Тоти Даль Монте - Голос над миром

• Название: Голос над миром
• Автор: Тоти Даль Монте
• Издательство: «Искусство»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Тоти Даль Монте — выдающаяся итальянская оперная певица XX века. Настоящее имя и фамилия — Антониетта Менегелли.

Эта книга, изданная в Советском Союзе, является книгой ее воспоминаний.

«Воспоминания Тоти Даль Монте великолепно отражают эмоциональную, непосредственную натуру артистки, бесконечно преданной своей профессии. Здесь мы не найдем глубокого анализа основ итальянского вокального искусства, методологии певческого мастерства. Да автор и не ставил перед собой подобных задач. Это увлекательный рассказ о жизненном и творческом пути, приведшем певицу к вершинам мировой славы.»

---

Бенасси был натурой беспокойной. Он всегда что-то искал, к чему-то стремился. Хотя как драматический артист он достиг завидных успехов, он через всю жизнь пронес мечту о карьере певца. Обладатель приятного, но не очень сильного тенора, Бенасси в юности пытался стать оперным певцом и буквально сходил с ума от «Искателей жемчуга», «Любовного напитка», «Манон Леско», «Вертера», где были подходящие для его голоса партии. Незабываемым событием в театральной жизни явилась осуществленная Бенасси в 1946 году постановка «Вертера» с Тальявини в заглавной роли. Эта режиссерская работа Бенасси отличалась продуманностью и была овеяна духом подлинного романтизма.

Из всех моих друзей и советчиков я особенно выделяю Мемо Бенасси еще и потому, что его своеобразные по форме указания и бескомпромиссная критика были для меня просто бесценными. А о его постановке «Вертера» я вспоминаю и по той причине, что все репетиции происходили у меня в доме. Те, кто знал Мемо, наверно, уже поняли, что он перевернул все вверх дном и в доме происходили «битвы» и «геройские схватки». Тальявини, Тассинари и остальным певцам пришлось подчиняться его беспощадной тирании. Досталось от неутомимого Мемо и художникам-декораторам.

Но вернемся назад, к моим выступлениям сразу после разрыва с Энцо Де Муро Ла Манто.

Тысяча девятьсот тридцать третий год. 28 февраля в «Ла Скала» состоялся один из самых памятных спектаклей «Риголетто» с моим участием. Дирижировал Франко Гионе, один из молодых тогдашних маэстро, выдвинувшийся за последние годы. Тосканини к этому времени уже пришлось эмигрировать. Моими партнерами были Бениамино Джильи и Бенвенуто Франчи.

Успех превзошел все ожидания. Достаточно сказать, что 5 марта кассовый сбор побил все рекорды, составив двести тридцать тысяч лир, то есть примерно нынешних двести миллионов. После спектаклей в «Ла Скала» я выступила в Королевском театре Турина, где шла «Линда де Шамуни». Кроме меня в состав труппы входили восходящая звезда тенор Манурита, уже приобретшая известность Эбе Стиньяни, баритон Строччари, бас Ригетти. И здесь нас ждал настоящий триумф. В «Линде» тоже есть сцена безумия, правда, не столь выигрышная, как в «Лючии ди Ламмермур», но, на мой взгляд, более проникновенная в своем трогательном реализме. Поэтому я репетировала эту сцену с особой тщательностью.

Через несколько недель я вернулась в «Ла Скала», где ставили «Лючию». Моим партнером был Тито Скипа. Он тоже выступил с огромным успехом, и как раз тогда он и совершил свой на редкость благородный поступок, о котором я рассказывала в предыдущей главе. Несколько дней спустя мы перебрались в Геную и здесь, в театре «Карло Феличе», «Лючия» также завоевала сердца зрителей. На этот раз грандиозный успех я разделила с несравненным Пертиле.

Я могла бы еще долго перечислять мои успешные выступления в том памятном 1933 году, но мне не хотелось бы отягощать книгу чрезмерно подробной хронологией. Отныне я ограничусь передачей более серьезных и важных событий моей артистической жизни.

Знаменательным событием, по крайней мере для меня, был вечер памяти Барбары Маркизио в годовщину пятнадцатилетия со дня ее смерти. 31 октября 1934 года в консерватории Неаполя, где Барбара Маркизио много лет возглавляла кафедру пения, состоялся торжественный концерт, в котором я была счастлива принять участие. Приглашенная также Роза Райза не смогла выступить, так как гастролировала за рубежом.

Концерт оставил неизгладимое впечатление у каждого. Я исполнила все те арии и песни, которые когда-то разучивала под руководством моей замечательной наставницы, и в моем голосе звучало неподдельное волнение. Меня проводили бесконечными аплодисментами, но в глубине души я понимала и чувствовала, что они предназначаются ей, великой Барбаре Маркизио.

Почти весь следующий год я провела в непрерывных заграничных турне. Моим неизменным партнером был мой искренний и дорогой друг баритон Монтесанто.

В сентябре после выступления в Ассизи, у могилы святого Франциска Ассизского, я вернулась в «Ла Скала» и спела главную партию в опере «Сомнамбула». А затем концерт в парижском зале «Плейель». И хотя здешние меломаны славятся своей исключительной придирчивостью, публика приняла меня с энтузиазмом.

