Дин Кунц - Город (сборник)

• Название: Город (сборник)
• Автор: Дин Кунц
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78626-8

Кто бы мог подумать, что зловещий клубок преступлений, совершаемых уже столько лет подряд, когда-либо удастся распутать? А самое удивительное, что способностью ухватиться за роковую нить этого клубка некая загадочная и, несомненно, высшая сила наделила восьмилетнего мальчонку-пианиста Иону, открывшего для себя и других музыку, изгоняющую дьявола. Любовь и верность близких и друзей помогли ему остаться в живых, когда бездна у его ног уже разверзлась. Кроме радостей и горестей реальной жизни, ему в полной мере дано было познать магию света и магию тьмы…

Впервые на русском языке!

---

Если бы моя нога соскользнула с лаги шириной в два дюйма, то пробила бы и тонкий слой теплоизоляции, и потолок из гипсокартона, изрядно удивив жильцов, окажись они в квартире.

К счастью, тут и там к лагам прибили квадраты фанеры, эквивалент выступающих из воды камней, по которым реку переходили, не замочив ног. И я осторожно отправился в ту часть чердака, под которой находилась квартира 6-В. Широкий короб вытяжки подсказал мне, что внизу кухня, и я уселся рядом, в надежде услышать что-нибудь интересное.

Пусть и легкий, как пушинка, передвигался я не бесшумно, но надеялся, что едва слышные поскрипывания и потрескивания не могли вызвать подозрений Фионы Кэссиди. Дождь барабанил по крыше, ветер испытывал на прочность стены, а потому шум моих шагов наверняка растворялся в этих куда более громких звуках.

Я разбудил спящих мотыльков, которые теперь метались от одной лампы к другой. У лампы зависали, трепеща, раскрыв серые крылышки, открывая уязвимые брюшка свету, который боготворили. Между лагами в слоях фиберглассовой изоляции жили, несомненно, легионы тараканов, которые этой изоляцией и питались. Лишь некоторые рисковали забраться на фанеру и далее, в складки моих джинсов. Я же не решался их скинуть, опасаясь, что шуршание, вызванное движением ладони по материи, могут услышать внизу.

В потолке кухни прорезали дыру, чтобы пропустить металлический короб вытяжки, через который из квартиры уходили запахи готовки. Дыра эта превосходила размерами короб, и с каждой стороны последнего оставался зазор чуть больше четверти дюйма. Через эти зазоры я мог слышать все звуки, раздававшиеся внизу.

Научившись терпению за те месяцы, когда Тилтон препятствовал моим занятиям на пианино, я ждал, застыв, как памятник. Минут через пятнадцать услышал приглушенные голоса, и меня не удивило, что вытяжной короб заблестел в зажегшемся внизу свете.

Если бы они осмотрели в зазор между коробом и дырой в потолке, то заметили бы, что на чердаке горит свет, и, возможно, сообразили, что кто-то шпионит за ними.

Я предположил, что женский голос принадлежал Фионе Кэссиди, но утверждать бы этого не стал, поскольку доносился он до меня сильно приглушенным и искаженным. Вроде бы разобрал «маленький говнюк» и «проныра», но, с другой стороны, их могло подсказать мне мое воображение. Говорила, главным образом, женщина, и чувствовалось, что она – главная. Мужчину отличал мягкий голос, говорил он короткими предложениями и, как мне показалось, на иностранном языке.

Минут через десять мужчина ушел. Дверь за ним закрылась. Женщина осталась, напевая мелодию, которой я не знал. Вскоре до меня долетел запах свежесваренного кофе. Ложечка стукнула по фаянсу или фарфору: она размешивала сахар. Покинув кухню, свет она не выключила.

Медленно и осторожно переходя с одного квадрата фанеры на другой, я искал Фиону Кэссиди. Наконец сквозь шум дождя и ветра услышал, что она поет «Нарисуй это черным», хит этого лета, исполненный «Роллинг стоунз». Как певица она не могла составить конкуренцию ни моей маме, ни кому-то еще. Моя мама не стирала свое грязное белье на людях, вот и этой женщине не следовало петь за пределами своей квартиры, а может, даже и в пределах.

Но с чердака меня выгнало не ее пение, а скука. Шпионя за ней, я надеялся вызнать какой-то важный и ужасный секрет. Но жизнь не так предсказуема, как фильмы. В жизни важные и ужасные секреты открываются тебе совсем не тогда, когда ты их ищешь, а совершенно неожиданно, и захватывают тебя врасплох.

Если по правде, я должен признать: через какое-то время заподозрил, что эта странная женщина прознала о моем присутствии на чердаке и прислушивалась ко мне точно так же, как я – к ней. Когда она начала столь же отвратительно петь «Держись, неряха», у меня создалось впечатление, что последнее слово она заменила на «проныру».

24

Несмотря на дождь, я все-таки пошел в общественный центр и вторую половину дня провел за пианино. Дождь заметно поутих, когда я направился домой около пяти часов. Вода больше не выплескивалась из ливневых канав, свежевымытые улицы блестели. Дворники на всех автомобилях двигались на малой скорости, словно уставшие после грозы, водители не жали на клаксоны. Город определенно успокаивался.

