Тоти Даль Монте - Голос над миром

• Название: Голос над миром
• Автор: Тоти Даль Монте
• Издательство: «Искусство»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Тоти Даль Монте — выдающаяся итальянская оперная певица XX века. Настоящее имя и фамилия — Антониетта Менегелли.

Эта книга, изданная в Советском Союзе, является книгой ее воспоминаний.

«Воспоминания Тоти Даль Монте великолепно отражают эмоциональную, непосредственную натуру артистки, бесконечно преданной своей профессии. Здесь мы не найдем глубокого анализа основ итальянского вокального искусства, методологии певческого мастерства. Да автор и не ставил перед собой подобных задач. Это увлекательный рассказ о жизненном и творческом пути, приведшем певицу к вершинам мировой славы.»

---

— Не откажите в любезности подарить ваш автограф.

В первую минуту я хотела ей ответить, что момент для раздачи автографов совершенно неподходящий, но сдержалась и покорно исполнила просьбу синьоры. На мое горе, остальные заметили маневр моей соседки, и вскоре пришлось раздавать автографы налево и направо. Любители подобных «сувениров» примчались даже из боковых коридоров, и сразу в бомбоубежище поднялась суета. Шум и беспорядок крайне возмутили сторожа убежища, в обычное время курьера местного муниципалитета, о чем свидетельствовал его форменный берет. Блюститель порядка, принимавший очень близко к сердцу свои новые обязанности, не разобравшись, в чем дело, стал ворчать на все лады, что надо покончить с подобным безобразием и пора уже итальянцам перестать паясничать. Многих это так разозлило, что они с грубой бранью набросились на ревностного служаку. От слов спорщики быстро перешли к рукоприкладству, и ссора не обошлась без потасовки.

К счастью, раздался сигнал отбоя, и «битва» тут же прекратилась.

В Генуе исполнение «Травиаты» тоже не раз прерывалось сигналом воздушной тревоги. Столь памятный мне театр «Карло Феличе» был превращен бомбежками в груду развалин, и теперь все спектакли шли в «Аугустусе». А так как воздушные налеты происходили почти всегда вечером, начало спектаклей было перенесено на пять часов дня.

Премьера прошла великолепно, несмотря на все трудности, вызванные войной. После спектакля я вместе с сестрой Леной вышла из театра и направилась к конечной остановке трамвая, курсировавшего от площади Феррари до станции Порто Принчипе. Мы жили в гостинице «Колумбия». О том, чтобы найти такси, в те дни нечего было и мечтать. С трудом нам удалось втиснуться в трамвай, и нас сразу же сдавили так, что нельзя было рукой пошевельнуть. Но и в этой невероятной давке ко мне умудрились пробиться неизменные… охотники за автографами.

Наконец я сошла с трамвая, но спастись от «искателей» автографов не было никакой возможности. Буквально осажденная моими недавними попутчиками, я укрылась в холле гостиницы, но и здесь, к великому изумлению портье и швейцара, они не оставляли меня в покое. Последним ко мне подошел элегантно одетый господин и сказал:

— Синьора, я ехал в одном с вами вагоне и просто восхищаюсь вашим терпением и выдержкой. Совершенно недопустимо, что такая актриса, как вы, выступавшая в спектакле, не щадя своих сил, должна не только трястись в битком набитом трамвае, но и выдерживать осаду этих бесноватых фанатиков. С завтрашнего вечера вас будет ждать у дверей театра мой автомобиль.

К сожалению, я забыла фамилию моего спасителя. Все время, пока я гастролировала в Генуе, меня ждала у театра комфортабельная машина.

* * *

Однажды в антракте оперы «Чио-Чио-Сан» ко мне в артистическую уборную постучал неумолимый Кастельмонте. И хотя в римском оперном театре еще не кончились мои гастроли, настойчивый импрессарио уговорил меня выступить вне программы в падуанском театре «Верди». У меня было несколько свободных дней, и мне не хотелось огорчать отказом моего честного импрессарио, скрупулезно соблюдавшего все условия контрактов. Происходило это зимой, и я выехала из Рима ночным экспрессом в удобном спальном купе. Но в купе было, видимо, слишком жарко, и, прибыв в Падую, я обнаружила, что голос у меня не звучит. Добравшись до гостиницы, я заперлась в номере и легла отдохнуть, надеясь к утру быть в полной «боевой готовности».

Все билеты были проданы заранее, и публика с огромным нетерпением ждала начала спектакля.

Ночь я провела скверно, долго не могла уснуть. Утром попыталась спеть вокализы — полнейшая неудача! Я окончательно потеряла голос. Тогда я вызвала Кастельмонте и сказала ему о случившемся. Бедняга очень расстроился: отмена спектакля ставила его в затруднительное положение, и я от души его жалела. Но, увы, ничего не поделаешь, и я посоветовала моему импрессарио заменить меня другой певицей, сопрано Марией Джентиле, женой дирижера Ротондо, которая в это время была свободна. А так как Джентиле отличалась невысоким ростом, я изъявила готовность одолжить ей мои театральные костюмы.