После Парижа — Вена. В «Штатс-театре» я успешно выступила в «Сомнамбуле» и «Севильском цирюльнике». Эти же две оперы с моим участием шли и в Будапеште. Каждый раз после спектаклей мне приходилось давать сольный концерт. Казалось, зрители никак не могли наслушаться моего пения. Такие концерты очень утомляли меня, потому что я ни разу не уходила, не спев на «бис» бесконечное число вещей. Обычно эти концерты заканчивались прямо-таки истерическими проявлениями восторга.

Я просматриваю мои дневники и нахожу записи о новых выступлениях в Будапеште, Барселоне, Париже, Лондоне, Осло, Праге, Вене, опять в Лондоне и Будапеште. И, наконец, в… Падуе, где мой концерт состоялся в необъятном зале старинного Палаццо делла Раджоне.

Приятные воспоминания сохранились у меня о повторном выступлении в двух дунайских столицах. Наступило лето, и мне не терпелось вернуться домой, в Барбизанелло, и вновь обнять дочурку, которую я не видела уже целый месяц. Желание поскорее увидеть дочку было столь непреодолимым, что я решила отправиться из Вены в Барбизанелло на… машине. Пятнадцать часов езды, а может и больше, по нелегкой дороге. Подлинное безумие!

Напрасно Монтесанто пытался разубедить меня. Я сказала, что, если он не хочет меня сопровождать, поеду одна. В конце концов он примирился с неизбежностью, и мы тронулись в путь.

Выехали мы рано утром и, словно беззаботные туристы, наслаждались пейзажем. Но после Земмеринга дала себя знать усталость. Монтесанто, видимо, надеялся, что уж теперь-то я соглашусь остановиться на ночь в Клаген-фурте, Виллахе или, на худой конец, в Тарвизио. Но где там! Я уперлась на своем и стоически боролась с нарастающей усталостью. Миновав границу, я почувствовала, что ужасно хочу есть, но все еще не сдавалась. Однако Монтесанто просто умирал от голода и, не переставая, ворчал, получив могучую поддержку в лице шофера и нашего аккомпаниатора.

— Ну хорошо, — согласилась я. — Давайте остановимся в первом же местечке на нашем пути и перекусим. Но учтите, больше никаких остановок до самого Барбизанелло.

Первым таким пунктом оказался Понтебба. Было уже двенадцать часов ночи, и в уснувшем безлюдном городке царила полнейшая тишина.

Добравшись до центра, мы увидели маленький ресторанчик. Через неплотно закрытые ставни пробивался слабый луч света. Мы остановились, вылезли из машины и буквально ворвались в помещение. За большим столом пятеро мужчин играли в карты и грелись у очага.

К нам подошли хозяин ресторанчика и совсем молоденькая служанка. Они были слегка удивлены столь поздним визитом.

— Дайте нам что-нибудь поесть! И поскорее! — воскликнула я притворно строго.

Хозяин ресторана озадаченно воззрился на меня, почесал затылок и пробормотал:

— Но… понимаете… печь давно потухла… Уже поздно… ресторан закрыт. Мне очень жаль… но…

— Да полно вам, — возразил Монтесанто. — Мы не требуем от вас деликатесов, ну, скажем, жареных мозгов и всяких паштетов. Тащите, что у вас есть: какую-нибудь колбасу, сыр, хлеб и вино!.. Поймите, мы зверски проголодались.

— Ну, коль так, садитесь.

Мы уселись за стол, и юная служанка спросонья, буквально валясь с ног, принесла нам вина, хлеба, большущий кусок сыра, нарезанную ломтями ветчину, показавшуюся нам необыкновенно вкусной. Хозяин принялся готовить на тлеющих углях грандиозную яичницу. Игроки отложили карты и стали разглядывать нас с живейшим интересом, обмениваясь вполголоса своими впечатлениями.

— Ну конечно… Ручаюсь, это Тоти… Точно… та самая. Тоти Даль Монте.

Наконец служанка, протягивая мне сыр, отважилась громко спросить:

— Правда, что вы — Тоти Даль Монте?

Я улыбнулась и пригласила всех за наш стол. Весьма смущенные и до неловкости церемонные понтеббцы подсели к нам. И сразу же посыпались вопросы: один слышал меня в Удине, другой — в Триесте, третий — по радио…

Когда мы разделались с яичницей, с фатальной неизбежностью наступил момент раздачи автографов. Из-за отсутствия какой-либо бумаги мы с Монтесанто поставили свои подписи на игральных картах.

За первой бутылкой вина последовала вторая, затем третья, без числа произносились тосты, но в конце концов нам все же пришлось распрощаться с этими простыми, гостеприимными людьми.

Но тут вернулся шофер и объявил, что бензина не хватит даже до Удине.

Двадцать пять лет назад бензоколонки встречались далеко не так часто, как теперь. Хозяин ресторанчика сказал, что в Понтеббе есть бензоколонка, но ее владелец наверняка спит сладким сном. А где живет этот человек, трактирщик не знал. Но нам любой ценой надо было его отыскать и привезти. Один из наших собеседников пообещал «раздобыть» драгоценного хозяина бензоколонки — ему был известен его адрес.