Михаил Ремер - Спасти Москву

• Название: Спасти Москву
• Автор: Михаил Ремер
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-79316-7

Изменить прошлое – заветная мечта многих… Но если она обретет реальность – не превратится ли в кошмар?

Чем же станет жизнь нашего современника, попавшего на Русь XIV века?

Николай Сергеевич – простой учитель – не десантник, не военный, не бизнесмен-управленец.

Сможет ли он поменять ход истории только с помощью своих знаний и любви к России?

---

– Что за чертовщина?! – притулившись к могучему стволу дуба, просипел он. – Вот это угораздило!

Хотелось есть, но, посмотрев на часы, преподаватель одернул себя: не время. Уже сейчас он начал жестко контролировать себя в еде; за блуканиями этими четверть окорока, а вместе с ним одна моркошка да половина луковицы уже исчезли. Если и дальше так пойдет, то придется разносолы и варенья открывать, благо этого добра было несколько банок. Гораздо хуже дела обстояли с питьевой водой. Литровая бутылка уже почти опустошилась, а есть снег как-то не хотелось. По крайней мере, пока. Ружье бы сюда!

Хотелось остановиться и, прислонившись к стволу дерева, расслабиться и просто закрыть глаза, но делать этого было нельзя ни в коем случае. Остановиться даже для того, чтобы повыкидывать из давящего рюкзака лишние вещи: овощи, картошку, еще что-нибудь там, означало умереть. Измученные такой прогулкой мышцы гудели нещадно, да так, что казалось, вот-вот, натянувшись до предела, просто порвутся подобно струнам.

Чтобы как-то притупить чувство голода, он зачерпнул пригоршню снега и отправил ее в рот, затем извлек из внутреннего кармана мобильник и с надеждой посмотрел на экран. Тот все так же беспомощно выдал: «сетей не обнаружено».

– Спасибо главе администрации за подарок! – заблудившийся картинно поклонился воображаемому собеседнику. – Отличный телефон. Модный, крутой, да только не работает! Сынку – бизнес, Николаю Сергеевичу – игрушка и грамота почетная! – распаляясь, выкрикивал он в темноту. – Конечно, кто, если не Булыцкий? Тряпки вокруг одни, вот и слова поперек никто не скажет! У, я вас! – погрозил было кулаком куда-то во тьму.

Откуда-то раздался протяжный вой. Ветер? Пожилой человек завертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-то. Бесполезно! Слишком густо росли деревья, да и сумерки навалились. А тут еще и пурга. Вой повторился, но уже ближе. Так, словно кто-то учуял жертву и теперь медленно и неумолимо приближался к перепуганному, сжавшемуся в комочек человеку. Николай Сергеевич нервно встряхнул головой, гоня прочь наваждение, и покрепче стиснул расчехленный уже топорик. Сердце нервно заколотилось, выбивая неровный бой, и по правой руке пробежала уже знакомая судорога. Скверно. Особенно здесь, в лесу, без связи. Случись чего, и все, привет. Порывшись в карманах, пленник судорожно извлек связку цветастых, как он сам их называл, «упаковок первой необходимости». Отыскав нужную, с противным хрустом извлек он пару кругляшков и быстро заглотнул их, заедая снегом. Совсем скоро страннику стало легче. Намного. Настолько, что он смог подняться на ноги и, взяв в руки подобие посоха, вырубленного из прямой ветки орешника, тяжко двинулся в путь.

Большого смысла в этом, конечно, не было, хотя и рисков минимум; уже и так было ясно, что он безнадежно заблудился. Но, как решил мужчина, уж лучше замерзнуть, чем быть живьем сожранным волками. И откуда их столько появилось-то? В прошлом охотник, он давно считал, что постреляли уже почти всю живность в округе; сам еще лет десять назад ходил. А еще – деревья. Как в мире другом. Все больше лиственные да сосны. А вот елок почти и нет. Хотя как так? Помнил же преподаватель, что леса дремучие, да все ели больше. В таких, говаривают, и нечисти больше, чем в лиственных. Лешие, Бабы-ёги, те же волки, что только и ждут зазевавшегося путника, чтобы наброситься да на куски разорвать. Да вот только за жизнь свою заблудившийся решил держаться – будь здоров! До крови! До боли! До ора! Одной рукой опираясь на ветку, в другой сжимая топор, он двинулся вперед. Наугад. В темноту. Как там бишь:

– Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие… – с трудом шевеля потрескавшимися обмороженными губами, читал он обрывки молитвы. Закончить не смог. Не успел, вернее. Свинцовая тяжесть вдруг наполнила окоченевшее тело, и он погрузился во тьму.

Чутьем он каким-то скорее понял, что не один. И не в снегу. Непонятно было только вот, жив он или уже нет. За первую версию говорила пульсирующая где-то в глубине черепа боль, ощущение горизонтального положения тела в пространстве да жестких досок под спиной. За вторую – «невесомое» состояние онемевшего – а было ли оно вообще – тела, запах дыма и гари да совершенно незнакомые голоса, о чем-то там настороженно переговаривавшиеся на каком-то непонятно-распевном языке. «Ангелы?» – как-то совсем равнодушно подумал он. Вроде и помолиться было бы не худо, но не было сил. Неуместно, вернее, было сейчас. Ну в самом деле, ошибись он, и над его душой уже колбасились бы бесы, как бы глупо он выглядел со своей молитвой.

