Сергей Ченнык - Альма

• Название: Альма
• Автор: Сергей Ченнык
• Издательство: Гала
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-1539-14-2

«Альма» — вторая книга серии «Военно-исторический очерк Крымской кампании (1854-1856 гг.) Восточной войны (1853-1856 гг.) известного крымского военного историка Сергея Ченныка. Ее отличие от предыдущей в том, что здесь описаны события всего лишь одного дня — 8(20) сентября 1854 г. Но даже столь ограниченный временем сюжет не снижает динамичности и не уменьшает заложенной в него интриги. Вместо нудного повествования о, казалось бы, давно изученном сражении автор показывает его как противоборство трех военных лидеров: русского главнокомандующего князя А.С. Меншикова, английского генерала лорда Раглана и маршала Франции Сент-Арно. Оригинальность стиля в сочетании использования фактического материала с аналитическими исследованиями благоприятствует попытке взглянуть на происходившее более 150 лет назад через реалии сегодняшних дней.

Первое, что хочется отметить после знакомства с содержанием — книга не перегружена философскими рассуждениями и лишними эмоциями. Верный выработанному стилю, автор не навязывает читателю свои взгляд и точку зрения. Скорее, он провоцирует дискуссию в уверенности, что вдумчивый читатель, серьезно интересующийся темой, а равно и серьезный профессионал — сами в состоянии оценить, какие акценты и где нужно расставить, какие выводы нужно сделать. Дело автора — лишь помочь ему пойти по правильному пути. Книга, несомненно, развеет распространенные мифы, касающиеся описываемых событий. Читателям откроется множество деталей сражения, большинство их которых почерпнуты автором из источников, и либо никогда не публиковавшихся либо до сего дня не переведенных на русский язык.

«Альма» — не попытка навязать свою точку зрения, это лишь желание приоткрыть занавес на одну из самых интересных страниц военной истории Отечества.

---

С Владимирским полком сражались только гвардейские фузилеры, остальные полки бригады в этой схватке участия не принимали, находясь в отдалении. Появление этого интервала можно объяснить слабой тактической подготовкой офицеров полкового и бригадного звена британской армии. Заботясь лишь о маневрировании собственных подразделений (и то относительно), они напрочь забывали о взаимодействии с соседями. Например, Колдстримский гвардейский полк почти не сталкивался с русскими, ограничившись ведением ружейного огня с дистанции 200 и более метров.{770} Гвардейские гренадеры потратили много времени на восстановление строя после перехода Альмы.{771}

Недаром некоторые английские историки высказывают мнение, что Альминское сражение стало «частным делом» не только для русских, но и для английских полков. Каждый командир действовал по своему усмотрению, чаще сообразуясь с возникшей ситуацией, чем с общим положением на поле боя. На уровне бригад присутствовала лишь «импровизация», а на дивизионном уровне не было и ее. Исключением могут быть лишь действия Шотландской бригады генерала Колина Кемпбела.

Когда шотландцы увидели, наконец, движение гвардейских гренадеров и колдстримцев, они встретили их бранью, самой мягкой из которой было: «…Позор! И это фавориты королевы!».{772}

Владимирцы были не единственными и не последними защитниками правого фланга. Не собирался уходить с поля боя Казанский полк (не в полном составе, а его 1-й и, вероятно, 3-й батальоны), давно потерявший строй, но не потерявший способности и желания сражаться. Отбросив, в конце концов, на некоторое время вцепившихся на него солдат 7-го Королевского фузилерного полка, почти полностью опустошивших свои патронные сумки, остатки казанцев вступили в схватку с 95-м и 55-м полками, удачно и, самое главное, вовремя сменившими королевских фузилеров. Британские историки считают, что подкрепление 7-го Королевского фузилерного полка этими полками стало одним из решающих факторов победы в сражении на Альме. Солдаты 55-го очистили поле боя от остатков Казанского егерского полка.

Всякие человеческие возможности имеют свой предел. Владимирский пехотный полк в конце концов захлебнулся собственной кровью. У него оставалась последняя возможность спасти свои остатки от полного истребления.

«Вдруг сигнал: «Отступление!… Налево кругом!…». Что такое сталось?…

Сталося плохое дело, братцы; мы-то припустили и осадили его как следует, по совести, тут хоть он всю свою силу шел на нас, разве сломали бы, а мы не попятились бы, это верно, а на левом фланге не устояли».{773}

Храбрость офицеров-владимирцев достойно оценили противники. Хиггинсон видел, как они под пулями самоотверженно пытались организовывать своих солдат.{774} Но буквально через несколько минут остатки организации рухнули: «…а отступление, да еще в гору, беда! О тела спотыкаемся, в крови скользим; отстреливайся — а он прет!».{775}

«…Кровавая картина смерти, в первый раз виденная мною, резко запечатлелась в моей памяти. Изуродованные члены, зияющие раны, стоны, просящие скорейшего конца мучений, — все это слилось в какой-то смертный, болезненно отдающийся в голове хаос».{776}

Это может свидетельствовать как минимум о двух вещах. Первое: будучи под сильнейшим огнем, полк сохранял управляемость и организацию. Оба офицера, получивших ранение, должны были по установленному порядку находиться там, куда был направлен преимущественно огонь англичан, — на флангах.{777} При этом правый фланг обстреливала Гвардейская бригада, а левый — орудия Тернера и Морриса. Второе: будучи солдатами не самыми опытными, британские гвардейцы инстинктивно выносили точку прицеливания в корпус. Их так учили. И не только их. Почти на всем протяжении XIX столетия во всех уставах существовало одно правило — точка прицеливания всегда в низ цели.{778}

Как следствие, огонь, который велся с достаточно большой дистанции, без уточнения прицела значительно терял свою эффективность и пули по баллистической траектории или ударяли в землю перед русскими пехотинцами, или наносили ранения в нижнюю часть корпуса или ноги. Когда же дистанция сократилась, «Энфилды» стали выкашивать шеренгу за шеренгой.