В вестибюле я наткнулся на мистера Иошиоку, который вытирал зонт белой тряпкой. Он уже снял галоши и успел их протереть. Он кивнул, даже чуть поклонился и поздоровался:

– Доброго тебе дня, Иона Керк.

– Добрый день, мистер Иошиока.

– День показался тебе достаточно мокрым?

Его улыбка подсказала мне, что вопрос этот он считает хорошей шуткой, и я ответил в том же духе:

– Это хороший день для уток.

– Правда? – переспросил он. – Пожалуй, что да. Хотя я не видел ни одной. А ты?

– Нет, сэр.

– Может быть, даже в дни для уток, – он наклонился, чтобы стереть воду, которая накапала с его зонта на пол, – они остаются в парках, где есть пруды.

Поскольку пол в вестибюле выложили плиткой, а мистер Смоллер регулярно протирал его шваброй в плохую погоду, у меня никогда не возникало и мысли прибраться за собой. Более того, ни у кого из жильцов не возникало, за исключением мистера Иошиока.

Он поднял галоши и сложенный зонт, опять поклонился мне.

– Будем надеяться, что завтрашний день больше подойдет для певчих птиц.

– Будем, – согласился я и чуть поклонился ему, о чем сразу же пожалел, испугавшись, что мистер Иошиока воспримет мой поклон как насмешку, хотя у меня такого и в мыслях не было.

Он начал подниматься на пятый этаж. Я застеснялся из-за того, что приходилось оставлять лужу на полу, и стоял в вестибюле, пока он не преодолел четыре пролета.

В нашей квартире я поставил мокрый зонт в горшок, который держали с этой целью у двери, а галоши – на резиновый коврик рядом с горшком.

К тому времени я уже сообразил, что мистер Иошиока жил в квартире 5-В, аккурат под той, где временно поселилась Фиона Кэссиди, она же Ева Адамс. И подумал о том, что он может стать моим союзником в слежке за этой женщиной.

Моя мама не вернулась домой сразу после окончания смены в «Вулвортсе», поскольку у нее были какие-то дела. Она предупредила, что будет к шести: как раз оставалось время, чтобы переодеться и пойти в «Слинкис».

Днем раньше она приготовила печенье с арахисовым маслом по рецепту бабушки Аниты. В отличие от других печений такого типа, это не было маслянистым и вязким, а, наоборот, крепким и хрустящим. Достав печенье из духовки, она обсыпала все шоколадной крошкой. На горячем печенье шоколад растаял, образовав тонкую корочку.

Печенье мама сложила в глубокую круглую жестянку. Чрезмерно довольный собственной хитростью, я выложил полдесятка на бумажную тарелку, накрыл салфеткой и понес на пятый этаж, чтобы угостить мистера Иошиоку. Благодаря этому подарку надеялся привлечь его к заговору. Полностью нечестными я свои мотивы назвать не мог. Портной мне нравился, и я искренне его жалел, уверенный, так же как все остальные, в трагическом прошлом этого человека.

В нашей жизни случаются исключительно важные моменты, которые нам не удается разглядеть, и их значение мы осознаем лишь по прошествии многих лет. Каждый из нас думает о своем и сосредоточен на этом, а потому мы зачастую слепы к тому, что находится у нас перед глазами.

На пятом этаже, когда мистер Иошиока открыл дверь после моего звонка, я видел перед собой соседа, застенчивого человека, все еще в той самой одежде, в какой он пришел с работы. Он не снял пиджак, не ослабил узел галстука.

Я протянул ему тарелку.

– Их сделала мама. Вам понравится.

Он колебался, не знал, действительно ли я принес ему это печенье.

– Этот продукт твоя мама делает на работе?

– Она испекла это печенье. С арахисовым маслом. Его очень приятно есть с молоком. Но можно и без молока. Если вы не любите молоко, или у вас от него пучит живот, или что-то такое.

– Я как раз готовлю чай.

– Печенье хорошо пойдет и с чаем. С молоком, кофе, без разницы.

Он осторожно взял тарелку.

– Составишь мне компанию за чаем, Иона Керк?

– Да, с удовольствием. Благодарю.

Его туфли стояли на коврике около двери. Носки он еще не снял, но заменил туфли белыми шлепанцами.

– Тебе снимать обувь не обязательно, – добавил он.

– Но я хочу. В вашем доме мне хочется во всем подражать вам.

– Я не поддерживаю все японские традиции. Тебе не придется волноваться из-за того, что есть мы будем, сидя на полу. Я так не ем.

– Мы тоже, – ответил я, когда он закрыл дверь. – И никогда не ели. В смысле такие, как я. Может, когда-то давно, когда они были рабами, может, им не давали мебели, хотя я думаю, что давали. Не роскошную, конечно, не из «Мейсис», а самую простую, грубо сколоченную.

Он улыбнулся и кивнул.

– Я также заверяю тебя, что древняя традиция сеппуку – это не мое. – Увидев, что я таращусь на него, добавил: – Это вежливое слово для харакири.