Впрочем, и об этом думалось с трудом. Да и вообще еле думалось. Мысли, под стать гипотетически существующему телу, были вялыми и какими-то… несуществующими, что ли. Булыцкий попытался открыть глаза, чтобы окончательно расставить все точки над «i», но даже это незначительное действие вызвало такой приступ головной боли, что он снова провалился в глубокое забытье.

Следующее пробуждение было намного более приятным, если такое описание вообще применимо к текущему состоянию. Ощущение тела вернулось. Вернее, боли в гудящих икрах да обмороженных, пораненных пальцах рук. Попытался сглотнуть, но не смог. Горло распорола резкая боль, как будто полоснул кто по нему ножом раскаленным. В висках тут же отозвалось резкой болью, взрывая и без того измученный мозг. «Жив!!! – обрадованно подумал он, и эта мысль, словно высоковольтный разряд, молнией пронеслась по телу, возвращая тому способность чувствовать внешний мир. – А эти? Ангелодемоны? Они действительно были или мне просто причудилось?» – задумался тот, и тотчас, словно ответ на его вопрос, сбоку донеслись знакомые голоса и чей-то хриплый кашель. И говорили они действительно на каком-то непривычном языке, Булыцкий хоть и не без усилий, но смог уловить в нем что-то знакомое. Эти усилия вновь вымотали странника, а тут еще и возникло рядом расплывчатое пятно неопределенного пола, бесцеремонно сунувшее под нос плошку с неким дымящимся отваром. Несколько глотков омерзительно горькой жидкости, и Булыцкий вновь провалился в забытье.

– Боярин, не иначе, – первое, что услышал он, придя в себя.

– Княжьих, гляди-ка, кровей.

– Репей тебе в рот! Где ты князьев с боярами такими видывал? Чужеродец. Точно тебе говорю: чужеродец!

– А чужеродцев таких где видывал? – сквозь кашель отвечали ему.

– А как лихих дел промысловик?

– Репей тебе в рот!

Николай Сергеевич тяжело застонал и приоткрыл глаза. Темнота. «Все-таки умер?» – молнией пронеслось в голове. Картинка перед глазами, еще немного поплясав, наконец-то начала приобретать резкость. Прямо над ним угрожающе навис почерневший от копоти потолок. Грубые брусья, плотно уложенные в ряд, из зазоров которых бесстыже торчали клочья соломы или пакли вперемешку с комьями земли. Место совершенно незнакомое и чужое. Чтобы лучше сориентироваться, пожилой человек повертел головой, но тут же отказался от этой затеи, без сил закрыв глаза.

– Смотри, смотри, кажись, не мертвый.

– Не дошел то моста Калинова[7].

– Мож, не доделал здесь чего?

– Душу Бог не взял. Грешник, может.

– Пить, – с трудом превозмогая рвущую горло боль, просипел Николай Сергеевич.

– Слово молвит.

– Кажись, попросил чего-то.

– Мож, не надо было волочить сюда?

– Репей тебе в рот, Третьяк! Тварь Божью от смерти уберечь дело великое.

– Третьяк! Водицы-то принеси. Вон, в горячке бьется. И мне, – сквозь сиплый кашель добавил кто-то.

Чья-то крепкая ладонь приподняла его голову, и на губы полилась обжигающе холодная влага. Секунда, и, забыв обо всем на свете, старик принялся жадно глотать студеную воду. Ледяная свежесть растеклась по телу, охлаждая его и в то же время наполняя болью.

– Ишь, бедолага.

– Жаром внутри полышет.

– Не помер бы.

– Не помрет. Крепкий.

Только сейчас Булыцкий сообразил, что на лбу у него – кусок грубой материи, наполненный мелко накрошенным льдом. Снова приоткрыв глаза, он попытался сориентироваться: а куда, собственно, он попал?!

Место, куда занесла его судьба, более напоминало склеп: небольшая такая комната с бревенчатыми стенами без каких-либо намеков на окна. В центре – место для огня, в котором, жадно облизывая сучья и ветви, выплясывали языки пламени, наполняя помещение каким-то неверным, оттого и таинственным красноватым светом. По стенкам – подставки с лучинами. Сизоватый дым поднимался от кострища и, упершись в потолок и чуть там поблукав, вырывался наружу через два крохотных, больше похожих на бойницы, черных прямоугольника[8]. Вокруг костра, ссутулившись, молча сидели несколько бородатых, по-странному одетых мужчин.

– Где я? – прохрипел пленник.

– Что молвишь? – наклонился к нему здоровый детина.

– Куда я попал? – глядя на заросших, словно настоящие бомжи, обитателей подземелья, с трудом пробормотал тот.