Некоторые раны были ужасными. Рядовому Ивану Андрееву «…во время этого отступления пуля ударила … в подбородок, сломала салазки, перекрошила во рту зубы и вылетела вон… я упал, заливаясь кровью, в беспамятстве».{779}

Потеряв строй, множество командиров, не получив ожидаемой поддержки, Владимирский пехотный стал отступать. После того как английская артиллерия получила возможность безнаказанно громить владимирцев, стало понятно — все кончено.

«Мы же подоспели как раз вовремя, чтобы перехватить два батальона поляков из русской гвардии, изготовившихся к атаке на нашу пехоту. Мы открыли убийственный картечный огонь из восемнадцати орудий, который они некоторое время выдерживали, но в конце концов дрогнули и задали стрекача; вскоре их уже громили со всех сторон, и они отступили в совершенном беспорядке. Если бы у нас была кавалерия для преследования, мы бы навязали им бой и захватили гвардейцев в плен».{780}

Огонь артиллерии и был тем фактором, который превратил организованный отход в дезорганизованное отступление.

«Отступаем, отстреливаемся, а англичанин и поправился, да как дернет-дернет с орудий, да потом и посыплет мелкотой, штуцерным огнем — до черта наломал людей у нас».{781}

Отступление отличалось от той красоты, которую любят современные краеведы, с напыщенной трагичностью рассказывающие об этом событии. К сожалению, было всё; брошенные раненые, брошенное оружие, брошенное снаряжение…

Это правда войны, о которой нужно помнить и говорить, не стесняясь. Иначе это будет уже не история, а сладкая ложь, которой наша история и так переполнена без меры. Слово очевидцу, адъютанту 1-го батальона поручику Науму Горбунову:

«…я возвратился к остаткам полка, которые большею частью не раненные, а изуродованные отступали уже в беспорядке и с поспешностью. Едва поднялись остатки храброго, но несчастного полка на высоты, как обдало в тыл градом пуль. Оставляя на пути умирающих тяжелораненных, едва тащившихся солдат, услышали мы позади барабанный бой. Это был сигнал у неприятеля, занявшего нашу позицию и ударившего отбой; мы же сочли это за преследование и с большей поспешностью, бросая по пути ранцы, амуницию и даже оружие, спешили удалиться от мнимого преследования».{782}

Да и солдаты полка не стеснялись говорить об этом в своих воспоминаниях: «…ранцев на каждом шагу накидали — что снопов в поле: молодежь утомилась».{783}

Уважаемый читатель, смею Вам сказать, что когда солдат, уходя от неприятеля, бросает оружие, не говоря уже о другом, в том числе раненых, это уже не отход, не отступление — бегство. Я могу оправдать случившееся только, во-первых, глупостью и ненужностью содеянного, во-вторых, тем, что не оказанная владимирцам ожидаемая поддержка Углицким полком просто деморализовала солдат и офицеров. Притом последних — больше.

Чтобы примерно понять, насколько велики были потери Владимирского полка, можно привести отрывок из «Севастопольских записок…» Н. Степанова, оказавшегося в крепости в конце 1854 г.

«28 декабря. Мы воротились на старую позицию, нас сменил батальон Владимирского полка; я в Москве знал всех офицеров, а тут нашел только одного знакомого».{784}

Атака Владимирского пехотного полка стала еще одним подтверждением, что хоть и «…страшно было смотреть на холодный блеск штыков, выравнивавшихся по фронту атакующего строя, но они редко обагрялись кровью. Дни штыковых атак миновали…».{785}

Отбив атаку владимирцев, шотландцы продвинулись вперед, ведя непрерывный огонь залпами, и заняли оставленное русскими укрепление, о чем возвестил их крик, который «…был слышен за милю».{786}

Спустя всего три года после событий командовавший войсками 6-го пехотного корпуса руководивший на Альме обороной правого фланга генерал-лейтенант князь Петр Дмитриевич Горчаков так и не понял, что произошло. Если честно, принимая в расчет его положение, должность и возможности, попытки прокомментировать случившееся звучат лепетом оправдывающегося школьника-двоечника: не знал, не видел, не заметил. Давайте приведем его полностью, тем более, что многие наши ура-патриоты стесняются это сделать и ни в одном из исследований, посвященных Крымской войне до сих пор встречать его мне не приходилось:

«О том, когда центральные батареи, оставленные мною еще в полном действии за эполементами, снялись, какими событиями это сопровождалось, — не знаю, находясь все это время недалеко от моста, в разгаре сражения и среди облаков дыма. Я душевно согласен, что, вероятно, рана помешала генералу Квицинскому пойти за подкреплением, которое по моему распоряжению стояло за противоположным скатом, в 200 саженях расстояния от места, где происходил бой. Затрудняюсь также объяснить себе и читателям, какие колонны оказались на правом фланге нашем, ибо англичане единожды выстроившись в обычный свой развернутый строй, сохраняли его до занятия нашей позиции. Засим, чего лично не видал и положительно не знаю, не позволю себе ни отвергать, ни подтвердить».{787}