У бедняги Кастельмонте не было иного выхода, и он скрепя сердце последовал моему совету. Мария Джентиле охотно согласилась меня заменить. Администрация позаботилась немедленно напечатать объявления о моем вынужденном отказе от выступления и о том, что недовольным заменой театр возвратит деньги за билеты.

Однако на этом мои беды не кончились. Полиция заподозрила, что тут кроется какая-то афера, и не поверила объяснениям моего импрессарио. Более того, ревнивые блюстители закона предположили, что я вообще не приезжала в Падую, несмотря на уверения администрации гостиницы, что я значусь в их списках.

И вот в мой номер ворвались двое полицейских. Когда эти синьоры убедились, что я лежу с припарками на груди и почти совсем оглохла, они стали извиняться и позволили Кастельмонте произвести замену. Так в последний момент вконец отчаявшемуся импрессарио кое-как удалось избежать полной катастрофы. Я могла бы рассказать и о других постановках «Травиаты» периода войны, но это увело бы меня слишком далеко.

Хочу привести лишь одну любопытную подробность: почти каждый раз спектакль прерывался сигналом воздушной тревоги в тот самый момент, когда я начинала петь: «Возьми ее, это я в те прежние дни…» Казалось, что слова эти как бы предвещают налет. Стоило мне подойти к этой арии, как меня охватывала дрожь в тоскливом предчувствии воя сирены. Нередко мне приходилось прерывать арию на полуслове и со всех ног мчаться в ближайшее бомбоубежище.

XXXI. Моя любимая Чио-Чио-Сан

Я уже рассказывала о моем удачном дебюте в опере «Чио-Чио-Сан». Но это было в далеком 1918 году в миланском «Театро-лирико». Тогда я тщательно разобрала партитуру вместе с Тито Рикорди, который был уверен, что мне подходят партии как легкого, так и лирического сопрано.

Другие крупные режиссеры и авторитетные критики советовали мне ограничиться репертуаром легкого сопрано и не перетруждать голос. И хотя я следовала их совету, мне все годы хотелось вторгнуться в запретные для меня владения оперной музыки. Конечно, своей славой я обязана прежде всего тому, что оставалась всегда верна репертуару легкого сопрано. Но мне надоело петь одни и те же вещи. Каждый день я должна была упражняться, следить за малейшим изменением в голосе, дабы сохранить певучесть, высокую технику и крепкое дыхание, позволяющее легко брать высокие ноты. Увы, легкое сопрано должно подчиняться железной дисциплине. Так же как балерине полагается ежедневно заниматься у станка, так и горло нуждается в постоянной специальной тренировке. А я жаждала перемены. Меня неудержимо тянуло отпустить вожжи и пустить вскачь душу! И вот в грозные предвоенные годы я задумала вернуться к моей любимой Чио-Чио-Сан.

Впрочем, я думала об этом уже во время турне по Японии. Там я познакомилась с одним знаменитым костюмером. Он снял с меня мерку, мы вместе выбрали нужные цвета, и любезный японец пообещал скопировать для меня знаменитые кимоно Кабуки, причем уверял, что пришлет их при первом моем требовании. И я еще больше укрепилась в своем желании спеть партию Чио-Чио-Сан.

Мечта сбылась в начале 1939 года.

И на этот раз мой дебют состоялся за границей, в Швейцарии. Мне представилась возможность выступить в театре города Берна, куда вскоре прибыли два ящика костюмов, заказанных мною у прославленного токийского костюмера. Все из шелка с чудесной вышивкой, ну просто загляденье!

Но я совершенно растерялась, глядя на все эти кимоно, халаты, ленты, повязки, сандалии, парики, шпильки, зонтики, веера — непременную принадлежность весьма сложного японского наряда. Хотя я крайне внимательно рассматривала одежду японских актрис в театре кабуки и ноо, получив все это богатство, я просто не знала, как к нему подступиться. К каждому предмету одежды была прикреплена объяснительная записка, но, увы, на японском языке.

Не растерявшись, я позвонила в японское посольство в Берне и попросила выручить меня. Посольство немедленно прислало весьма милую даму, которая перевела эти таинственные надписи и даже вызвалась помочь мне одеться перед спектаклем. Словом, мне опять повезло.

Без помощи любезной японки я вряд ли разобралась бы в тонкостях красочных восточных нарядов, и пришлось бы выписать из Милана костюмы, обычные для наших постановок «Чио-Чио-Сан». Успех спектакля был огромным, и я безмерно радовалась, что наконец-то могу отдаться со всем пылом новой роли.

Нежное и наивное создание, Чио-Чио-Сан после первого действия предстает перед зрителем тоскующей, верной своей мечте женщиной. Но вот наступает прозрение и гибнут последние иллюзии. В конце оперы это гордая, потерявшая всякую надежду на счастье мать.