я усвоил,

Он немного меня успокоил,

Кем теперь ты меня ни зови,

Вот оно – оправданье мое:

“Женщина знает смысл любви,

Мужчина – лишь цену ее.”[1]

34

Наглец всегда смелей на вид,

Чем есть на самом деле.

Подлец о чести говорит,

Когда стремится к цели.

Обжора хвалит аппетит,

Лентяй – простор постели.

Глупец себя поэтом мнит

В азарте пустомели.

А я – как будто – не глупец,

И не наглец, и не подлец.

Ленив, но не обжора,

Хотя охотно – хоть сейчас —

Я съел бы ссорящие нас

Все яблоки раздора.

35

Любовь в стихах, как и в кино:

Тут – стансы, там – сеансы,

И главное – отражено,

И найдены – нюансы…

Но для игры не все ль равно:

Кино, стихи, пасьянсы?

Найти, что найдено давно,

Всегда имеешь шансы.

И лишь с тобой наедине,

Вдруг растворяясь в тишине,

Все проплывает мимо,

И остается только то,

Чего не выразил никто —

То, что неповторимо.

36

Планета мчится по орбите,

Чертя гигантскую спираль:

За Солнцем на незримой нити

Земля послушно мчится вдаль.

Вот нить – загадка для открытий:

Незрима, а порвешь едва ль.

Как говорится, нечем крыть, и

Напрашивается мораль:

Я – не планета и не планер,

Быть может, “сел в чужие сани”,

Но я привязан между тем

К тебе не нитью, а канатом:

Недаром же мой каждый атом —

Подобье солнечных систем.

37

Я всегда боялся громких слов:

У меня от них – мороз по коже.

Так ножом скоблимое стекло

Вызывает приступ нервной дрожи.

Прав был, как всегда, поэт Светлов:

Шепот часто громких слов дороже,

Чтобы душу фальшью не свело,

К слову нужно относиться строже.

Презирая громкие слова,

Ты не веришь мне, и ты – права.

Но непонятый тобой, я буду все же,

Проклиная кожу и мороз,

Повторять и в шутку и всерьез,

Шепотом и вслух одно и то же:

38

Ты – единственная женщина на свете,

Для которой я забыл себя,

И мои стихи – не для столетий:

Я вложил в них душу – для тебя.

Что мне время? – Посторонний третий.

Равнодушно строчки теребя,

Не поймет он правды о поэте:

Все на свете познают – любя.

Вспомни то, что было между нами:

Нежную неловкость первых встреч,

И не пробуй погасить то пламя,

Что ты так легко смогла зажечь —

Поздно: как его ты не топчи —

Не остановить его лучи.

39

Как я могу искать другую,

Когда мне всех роднее – ты?

Ты – воплощение мечты.

Люблю тебя, как есть, такую.

И только о тебе тоскую,

Стихами пачкая листы,

И только для тебя рискую

В них не достигнуть высоты.

И если ты меня забудешь,

Стихи напомнят обо мне,

Когда на радиоволне

Ты слушать передачу будешь

И как далекий мой привет,

Услышишь…чей-нибудь сонет.

40

А я возьму и стану меланхоликом:

Пойду в кафе, в тот самый уголок,

И проведу за тем же самым столиком

С самим собой приятный вечерок.

С самим собой я – единица с ноликом

(Весьма многозначительный итог!)

С самим собой я стану алкоголиком,

А буду думать, что я царь и бог.

Я – властелин: мои воспоминания

Покорны мне, как стройные войска.

У них – победоносная кампания,

Но все завоевания – тоска.

Насколько легче было мне и веселей

Покорным быть в компании твоей.

41

Ты меня не хочешь помнить.

Хочешь прошлое забыть,

Настоящим жизнь наполнить,

Чтоб и в будущем любить.

Я – не “настоящий”, что мне

Перепало – с тем и жить.

Хоть и будет нелегко мне —

Буду прошлым дорожить.

Дорожить воспоминаньем

О тебе, любовь моя.

Дорожить своим страданьем,

Боль глубоко затая,

Шутка ли? Ведь это боль —

Причиненная тобой.

42

Зима ли это, осень ли

Всю кровь мне заморозила?

Любовь моя, не очень ли

Меня ты рано бросила?

Любовь моя, не очень ли

Меня ты поздно бросила?

Случайно ли, нарочно ли,

Как головой – да в озеро.

И жив ли, оставленный,

Отравленный, подавленный,

Заброшенный – не поднятый,

Покинутый – потерянный,

Тобой совсем не понятый,

Такой совсем растерянный?

43

Человек ко всему привыкает.

Мне знаком этот “анабиоз”:

Стынет кровь, буйство чувств иссякает,

И в конце – ни кошмаров, ни грез.

То, что в юности так увлекает,

В зрелом возрасте – просто курьез,

Словно с опытом в нас проникает

Понимающий все дед-мороз.

Вот и сердце, как хрупкая льдинка:

Чуть подтаяв, разбилось легко.

Ты ушла, и его половинка

От оставшейся здесь – далеко…

Может быть, на ледышке-ладошке,

Может, брошена в снег – под подошвы.

44

Нет поэзии без прозы.

Мир таков, и жизнь такая:

Любит “грозные курьезы”,

Губит, весело лаская.

Я смеюсь, я несерьезен,

А поодаль – скорбь мирская.

Плачу я, а смех сквозь слезы

Снова радугой сверкает.

От таких противоречий

Можно потерять рассудок.

Он дрожит, как хвост овечий

От твоих обидных шуток.

Но обидеться серьезно

Не могу: доходит поздно.

45

Я писать не перестану

Для тебя и о тебе.

Не поможет – тайно стану

Предаваться ворожбе.

Может быть, пойду к цыгану

По вопросу о судьбе.

Может, вообще застряну

На метле в печной трубе.

Жаль, я против чертовщины,

Колдовства и штурмовщины:

Я – за планомерный труд.

Ибо знаю: ни кудесник,

Ни шабаш и ни воскресник

До добра не доведут.

46

Не знаю, зря или не зря

Я против суеверий:

Тринадцатого декабря

Ты отворила двери…

Был красным лист календаря,

Воскресным – день недели,[2]

И мы, короче говоря,

Друг друга разглядели.

Тринадцатого мая я

Тобою был отринут.

Тринадцатого декабря

Тобою снова принят.

А в январе сего числа

Ты ручку мне преподнесла.

47

Наверно, чтобы не было старо

То, что пишу я, своему поэту

Ты подарила вечное перо,

Похожее по форме на ракету.

Ракета: современно и остро.

Я понимаю современность эту —

Ракетой мысль взлетела над костром,

Сжигавшим тех, кто так же рвался к Свету.

Костер, зажженный Разумом в пещере,

Рассеял мрак, и отступили звери.

Но Разум вечно окружен зверьем,

И много жизней пламя погасило.

Так кто же победит в игре с огнем?

Добро иль зло? Рассудок или сила?

48

Как мой отец ухаживал за мамой?

Смешной вопрос, какой уж тут рассказ:

Нам не понять, какой бывала драмой

Любовь, что к жизни вызвала всех нас.

Но голос крови, властный и упрямый,

Живет во мне: я весь в отца сейчас.

И мне идти дорогой той же самой

К своей любви и тоже – в первый раз.

И вновь проблемы долга и морали,

И мне сомненье душу тяготит,

Что тот же путь я обрету едва ли:

Была война. На ней отец убит.

А мама, вспоминая говорит,

Что ей таких сонетов не писали.

49

Мы так близки: каких-то три квартала,